Дикарка для Хулигана

Глава 38

Терпеть не могу неожиданности

Кажется, что даже уснуть не успеваю, как на мобилу звонит отец и "просит" приказным тоном, чтобы я через пол часа спустился в ресторан на завтрак.

Откидываю одеяло и свешиваю с постели ноги. Растираю ладонями лицо. Запустив пальцы в волосы, опираюсь лбом на руки.

Добрую половину отведённого для сна времени мне снились кошмары. Сначала я вернулся в ту ночь, которая стала самой ужасной в моей жизни. Потом встреча с Артёмом. Вот только брат не желал меня видеть. Он не хотел иметь ничего общего с тем чудовищем, которым я стал. Сказал, что никогда не простит мне того, что я превратился в такого же, как отец. И как вишенка на торте, новый сон, в котором я душил Диану, а она плакала и умоляла меня остановиться. Но я не остановился.

Весь набор кошмаров, сука! Получите, распишитесь.

Меня передёргивает. По вискам и спине скатываются ледяные липкие капли пота. Пальцы заражены нервной дрожью. Судорожно сгребаю в них волосы и дробно выдыхаю. Тяжело сглатываю, ощущая, как дёргается кадык. Мотор до сих пор колотит то где-то в животе, то в глотке. Его стук настолько корявый, что я начинаю подумывать, что у меня проблемы с сердцем.

Борясь с желанием позвонить Ди, иду в душ. Не хочу, чтобы она поняла, как мне дерьмово. Да и Дианка хотела сегодня поспать подольше. Она сильно выматывается. Я давно привык к ночной жизни, но Дикарка не может проводить ночи за книжками и тетрадями. Если она не переедет ко мне в ближайшем будущем, то придётся что-то придумать, чтобы проводить время вместе, но при этом не учиться по ночам. Да и пробежки стоит перенести на вечер. Эти ранние подъёмы уже и меня подкашивают.

Несмотря на то, что вода и так горячая, выкручиваю вентиль на максимум, стараясь избавиться от сковавшего внутренности и сердце льда.

Я не такой, как отец. И я не монстр, которым во сне называл меня брат. Уже нет. Ни за что на свете я не сделаю Дианке больно. Даже эти игры с придушиванием придётся прекратить, пусть Ди это и нравится. Никакого садизма в любом его проявлении. Хватит. Я стану лучше. Ради своей аномальной Дикарки и нашего общего будущего. Ради семьи, которую мы создадим. Ради новой жизни. Ради малышей, которые у нас будут.

Понимаю вдруг, что готов жениться хоть завтра. Тормозит только то, что мы вместе всего две недели, и Ди ещё явно не готова.

Обжигающе-горячая вода не греет, но от этих мыслей становится теплее. Чувствую, как ночные кошмары медленно рассеиваются и сорванное дыхание выравнивается. Мотор входит в обычный размеренный ритм ударов.

Выключив воду, слышу телефонный звонок. Ответить не успеваю, но сразу же перезваниваю.

— Доброе утро, Дикарка. Выспалась? — выталкиваю с улыбкой.

— Привет, мой любимый Хулиган. — отбивает хриплым шёпотом.

— Что у тебя с голосом? Заболела?

Она прокашливается и сипит:

— Нет, Коть, не заболела. Только проснулась. А ты давно встал?

— Минут пятнадцать назад. Уже душ принял. Сейчас пойду на пытку к отцу под названием завтрак. — рассекаю хмуро, но тут же сменяю тему. — Какие планы на сегодня?

— Как всегда. Пробежка, помогу маме с обедом, учёба, а вечером хотим прогуляться с Ликой.

Пока слушаю Ди, натягиваю классические серые брюки и застёгиваю белую рубашку. Взглянув на своё отражение, морщусь. Терпеть не могу классику. Какой мудак придумал дресскод?

Озвучиваю это Дианке, и она хохочет.

— Пришли мне фотку. — сечёт между приступами смеха. — Хочу на тебя посмотреть.

— Не стоит. — буркаю, но всё равно щёлкаю своё отражение.

— Ну, Его-орчик. Ну-у, пожа-алу-уйста. — тянет нараспев.

— Только если и ты мне скинешь.

Конечно же, она присылает мне селфи, где она лежит в постели в том, что она продолжает упорно называть пижамой. Соски чётко выделяются под тонкой тканью, на что член реагирует мгновенно. Раздроблено вдохнув, поправляю эрекцию и натягиваю пиджак. Только подходя к столику, за которым сидит отец, прощаюсь с Дикаркой.

— Всё, Котёнок. Позвоню тебе, как будет передышка. Люблю.

— И я тебя люблю.

— Утречко. — выбиваю бодро, но без улыбки.

Харе уже этой фальши.

— Ты опоздал. — скрипит папаша вместо приветствия.

Закатив глаза, занимаю место напротив.

— Главное, что ты всегда вовремя, а моё время не считай. Сам разберусь.

— Обнаглевший сопляк. — бросает как бы между прочим, чем вызывает у меня ироничную ухмылку.

— Пошёл ты, папа. — выплёвываю, отхлёбывая кофе.

Этот завтрак ещё сильнее укрепляет моё решение, что поездка на конференцию будет нашим последним совместным времяпрепровождением. Хватит уже себя топить. Я больше не один. У меня есть Дианка. Самый светлый человек на свете. Мой человек.

Во время конференции всё внимание обращаю в слух. Делаю некоторые пометки и записи о статьях, которые собираюсь прочесть и сайтах, которые стоит изучить.

Минут за десять до перерыва мне прилетает месседж от Дикарки. Едва взглянув на него, шумно сглатываю, привлекая внимание и неодобрительные взгляды сидящих по соседству. Прикрыв рот ладонью, прокашливаюсь и выпиваю несколько больших глотков воды.

Как только заканчивается доклад Кемеровского нейрохирурга, выбегаю из конференц-зала в первых рядах. Забыв о том, что утром кроме кофе так ничего и не съел, поднимаюсь в номер, на ходу набирая Дианку.

— Да, Егорчик. — тянет томно, явно в продолжение фотографии.

— Блядь, Дикарка, ты совсем рехнулась мне такое присылать? — рычу, вытягивая сигареты.

— Какое?

Перед глазами чётко вижу Ди, непонимающе хлопающую ресницами. Вот только ехидная улыбка даёт ответы на все вопросы.

— Я вообще-то сижу в середине ряда.

— Только не говори, что это кто-то видел. — тут же сбавляет обороты.

Выдав ухмылку, докуриваю в считанные секунды и выхожу с балкона.

— Надеюсь, что нет. Не хотелось бы, чтобы какой-то старый озабоченный извращенец дрочил на прелести моей девушки.

— Егор… — сипит еле слышно.

— Да, Дикарка. Дрочить на них только я имею право. Ты сейчас одна?

— Да.

— Включай камеру и раздевайся.

— Егор! — это уже возмущённо.

Растягиваю рот шире и дёргаю ремень на брюках.

— А ты какой реакции ждала, отправляя мне фотку, где из одежды на тебе… нихуя?

Кроме волос, которые прикрывают её тело только частично. Фотка была из её спальни. В зеркале в полный рост. Чёрные волосы перекинуты вперёд, пряча часть груди и лобок, но всё остальное на обозрение. Ввиду отсутствия у нас нормального секса, мне хватает даже её снимков в пижаме или нижнем белье, которые она присылает мне ночами. Обычно рукоблудством я не занимаюсь, но сегодня сносит.

Стянув боксеры, падаю спиной на кровать и наблюдаю, как Дикарка облокачивает телефон на подушку и сползает с постели, оттопырив задницу в трикотажных ярко-зелёных шортах. Сжимаю член у основания и медленно веду к головке.

Усиливаю давление и опускаю обратно, пока девушка, виляя бёдрами, избавляется от одежды.

Блядь, в ней пропадает стриптизёрша. То, как эротично она спускает шорты… Как сексуально стягивает футболку… Как подпрыгивает при движениях грудь… Как длинные пряди цепляются за торчащие соски…

Ускоряю движение руки, понимая, что много времени мне не надо. Дианка заползает обратно на кровать и берёт мобилу.

— Хочу видеть, как ты дрочишь. — выписывает полушёпотом, переключая на заднюю камеру.

— Бля-я-дь… — тяну хрипло, глядя, как она опускает руку к промежности и нарезает круги на покрытым влагой клиторе.

Совсем моя Демоница осмелела. Неделю назад отказывалась это делать, а сейчас смело наяривает на камеру.

Двусторонне сбивается дыхание. Её пиздая грудь резко поднимается и опадает, когда и я переключаю с фронталки.

Сосочки морщатся и вытягиваются вверх. Представляю, как всасываю их в рот и облизываю. До боли сжимаю эрекцию. Чувствую её вкус на языке. Тяжёлое рваное дыхание на губах и шее. Ощущаю дрожь тела на своей коже. А может это моя собственная?

Не знаю, что там с сексом по телефону, но секс на камеру вставляет определённо. Динамик не передаёт всей полноты и яркости её стонов, но я и так наизусть помню каждый из них. Она почти достигла оргазма.

Блядь, как же я хочу заменить её руку своей. Чтобы мои пальцы блестели и утопали от обилия её нектара. Хочу вкусить её. Облизать каждый миллиметр. Сжать тонкую талию. Закинуть стройные ноги, на которых сейчас подгибаются пальчики, на плечи. Я до безумия хочу засунуть в неё член, который ноет и болит, требуя разрядки.

Закусив губы, кончаю в тот самый момент, когда Дикарка сжимает зубы, а её глаза закатываются. Пока протяжно стону, она громко выдыхает и переворачивается на живот.

— Я сошла с ума. — сипит, прикладывая ладони к горящим щекам.

Я ухмыляюсь в ответ, всё ещё стараясь собрать мысли и слова в кучу.

— Не ты одна, Дикарка. — высекаю хрипом.

Прочищаю горло, кайфуя от её пунцовых щёк и залитой стыдом груди.

— Не знаю, что на меня нашло. Просто я скучаю по тебе. Сегодня мы впервые за две недели не увидимся, и у меня явно поехала крыша.

Всего день вдали от неё, но и меня на части растаскивает от желания быть рядом. Да что за херень такая? Уже бесит эта зависимость. Но хочу ли я от неё избавиться? Один взгляд на мою Дианку, и сразу посрать становится на всё.

— Ничего, Котёнок. Завтра я уже буду дома. Только больше никаких провокационных фоток.

Она смеётся и соглашается. Весь перерыв проводим с ней за разговорами, поэтому к окончанию конференции я злой, голодный и чертовски уставший. Но ничего из этого не мешает мне рвануть в Петрозаводск, как только закидываю в рот салат и заливаю две чашки экспрессо.

Как раз к утру доберусь домой. Пара часов на сон и поеду в дом Диких, чтобы наконец рассказать семье Дикарки, что я и есть тот самый загадочный парень. Затягивать дольше нельзя, иначе проблем насобираем ещё больше на свои сумасшедшие головы.

— Мы должны выезжать завтра днём. — бухтит отец, когда объявляю ему о своих планах.

— Я никому ничего не должен. Я выезжаю через пол часа. Можешь или ехать со мной, или оставаться здесь и завтра возвращаться хоть поездом, хоть самолётом, хоть пешком.

— Так не терпится? — бросает ехидно.

Гадать, о чём он, конечно же, не приходится.

— Мне то потерпится, не волнуйся. Но вот станет ли терпеть твоя будущая жёнушка? — возвращаю "любезность", подтянув вверх правую бровь и уголок губ.

Наблюдая за тем, как морда отца краснеет от злости, не сдерживаю удовлетворения, отражающегося на лице.

Схавай и подавись, папочка.

Раньше я предвкушал, как и он, и Ирка поймут кто есть кто, но теперь похеру. Впрочем, я не упускаю ни единой возможности его уколоть. Слабая месть. Но его любовь к контролю, репутации, внешнему лоску и чужому мнению — самая большая слабость отца. Ничего не сделает ему больнее, чем пострадавшее самолюбие. Ему похеру, если жена будет с кем-то трахаться, но вот если эта информация просочится в свет, его это убьёт. Так же, как и уход Артёма.

Он бесился не из-за этого, а из-за того, что ходило много слухов о том, что же случилось в семье Северовых. В итоге папаша выкрутился, полив дерьмом своего сына, чтобы спасти собственную репутацию. Заявил, что старший сын его разочаровал, подсев на наркоту. Что он набросился на родного, любящего папочку с ножом, потому что тот хотел ему помочь.

До сих пор не понимаю, как я мог спокойно это жрать, зная правду. Единственное, на что был тогда способен, отказаться участвовать в этом бредовом фарсе его воспалённой фантазии. Но тогда и мне доставалось нехило не только кулаками, но и словами. Кем я только ни был… И слабаком, и трусом, и предателем, и сопляком, и ошибкой природы, и вообще не должен был рождаться.

А ведь всё же стерпел. Отключился от всего и больше был на какого-то шизофреника похож, которому на весь мир похеру. Жил прошлым. Жил вымышленным. Жил в нереальном мире. Сбегал от действительности. Прятался в мечтах. Скрывался в фантазиях. А потом… Потом обозлился на весь мир. Сам не заметил, когда начал превращаться в копию чудовища, которого ненавидел всем своим существом, каждой клеткой организма. Эта ненависть горела во мне днём и ночью, подпитывая нарастающую кровожадность, пока не сделала из меня то, чего я так боялся.

В конечном итоге, через пол часа папаша всё же залезает в тачку. Чтобы не слышать его вечное недовольство, накручиваю музыку. Как только тянется к магнитоле, чтобы сделать тише, прибиваю его тем взглядом, который он каждый день видит в зеркале.

— Если ты сейчас сболтаешь звук, то мы расхерачимся, потому что музыка не даёт мне уснуть. — шиплю, когда он делает новую попытку сбавить громкость. — Или терпи, или ночь проведём в тачке посреди дороги.

Дианке я не сказал, что еду домой, чтобы устроить сюрприз. Впрочем, не только ей, но и всему семейству Диких.

Когда время переваливает за полночь, а загородная трасса пустеет до единичных машин, выпиваю банку холодного кофе, захваченного на заправке. Однотонный пейзаж из леса и нескольких селух утомляет, но я продолжаю упрямо сокращать километры, отделяющие меня от Дикарки.

По встречке летит тачка, слепя дальним светом. Врубаю ответку, но мудак за рулём продолжает моргать в каком-то знакомом ритме. Скручиваю громкость до нуля и понимаю, что и фарами, и сигналкой он маячит: SOS.

Выжимаю сцепление и бью по тормозам. На влажной дороге бэху заносит, но я быстро выравниваю её под проклятия отца.

— Ты видел? — поворачиваюсь на него, а потом перевожу взгляд на виляющую и крутящуюся на дорожном полотне машину. Даже если до этого помощь и не нужна была, то теперь точно понадобится. — Надо помочь.

Переключаю на заднюю передачу и еду к тачиле.

— Что же там могло произойти? — задумчиво чешет подбородок.

Впрочем, должен отдать папаше должное, как человек и отец он — полный ноль, но врач всё же ответственный и всегда готов помочь.

Как любит говорить Диана — парадокс.

Из машины выскакиваем одновременно и бежим к чёрному седану, на ходу перебрасываясь догадками. Водительская дверь с грохотом распахивается, и оттуда буквально вываливается полуголая девушка. Под слоем грязи и крови невозможно не только увидеть раны, но и цвет волос не разобрать. Но вот нож в ноге, окровавленная водолазка, которой перетянуто бедро, и потёки крови говорят о том, что если сейчас же ничего не сделать, то девчонка долго не протянет.

Она умудряется указать глазами на рану. Шевелит бело-синими губами под слоем запёкшейся крови, но кроме хриплого дыхания, стонов и всхлипов ничего не выдаёт. Глаза закатываются, и она падает на землю. Бросаюсь вперёд и успеваю перехватить, пока она не добила себя ударом.

Отец опускается рядом на колени и осматривает рану на ноге, пока я инспектирую разбитое лицо и голову.

— Судя по всему, её кто-то избил. Причём жестоко. Голова пробита. Скорее всего, сотрясение. И вся левая сторона лица в месиво. — констатирую, стараясь не сосредоточиваться на эмоциях. Сглатываю, проталкивая застрявший в горле ком. Ощупываю рёбра, и девушка стонет. — Рёбра тоже сломаны.

— Это всё мелочи. — холодно рубит отец. — У неё бедренная артерия перерезана. Надо перевязать ей голову и наложить жгут на ногу, а потом ехать в нашу больницу.

Осторожно передаю её отцу и бегу за аптечкой. Хорошо, что в этом плане я никогда не пренебрегаю правилами. Всего с запасом и даже больше.

— Дай мне бинт, вату и противовоспалительное. Жгут наложишь?

— Справлюсь. — отсекаю, передавая ему всё запрошенное.

Как только перетягиваю бедро, бегом возвращаюсь в машину и притаскиваю бутылку воды. Отец приподнимает её голову и проталкивает между губ таблетку. Я заливаю ей в рот воду. Девушка давится, но в себя не приходит. На всякий случай вкалываю блокаду¹ рядом с ножом. Вынимать его нельзя, потому что на месте артерию не зашьёшь, и она истечёт кровью раньше, чем мы погрузим её в машину.

Беру её на руки.

Блядь, она лёгкая, как пушинка. Хрупкая, как фарфор. И холодная, как лёд.

Отец запрыгивает на заднее сидение, и я передаю ему девушку. Срываю куртку и накрываю её синее от холода и синяков тело. Укутываю поплотнее и заскакиваю на водительское. Как только начинаю выкручивать руль, чтобы вернуться в Питер, папаша тормозит меня.

— Езжай в нашу больницу.

— Она столько не проживёт. В город вернуться проще.

— Среди ночи на месте может не оказаться хирурга, который справится с такой раной. Я сам её зашью, но мне необходимо моё оборудование и мои люди.

Доводов пусть и мало, но они весомые.

Пока безбожно превышаю скорость и нарушаю все возможные правила дорожного движения, собираю штрафов не на один десяток тысяч, но мне похую. Я не могу позволить этой девчонке умереть.

Бросаю короткий взгляд в зеркало заднего вида, и меня ощутимо передёргивает. На какое-то мгновение я увидел в ней Дианку. Успел подумать, что если бы что-то случилось с моей любимой Дикаркой, то я бы не хотел, чтобы её подобрал человек, который не сделал бы всё, чтобы её спасти. К тому же у неё наверняка есть тот, кому она дорога. Тот, кто ждёт и верит, что она вернётся.

Тогда ещё я не знал, как всё обернётся, но делал всё, чтобы она выжила. Рискуя вылететь с трассы на такой скорости, постоянно тянулся к ней глазами. Те части тела, которые не укрыты курткой и не расцвечены кровью и синяками, становятся всё бледнее. Её начинает трясти и колотить. Тело подпрыгивает, но отец крепко её удерживает.

При лампочке, которая светит с потолка, я наконец могу разобрать, что она блондинка. А ещё при виде её сердце почему-то сжимается и жалобно скулит, а мысли возвращаются к брату. Возможно, потому, что когда я в последний раз его видел, он выглядел примерно так же.

— У неё шок. — безэмоционально сечёт отец.

— Я выжимаю максимум. Стрелка лежит. Ещё немного, и движок закипит. В аптечке есть ещё одна блокада.

— Остановись. Вколю.

Послушно выжимаю тормоз и за тридцать секунд приговариваю сигарету. Меня такой адреналин сейчас ебёт, что о сне и усталости я забыл напрочь.

Снова смотрю на бледную, как смерть деваху и кусаю губы в кровь. Я думал, что Дианка хрупкая, но эта девочка кажется совсем ребёнком. Будто в ней килограмм тридцать пять. Белая, почти прозрачная кожа, на которой красно-чёрно-синие пятна буквально светятся. У неё не только на лице, но и на всей левой половине тела нет ни миллиметра, не покрытого ранами.

Какая же мразь могла такое сделать? Сколько ей лет? Пятнадцать хоть есть? За что с ней так? Её изнасиловали? Это сделал один человек или несколько? Успеем ли мы довести её до больницы живой? Поможет ли ей операция? Выживет ли она? Сможет бороться? Кто она? Откуда? Ищут ли её? Какие внутренние органы повреждены? У неё отбиты почки, селезёнка, печень? А что, если у неё внутренние кровотечение?

И это только тысячная часть вопросов, которые вертятся в моём мозгу, пока пролетаю мимо лесов, сёл, полей, когда лечу по городу, не замечая запретительных знаков и сигналов светофора. Дорогу преодолеваем всего за час с небольшим, хотя должны были ехать ещё почти четыре часа. И вот дежурная бригада перекладывает её на носилки и закатывает в здание больницы.

Дрожащими пальцами выбиваю из пачки сигарету и стараюсь щёлкнуть зажигалкой, но отец выдёргивает у меня изо рта табачку.

— Какого?!

Закончить не успеваю, как он коротко ставит меня в известность:

— Я займусь девушкой, но на посту только медсёстры и дежурный хирург. Будешь мне ассистировать. Сначала зашьём артерию и сделаем переливание крови, пока она не окочурилась от её потери. — расписывает, пока шагаем по коридору к операционной. — Потом необходимо сделать КТ, МРТ, рентген и УЗИ, чтобы понять, есть ли у неё повреждения внутренних органов и сотрясение мозга.

На автомате скидываю пропитанные кровью вещи и переодеваюсь в отцовскую одежду. Мою руки и лицо. Натягиваю халат, бахилы, шапочку, перчатки, ощущая себя каким-то инопланетянином.

К тому моменту, как вхожу в операционную, девушка уже лежит на столе раздетая. Оказывается, кровоподтёками покрыта даже левая нога и половина спины. Прикрываю веки и шумно гоняю кислород, когда замечаю на её безымянном пальце помолвочное кольцо с зелёным камнем. Значит, у неё есть жених. Парень, который любит её настолько, что готов связать с ней свою жизнь. И ей точно больше пятнадцати, пусть и выглядит совсем ребёнком.

Я должен сделать всё, чтобы вернуть её ему.

Операция длится почти десять часов. Кровь льётся рекой. Сломанное ребро. На двух трещины. Сотрясение. Рассечённая бровь. Пробитая голова. Удивительно, но все внутренние органы целы. Только ушиб лёгкого, но не критичный.

Всю ночь и утро я бегаю следом за каталкой, отслеживаю показатели, передаю необходимые предметы, накладываю гипс, обрабатываю раны на лице, смываю кровь, промываю порезы и, когда все расходятся, держу ледяную руку.

Натягиваю обратно кольцо, которое сняли перед началом операции. Смотрю на неё, ощущая, как по нутру растекается холод. Она впала в кому ещё до того, как мы добрались до больницы. И не факт, что она сможет выкарабкаться. Мы даже имени её не знаем. При ней не было ни документов, ни телефона. Как сообщить её родным?

Смотрю на её лицо и будто что-то знакомое проскальзывает, но никак не могу понять, видел ли я её раньше. Если она миниатюрная блондинка, то я мог её ебать в пьяном угаре, но обычно я запоминаю лица, а её точно мне не знакомо. Но тогда почему? Что же в ней такого, что за сердце цепляет?

— Живи. Живи, пожалуйста. Я больше не хочу видеть, как умирают люди. — прошу тихо, крепче сжимая разбитые пальцы.

Она отбивалась от того, кто сделал с ней это. Костяшки на обеих руках разбиты. Левое запястье и пальцы сломаны, но учитывая наручники на правой руке, скорее всего она сломала их, когда выдёргивала.

— Живи. Ты же боролась за жизнь, так не сдавайся теперь. Живи.

Закрываю глаза и слышу крик мужчины, которому сказали, что его жена умерла. Я больше не хочу никогда этого слышать. Знаю, что при моём выборе профессии это невозможно, но почему-то во мне горит желание, чтобы именно она выжила.

Устало поднимаюсь и снимаю окровавленные шелестящие вещи. Умываюсь ледяной водой и растираю ладонями лицо. Смотрю на своё отражение и понимаю, что в таком виде ехать к Диане не самая лучшая идея, но я должен её увидеть. Прямо сейчас. Убедиться, что с ней всё хорошо, пусть и понимаю, что она дома, живая и здоровая. Уже писала и звонила.

Под глазами чёрные круги и "мешки". Белки испещрены красными нитками кровеносных сосудов. Руки до сих пор дрожат. От усталости и недосыпа с трудом соображаю, что делаю.

Отец уехал домой, а я везу в химчистку бэху. Чтобы не задавали вопросов, накидываю пару купюр сверх ценника и говорю, что сбил собаку. Похеру. Меня здесь знают, в ментовку звонить не станут. К тому же папаша сам должен их оповестить.

Вызываю такси и еду в дом Диких. Даже если в сборе всё семейство, мне насрать. Больше я не стану скрывать от Ди свои слабости. Не хочу, чтобы она волновалась. Расскажу всё как есть.

Нажимаю кнопку звонка у ворот, и всего через минуту они распахиваются. Дианка смотрит на меня с шоком и беспокойством. Оценивает отцовские шмотки, которые я так и не переодел. Сумка с моими вещами осталась в бэхе. Цепляется за воспалённые глаза и бросается на шею.

— Что случилось, Егор? — шепчет с паникой, сжимая пальцы на затылке.

Обнимаю в ответ, прибивая к себе как можно крепче.

— Я скучал по тебе, Дианка. Очень. Очень скучал. — хриплю безотчётно. — С тобой всё хорошо. Всё хорошо…

Сам не понимаю, что несу. Вторые сутки без сна, стресс, спад адреналина наконец начали нагонять и давать о себе знать. В глаза словно песка насыпали. Конечности кажутся нереально тяжёлыми. Всё тело лижет адское пламя. По спине скатываются капли пота, насквозь пропитывая рубашку.

— Боже… Егор… Что происходит? Что со мной могло случиться? Что с тобой? — почти кричит, заглядывая мне в лицо.

— Ты почему раздетая, Ди? — высекаю вместо ответа, ведя пальцами по ледяным, покрытым мурашками рукам. — Ты замёрзла. Ты холодная.

— Нет, Егор. Я нормальная. — прикладывает ладони к моим щекам и ко лбу, но я трясу башкой, стараясь от них избавиться. — Это ты горишь, Егор. У тебя температура.

— У меня нет температуры, Диана. Я просто устал.

— Пойдём в дом. Ты же кипяток.

— Нет, Ди. Я просто хотел тебя увидеть, но сейчас поеду домой и отосплюсь.

— Ты правда думаешь, что я тебя отпущу куда-то в таком состоянии? Чёрта с два, Северов! — кричит Дикарка, мёртвой хваткой цепляясь в моё запястье. — Ты идёшь со мной и точка! — рычит, таща меня за собой.

Сил не осталось даже на нормальное сопротивление, поэтому послушно шагаю за ней, не понимая, что маховик судьбы уже запущен и скоро вся моя жизнь перевернётся с ног на голову. Эта ночная встреча была только первым звоночком, который я не услышал. Первым событием, которое потащит за собой целую цепь.