Когда прошлое и будущее становится неразделимым, остаётся только смириться и принять
Всю неделю остаюсь в доме Диких. Большую часть времени, естественно, проводим с Дикаркой в спальне. И занимаемся совсем не тем, чем хотелось бы. Размазываем по подушкам сопли. Меня отпускает только к концу будничной недели, но Ди разболелась не на шутку. Забив на то, что самой хреново, всё равно каждый день таскается к пёселю. Выпускает его побегать по двору и разговаривает с ним. Мне остаётся только волочить ноги следом за ней и опираться на стену, чтобы не ёбнуться под тушей псины, которая вечно на меня прыгает и облизывает. Дианка каждый раз хрипло хохочет и кашляет, но потом всё равно смеётся.
С вечера вторника в её спальне поселяется ещё один житель, который, в отличии от Ареса, не разделяет восторгов от моего присутствия.
Котяра вечно норовит меня тяпнуть хоть когтями, хоть зубами. Шипит по поводу и без него. Старается улечься между нами. Спиной к Ди, выпущенными когтями мне в грудь. Диана вечно ругает его и отправляет спать в ноги, но стоит ей самой отключиться, как это мохнатое недоразумение возвращается и со злобным рычанием требует освободить ему место.
Хер тебе, морда.
Мои попытки сбросить его с постели или выставить за дверь заканчиваются исцарапанными руками. Спустя два дня, когда на руках уже живого места не осталось, а Ди заметила исцарапанную чудищем спину, сама перестала его впускать, но стоит только открыть дверь, как он бежит к ней ластиться. Пока мурчит и трётся об неё, меня взглядом на мясные куски разделывает. И, сука, уверен, сжирает без удовольствия.
Так втроём и сосуществуем. Старшие Дикие реально ко мне как к сыну относиться стали. Тётя Наташа каждое утро и вечер заглядывает в спальню и спрашивает, как мы себя чувствуем, ничего ли нам не надо. И так раз десять.
Когда мне становится немного легче, вечером спускаюсь вниз. Братья реагируют на моё появление спокойно. Играем с Виктором в шахматы, но мозги всё ещё набекрень, поэтому я проигрываю. Впрочем, начинаем новую партию, только чтобы спокойно поговорить. Рассказываю кое-что о своей семье. О матери, об отце, о брате. Признаюсь, почему у нас такие отвратительные отношения. И почему Артём ушёл.
Внешне Виктор не меняется, но голос звенит, когда выбивает:
— Как таких земля носит? Никогда на сыновей руку не поднимал. Только в детстве и за дело мог по заднице дать и подзатыльник отпустить, но чтобы вот так. Я могу сказать, что мне жаль, но легче тебе от этого не станет. Поэтому скажу, что ты всегда может прийти к нам. Считай это своим домом. А нас всех семьёй. — потирает пальцами подбородок, а потом взгляд в глаза бросает. — У меня одноклассник майор уголовного розыска. Могу попросить его помочь с поисками брата.
— Спасибо.
Это было всё, что тогда на эмоциях вытолкнуть смог. На следующий день, правда, нормально поблагодарил и за слова о семье и доме, и за предложенную помощь. Он только отмахнулся и заявил, что родня должна держаться вместе и помогать друг другу. И да, меня опять размазало.
Я за всю жизнь столько заботы не получал, сколько за эту неделю. Понимаю, что хотел бы остаться с ними навсегда, но идея так себе. Нам с Дианкой ещё свою семью строить.
Несмотря на то, что утром в субботу я ощущаю себя полностью здоровым, решаю остаться, чтобы быть рядом с Дикаркой. В какой-то момент она вспоминает девушку, которую мы подобрали по дороге из Питера.
Я, блядь, о ней не то чтобы совсем забыл, но проведать и не думал. Пару раз звонил отцу, только чтобы узнать, что всё без изменений. Она в коме. К вечеру решаю поехать к ней. Диана не только не против, но и настаивает, чтобы я её навестил. Будто это что-то изменит. Жалеет только, что сама не в состоянии отправиться со мной. Успокаиваю её нежными поцелуями. Уговариваю поесть и выпить чай. Когда опять засыпает, одеваюсь и выхожу из дома.
Бэху Макс по моей просьбе забрал из химчистки ещё в среду. Впервые за эту неделю затягиваюсь никотином, но понимаю вдруг, что не вставляет. Тушу едва подкуренную сигарету. Болезнь или Диана тому причиной, но курить не тянуло, а сейчас до тошноты.
Сам не понимаю, почему меня как магнитом тянет к той девахе. Знаю только, что эта какая-то ненормальная тяга.
Пока поднимаюсь на третий этаж, Дианка уже звонит. Трубку поднимаю сразу и улыбаюсь, качнув головой.
— Ты чего проснулась?
— Не спится без тебя. — хрипит тихо.
Шире растягиваю лыбу. Наша наркотическая зависимость друг от друга становится непреодолимой. Я уже и сам не уверен, что смогу проводить ночи в одиночестве. Как только Ди полностью выздоровеет, сразу объявим её семейству, что она переезжает ко мне.
— Я скоро приеду, Котёнок.
— Как она?
— Я только в палату вхожу.
Как раз в этот момент смотрю на бледную блондинку, обмотанную проводами. Блеск кольца и яркость зелёного камня перетягивают на себя внимание. Чёрт пойми, отчего в груди стягивается болезненный узел. Заглядываю в больничный лист, смотрю на монитор, озвучивая Дикарке диагноз доступным человеческим языком, без сложных медицинских терминов. Нет, она не тупая, но не хочу сейчас её грузить. Заверяю, что скоро вернусь и прошу поесть. Она, естественно, капризничает. За эту неделю я понял, как ей было сложно и как она переживала, когда я вёл себя так же.
— Всё, малышка, я хочу внимательно изучить больничный лист. Буду через несколько часов. Надо ещё домой заскочить и взять кое-какие тетради и ноут. В понедельник вернусь в универ.
Сбрасываю звонок и беру в руки тонкую папку, бегая глазами от строчки к строчке. Опираюсь спиной на стену. Полностью погружаюсь в чтение, не сразу различив тихие шуршащие звуки, доносящиеся с другой стороны палаты. Отрываю глаза от бумаги и встречаюсь с перепуганными, затуманенными, неосмысленными зелёными.
Сердце сбивается с ритма, как только до меня доходит, что она очнулась. Неуверенно шагаю к ней, замирая у постели. Деваха смотрит испуганно. Суматошно бегает по мне взглядом.
— Тёма?
Скорее вижу, как её почти белые губы выталкивают это имя, а не слышу его. В ушах так кровяка хлещет, что я даже громоподобный грохот мотора не слышу. Пульс превышает дозволенную отметку.
Мне показалось. Мне точно это причудилось. Этого не может быть. Почему именно это имя? Не может же быть, что…
— Артём. — шелестит громче, но с большим сомнением.
Невозможно, чтобы она знала моего брата. Не бывает, сука, таких совпадений. У нас с братом слишком выделяющаяся внешность, чтобы можно было ошибиться. Но она только что в себя пришла. Мало того, что неделю в коме провалялась, так ещё и неизвестно, что ей до этого пришлось пережить. Скорее всего, головой двинулась. Просто бред. Уверен, что она просто привязала имя дорого человека к моей внешности, потому что я был последним, кого она видела, прежде чем отключилась, и первым, когда очухалась.
Понимаю, что жму кулаки, только когда пальцы болезненно хрустят.
— Артём? Артём Северов? Ты о нём говоришь? — раздаётся мой собственный голос.
Слова, произнесённые в бредовом состоянии. Я не соображаю, что сам несу. Мне просто хочется в это верить. Верить, что чудеса случаются.
— Почему ты так говоришь, Тём? — шуршит девчонка, всё больше теряясь.
И я, сука, тоже. Она не похожа на сумасшедшую. Напуганная, потерянная, запутавшаяся, но не умалишённая.
Из её глаз стекают прозрачные капли. Она дрожит. Нет, трясётся, как в припадке эпилепсии. Старается сжать в пальцах одеяло, но они явно не слушаются её.
А я должен знать. Должен убедиться.
Ноги прирастают к полу. Руки не шевелятся. Только губы судорожно выталкивают слова.
— Я не Артём. Меня зовут Егор. А тебя? Ты знаешь Артёма? — она ошарашено лупает глазищами, но упорно молчит. Секунды тянутся. Кажутся вечностью. Тишину разрывает только наше корявое дыхание и её тихие всхлипы. Я всё жду, что она ответит. Что скажет: да, я знаю его, но ничего не меняется. Она ползёт к другому краю постели, словно я резко обратился в монстра. Закрывает руками уши. Мой голос срывается на крик. — Да не молчи ты, блядь! — она трясёт головой, будто старается избавиться от страшного видения, прогнать морок. Срываюсь к ней, опираясь коленями в матрас, и дёргаю её руки в стороны. — Эй, посмотри на меня. — никакой реакции. — Смотри! — плескаю эмоциями. Кажется, что сердце сейчас разорвётся на миллионы ошмётков. Девчонка начинает трястись ещё больше. Понимаю, что пугаю её, поэтому судорожно перевожу дыхание, приказывая себе держать себя в руках. — Я — Егор Северов. Артём — мой брат. Если ты знаешь его, то скажи мне. Как его найти? Где он? Как с ним связаться?
Она с неожиданной силой выдирается из моего захвата и начинает визжать. Орёт, бьётся в моих руках, когда стараюсь успокоить. Чем сильнее я пытаюсь вернуть её в реальность, тем отчаяннее она старается из неё выпасть. Мне приходится вызвать подмогу. Ей вкалывают успокоительное.
Замерев каменным изваянием в самом тёмном углу, наблюдаю, как она медленно успокаивается, а глаза наполняются наркотическим спокойствием. Не знаю, сколько времени тупо пялюсь на неё. Она отрубается, а всё так же зависаю без движения. Даже, сука, не уверен, что дышу. Сердечная мышца трещит со сбоями. Чаще замирает, чем делает удары.
Пока она кричала, то всё время звала Артёма. Есть ли шанс, что это кольцо ей на палец надел мой брат? Почему она не звала родителей? В такие моменты хочешь видеть самых близких. Какова возможность, что я спас девушку брата?
Эти мысли вызывают у меня приступ неадекватного смеха. Я ржу до боли в рёбрах. До скрипа в лёгких. Хохочу, пока голос не садится до хрипа.
Так не бывает. Так, сука, просто не бывает. Мне надо успокоиться. Надо прийти в себя и обдумать всё случившееся.
Сам не замечаю, как оказываюсь дома. Не помню, ни как из палаты выходил, ни как больницу покидал, ни как за руль садился, ни как ехал, ни как на этаж поднимался. Всё напрочь растворилось в догадках и предположениях. Единственное, в чём уверен — у меня появилась надежда. Если есть хоть мизерный шанс, что эта ниточка приведёт меня к брату, то я обязан её распутать.
Сомнения грызут душу, оставляя в ней дыры. Сложно даже представить, что такие совпадения возможны.
На нервах скуриваю всю пачку. Ловлю себя на этом, только когда вытягиваю из шкафа новую. Грубо выругавшись, торможу себя. Заливаю в горло большой глоток вискаря, чтобы согреться. Меня коноёбит. Зубы, блядь, дробью хуярят. В тысячный раз смотрю на молчащий телефон. Желание просто услышать Дианкин голос преодолевает все пределы, но я не даю себе этого сделать. Раз не звонит сама, значит спит. Пусть отдыхает.
Как загнанный в ловушку зверь, метаюсь из комнаты в комнату. Вынимаю из тумбочки снимок и долго всматриваюсь в лицо брата. Все остальные тупо смазываются.
Я хочу, чтобы это оказалось правдой. Поверить в сказку. Диана научила меня верить в то, что в нашем мире есть место чудесам.
Я не молился с самого детства, когда понял, что Богу плевать на нас с Артёмом. Но сейчас губы сами выталкивают слова молитвы. Я умоляю вернуть мне брата. Дать шанс всё исправить. Просто посмотреть ему в глаза и сказать "прости". И услышать "прощаю". Хотя бы несколько минут поговорить с ним. Узнать, что он счастлив. Я так хочу, чтобы его жизнь сложилась. Чтобы эта девчонка была той самой.
К тому моменту, как смартфон наконец оживает, слабое ноябрьское солнце уже пробивается сквозь задёрнутые шторы. Это была одна из самых тяжёлых и бесконечных ночей. Несмотря на отсутствие сна, усталости нет. Я заряжен уверенностью, что с помощью этой девахи смогу найти брата.
Отвечаю на звонок, ожидаемо получая крики и почти истерику.
— Егор! Наконец-то! Где ты? Почему не приехал?! У тебя всё хорошо?! Егор, не молчи! Ответь! — орёт Дикарка сипло, но громко.
Я бы и рад ей ответить, но просто не могу вставить ни единого слова в её монолог. Когда замолкает, чтобы набрать в лёгкие воздуха, высекаю:
— Не кричи, Диана. Со мной всё хорошо. Я жив. Здоров. Сейчас дома.
— Почему ты там, Егор? Почему не…
Перебиваю её, пока не нарастила децибелы голоса и паники.
— Извини, Ди. Я сейчас объясню. Только выслушай спокойно. Хорошо?
Она шумно вздыхает и шепчет:
— Я волнуюсь за тебя.
— Знаю, Котёнок. Но со мной правда порядок. Просто случилось кое-что, и я пока не знаю, как этому относиться. — забиваюсь кислородом и поднимаюсь на ноги. Всё же закуриваю очередную сигарету. Пару секунд смотрю в окно, слушая её сбившееся дыхание. Прикрываю веки и выбиваю убитым голосом. — Та девушка пришла в себя. Она… Блядь, Ди, она назвала меня Артёмом.
На том конце трубки слышится свистящий вдох и дробный выдох. Тишина. Еле различимый шёпот:
— Вы с братом сильно похожи?
Делаю новую затяжку. Урывками выпускаю дым в холодный воздух.
— Достаточно, чтобы человек, который неделю валялся в отключке, смог нас спутать.
— Думаешь, что она его знает?
— Я без понятия, что мне думать. Блядь… Я растерян, Диана. Мне так хочется в это верить, но я боюсь ошибиться.
— Ты говорил с ней?
Если бы это можно было назвать разговором…
— Я бы так не сказал. — пересказываю Дикарке "разговор", то сжимая, то разжимая кулаки. Зубы скрипят. Глаза жжёт от недосыпа. — Я сам не понял, как приехал домой. На эмоциях был. Хотел тебе позвонить, но не стал будить.
— Я понимаю, любимый. — шелестит Дианка. — Что дальше будешь делать?
Громко сглатываю, даже не делая попыток скрыть от неё своё состояние.
— Поеду в больницу. Попробую ещё раз с ней поговорить.
— Хочешь, я тоже приеду?
— Не надо, малышка. — прошу полушёпотом. — Лечись. После больницы я сразу к тебе поеду.
— Только не пропадай больше. — просит тихо с мольбой в интонациях.
— Не пропаду, Ди. Если не буду отвечать, то не переживай. Если планы изменятся, то я тебя наберу.
— Хорошо. Я люблю тебя. — уже севшим шёпотом добивает.
Знаю, что ей не только говорить трудно, но и волнение давит, поэтому ещё несколько минут успокаиваю и убеждаю, что всё будет хорошо.
В больнице сталкиваюсь с медсестрой, которая выбегает из палаты девушки. Перехватываю её за локоть.
— Как она?
— Ни на что не реагирует. Я за Константином Витальевичем иду.
— Не спеши. Позови его минут через сорок. — она только непонимающе лупает. Закатываю глаза и высекаю. — Я хочу попробовать до неё достучаться. Отец позже может её осмотреть.
Для верности сую ей в карман халата пару купюр, и она, сияя, исчезает.
Глубоко вдыхаю и толкаю дверь. Всего на мгновение сталкиваемся с девчонкой взглядами, и она отворачивается. Замираю ненадолго, стараясь понять, почему она так упрямо отмалчивается. В её глазах больше нет вчерашнего отупения и непонимания. Какие могут быть у неё причины для молчания, если не одна единственная?
Она знает Артёма. И она понимает, кто я. Видимо, и история нашей семьи ей известна. Иначе какой смысл?
Подтаскиваю к постели стул. Повернув спинкой, седлаю его. Складываю руки на спинке и опускаю на них подбородок, внимательно разглядывая деваху.
Именно такая, какие были у меня в приоритете. Миниатюрная, блондинка, причём натуральная, красивая, фигуристая. Правда, сиськи маловаты.
Для чего я её так оцениваю? В этом нет никакого сексуального подтекста. Я вообще больше ни о ком не думаю в этом плане, кроме Дикарки. Просто хочу понять, во вкусе ли она Артёма. Как ни силюсь вспомнить, с какими девахами он мутил, не могу.
Прикусываю щёку, ожидая, что ей надоест пялиться в потолок, но не тут то было. Приходится начинать разговор самому.
— Слушай, можешь сколько угодно прикидываться немым овощем, но хотя бы не делай вид, что не понимаешь меня. Я просто хочу найти своего брата. Я же понимаю, что ты знакома с ним. — не совсем правда. Стопроцентной уверенности в этом у меня нет. — Не заметить нашего сходства просто невозможно. — пробиваю очевидным аргументом, но девчонка упрямо молчит, вперив глаза в одну точку. Я обязан до неё достучаться. Губы сами кривятся в подобии улыбки. — Не знаю, что тебе известно обо мне или о нашей семье, но я… — продавливаю забивший глотку ком горечи. Рассказал бы брат правду о том, что творилось за закрытыми дверями? Не уверен. Он всегда стыдился этого. Скрывал ото всех. Это мне похеру было, что кто-то узнает, хотя и кайфа особого от этого не испытывал, но вот он… В какое-то мгновение она смотрит прямо мне в глаза. Всего доля секунды, но этого хватает, чтобы понять, что я попал в точку. Дальше уже без расчёта бомблю. Тупо по эмоционалке. — Я скучаю по Артёму. Я просто хочу поговорить с ним. Я… Блядь… — сука, это не так просто, как мне казалось. Гораздо сложнее, чем я предполагал, выворачивать душу перед чужим человеком. Но я должен. Должен… — Я должен перед ним извиниться. Я был пиздюком и наговорил того, чего не должен был. Знаю, что это не оправдание, но всё же… Просто дай мне шанс исправить это дерьмо. — говорю ровно, но умоляющие нотки всё равно проскакивают. Похуй. Пусть слышит. Пусть поймёт, что я говорю искренне. — Можешь и дальше молчать. У тебя, уверен, есть причины это делать, но хотя бы подумай над моими словами. Я не верю, что у тебя вдруг кукуха поехала. У нас с братишей была нелёгкая жизнь, но ему всегда доставалось больше. Отец лупил нас по поводу и без. Артём всегда защищал меня, а я ни разу не сказал ему спасибо за это. Только благодаря брату моя жизнь не была такой ужасной, как его.
Замолкаю, жадно хватая воздух сквозь обветренные губы. Плечи девушки напрягаются, кожа на них натягивается.
Слишком знакомо это выглядит, чтобы не понять, что она сжимает кулаки. Значит, я не ошибся. Я прав! Она девушка моего брата.
Ещё одно подтверждение получаю, когда она отворачивается, но я всё равно успеваю заметить влагу в её глазах.
— Знаешь нашу историю, да? — почти шёпотом выбиваю, подаваясь вперёд. — Если знаешь, то я понимаю, почему ты молчишь. Защищаешь его. Ведь так? Просто дай мне этот сраный шанс исправить хоть что-то.
Я изо всех сил стараюсь убедить её в искренности своих слов. Дать понять, что не на стороне отца.
Деваха молчит. Шмыгает носом. Сейчас так Дианку напоминает. Сдерживается, чтобы не выказывать слабости.
Давить на неё не лучшая идея. Пусть обдумает полученную информацию. Спешить некуда. Рано или поздно ей придётся заговорить.
Даже это решение не мешает мне сидеть и ждать результата с горящей в сердце надеждой. Но она ещё более непробиваемая, чем моя Дикарка.
Шумно, рвано выдыхаю и поднимаюсь на ноги. Аргументирую последними словами, которые способен сейчас выдавить. Изнутри, блядь, размазывает от эмоций.
— Я не вру. Это правда. Я хочу попросить прощения за то, что сказал брату, что он умер для меня. Это не так. И ещё… — ну всё. Последний козырь. В этой партии мне больше бить нечем. — Не знаю, что у тебя с ним, но если он хоть что-то для тебя значит, то подумай над тем, что ты семь дней провалялась в коме, и Артём понятия не имеет, где ты и что с тобой.
Замираю на несколько секунд, не оборачиваясь на неё, но ответа так и не следует. Ладно. Я умею ждать. Слишком медленно выхожу, всё ещё ожидая хоть какой-то реакции с её стороны. Её нет. Закрываю за собой дверь, привалившись к ней спиной. Даю векам упасть вниз. А за ними миллионы картинок. В голове тысячи слов.
— Папа, научи меня делать самолётик из бумаги.
— Уйди, Егор. Мне не до тебя.
— Но, папа.
— Я сказал, исчезни!
Удар. Разбитая губа. Вгрызаюсь в неё, чтобы не разреветься. В этот момент из школы возвращается брат. Едва увидев меня, бросает на пол рюкзак. Подбегает и прижимает к себе.
— Не реви. Пацаны не плачут. Ты же не девчонка. Мы с тобой должны быть сильными. Как бы тяжело ни было, мы должны научиться с этим справляться.
Пока изо всех сил стараюсь сдержать слёзы, Артём замечает выпавшую из мои рук кривую поделку из бумаги.
— Научить тебя делать самолётики? Они будут летать далеко-далеко. Туда, где хорошо. Где находится море из колы, деревья из сладкой ваты, кусты, на которых растут конфеты.
— Шоколадные? — спрашиваю, шмыгнув носом.
— И шоколадные, и карамельные, и леденцы. Любые. Там есть всё.
— И мороженное?
— Конечно. Всевозможное мороженное. Целые карьеры мороженного.
— А мы туда улетим?
— Обязательно улетим. Сейчас сделаем самолёт разведчик и отправим его туда. Когда вернётся, построим настоящий самолёт и отправимся в путь.
— А как мы переплывём кольное море?
— Я тебя научу делать не только самолётики, но и корабли. Пойдём.
Сжимает мои пальцы в ладони и ведёт в свою комнату. Весь день он учит меня мастерить, пока не получается идеально. Но даже за неудавшиеся поделки хвалит и обещает, что у меня получится.
И у меня получилось.
Мне было всего четыре, а брату восемь. Каждый раз, когда он приходил из школы, то мы отправляли в небо самолёты и пускали по ручьям корабли. Я всё ждал, что один из них вернётся, и мы сможем отправиться в "сладкий мир". Вера в то, что где-то есть волшебная страна, которую ночами мне рисовал старший брат, помогала мне терпеть побои отца.
Пусть я вырос и узнал, что всё это было выдумками Артёма, но ещё долгие годы продолжал верить в чудеса. Пока вера не исчезла вместе с братом. Сейчас я снова верю. Я знаю, что смогу найти его. Я обязательно его найду. Я смогу достучаться до этой девушки. Я посмотрю ему в глаза и скажу: прости.