Драйв

Глава

20

Down with the Sickness

Disturbed

Зависимость подкрадывается незаметно. Она тонкая, едва уловимая. Ты получаешь свою первую дозу, наслаждаешься кайфом, а потом начинаешь жаждать новой. Ты знаешь, что эйфория временна, но эта жажда — коварная сука.

И я начинала жаждать Рида Кроуна.

Он был идеальным наркотиком. И я никогда не знала, когда случится следующая доза. Свернувшись калачиком на дерьмовом красном диване в «Гараже», я наблюдала за ним с растущей жаждой. И дело было не только в Риде, хотя одного его было достаточно. Мне нужна была его музыка. Я никогда раньше не была так глубоко вовлечена в сам процесс, и было невероятно завораживающе наблюдать за этим. За рождением новой песни, чего-то нового и безоговорочно принадлежащего «Мертвым Сержантам». Иногда парни просто импровизировали, пока не нащупывали нужную жилку. И хотя порой они вели себя как клоуны — особенно Бен и Рай, у которых явно была какая-то хроническая форма «троицы из комедии»⁹³ — к музыке они относились чертовски серьезно. И когда у них всё складывалось, по коже пробегали мурашки, и волосы на затылке вставали дыбом.

Я знала, без тени сомнений, что группу ждет великое будущее, и я чувствовала, как оно рождается прямо между ними. Рид реагировал на Бена, только когда тот играл. Он бросал на него взгляд, когда тот его подначивал, но чаще всего просто растворялся в музыке, и я это обожала. Спустя несколько часов в этой перегретой дыре, которую они снимали, майки полетели долой. Рид засунул свою в задний карман джинсов, безжалостно отбивая на барабанах. Я не могла не почувствовать, как меня заводит это зрелище — голодные, необузданные мужчины передо мной.

Бен был красив; его маска «милого парня» была чертовски обманчива. Истину о нем выдавали лишь глаза. А его голос был способен на всё. Я не могла дождаться, когда Лекси увидит то, что вижу я — с самого лучшего ракурса. Пока я предавалась обожанию группы и вожделела к беспечному барабанщику, сука-реальность отвесила мне звонкую пощечину.

Пейдж: Тебе пришла почта.

Я:Можно я заеду забрать?

Пейдж: Нил привезет.

Я: Спасибо.

Я уставилась на телефон и ждала. Она что, хотела перемирия? Что я могла сказать? Она запретила даже Нилу разговаривать с Ридом дольше, чем того требовала вежливость. Это был полный бред, чистой воды. Она явно бесилась от невозможности всё контролировать, но теряла почву под ногами. И у меня было чувство, что Нилу доставалось больше всех.

Я наконец позвонила родителям. После часа, в течение которого отец орал на меня, он передал трубку матери.

Это был ад, но мне удалось выложить свои аргументы, и вскоре я стала получать гневные сообщения от сестры. Видимо, они вынесли ей мозг после разговора со мной. Не могу сказать, что не улыбнулась, читая ее хреновые оправдания.

Бен присел рядом со мной на диван, когда группа заканчивала свой последний сет. Рид всё еще возился с одним ритмичным переходом, который он отрабатывал для новой песни.

— В чем дело, красотка? Кому это ты пишешь?

— Не Лекси, — ответила я с ухмылкой.

Он ухмыльнулся в ответ и наклонился ближе.

— В последнее время он меньше ворчит.

— Ручаюсь, что это не так.

Мы оба рассмеялись.

— Я, блять, это услышал, — донесся голос Рида с его установки, и его взгляд наконец встретился с моим.

— Вы двое, только посмотрите на себя. Какая прелесть, — Бен ни капли не смутился грозным тоном Рида. — Я предрекаю вам светлое будущее, детки.

Рид сжал губы, пока я упрямо смотрела куда угодно, только не на него. Он снова начал отбивать свой ритм, а я наклонилась к Бену, чтобы прошептать:

— Мы просто застряли вместе.

— Пейдж всё еще достает вас? — спросил Бен. — Не круто.

— Такое чувство, будто я пришла и всё испортила, — тихо сказала я, так, чтобы слышал только он.

Он кивнул, а затем продемонстрировал мне свою ослепительно белую-ни единой пломбы- улыбку.

— Могло быть и хуже. Ты могла бы спать с Раем.

Он кивнул в его сторону. Рай яростно «рвал» аккорды, толкая бедрами, словно трахал воздух. Мы оба прыснули со смеху, когда Бен притянул меня к себе.

— Его бывшая, Лия… я ненавидел ее, — прошептал он. — То есть я, блядь, реально ненавидел ее. Она была токсичной и вечно включала жертву. Всегда всё крутилось вокруг неё. Всегда. Думаю, ты хорошо влияешь на него. Та авария — это ее вина.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что я знаю ее. И он на это намекал, но не признается полностью. Они спорили. Он снова с ней расходился, а она дернула руль. Черт, меня спалили.

Рид смотрел на нас из-за своей установки, а затем его взгляд переместился на руку Бена, на моем плече.

— Может, хватит ее лапать, мудак?

— Мне нравится, когда ты такой альфа, детка, — мурлыкнул Бен.

Мне тоже.

Рид поднялся с табурета, его волосы были влажными, грудь блестела от пота. Он двинулся к нам, надевая футболку, и рывком поднял меня на ноги, не отрывая глаз от Бена.

— Пошли.

По дороге домой Рид заехал в круглосуточный магазин, чтобы я купила нормальный шампунь и другие вещи, без которых обходилась, пока жила у него. За последнюю смену я заработала достаточно чаевых, чтобы хоть чем-то заполнить холодильник, но я чувствовала, как тяжелеют его шаги с каждой новой вещью в моей корзине. Мы молча шли по проходам. Он был измотан, а я — на взводе. Я не могла избавиться от ощущения, что вляпалась в неприятности, но его взгляд, брошенный в мою сторону, говорил об обратном. Однако молчание затягивалось, и, не пройдя и десяти шагов от магазина, я не выдержала.

— В чем дело?

Он продолжил идти, открыл свой пикап, закинул покупки внутрь и, когда я догнала его, забрал мои пакеты из рук. Рид сел в машину, и мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Заведя двигатель, он бросил на меня взгляд. Похоже я была права — у меня неприятности.

— Я предпочитаю не выносить свою личную жизнь на всеобщее обсуждение, Стелла.

— Разве Бен не твой близкий друг?

— Мне просто не нравится, когда моё дерьмо выносят на публику, — произнес он, сжимая руль и глядя прямо перед собой.

Я пожала плечами.

— Не я начала тот разговор.

— Я был бы чертовски признателен, если бы то, что происходит между нами, так и оставалось между нами.

— Хорошо, — сказала я, не в силах спорить ни с его тоном, ни с тем, как он держался.

Он рассмеялся, и мне ненавистен был этот звук. В его голосе сквозила злоба.

— Уверена, что справишься?

— Теперь ты хочешь поссориться? — огрызнулась я.

Меня накрыло тяжелое чувство, пока мы ехали обратно к его квартире. Атмосфера была хуже, чем просто неловкой. Я не могла уйти. Как только Рид занес продукты внутрь, он схватил одну из своих тетрадей и вышел на крыльцо.

Я с головой ушла в уборку, а когда он не вернулся, решила погрузиться в новую статью. Я была на полпути к завершению материала о Джоне Майере⁹⁴, когда Рид вошел в дом. Я не подняла глаз. Не удостоила его вниманием. Просто продолжала печатать. Даже когда он принял душ и лег на матрас, я не подняла головы. Я ненавидела свое положение. У меня не было ни сил, ни опоры. Тогда я поклялась себе, что никогда больше не позволю себе оказаться в положении, когда буду зависеть от кого-либо — ни ради любви, ни ради музыки.

Словно последние остатки пелены сорвали у меня с глаз. Мир, в котором жил Рид, казался уродливым и жестоким, и я была в ужасе, потому что всё, чего я хотела, — это утонуть в нем вместе с ним. Гнев разливался по мне от чувства беспомощности и вины. Мне не хватало сестры. Не хватало моей беззаботной жизни в Далласе. Мне не хватало Рида, лежащего в трех шагах от меня.

Соленые слезы потекли по моему лицу, но я смахнула их и продолжила печатать. Но сообразив, что это глупо, решила унести свою плаксивую задницу на крыльцо, чтобы не мешать ему. Я вынула наушники и почувствовала, как его пальцы коснулись моей лодыжки.

Я отвела глаза от экрана и увидела, что он пристально смотрит на меня.

— Иди сюда.

— Не хочу.

— Лгунья, — усмехнулся он, и его губы изогнулись в самодовольной улыбке. — Давай, уже поздно.

— Мне завтра нужно проверить почту, — сказала я, игнорируя его.

— Ты сохранила? — спросил он, пока его пальцы скользнули по моей икре. Каждый нерв в моем теле напрягся, а соски налились и затвердели.

— Стелла, — прошептал он низким, властным шепотом.

Он потянулся и захлопнул мой ноутбук. Я бросила на него убийственный взгляд:

— Никогда так не делай с писателем, ясно? Это так же опасно, как отрубить барабанщику его гребаные пальцы.

Его тихий смешок воспламенил меня изнутри, но я не сдвинулась с места, пока он соблазнял меня своими ленивыми прикосновениями.

— Но ведь тебе сейчас нужны эти пальцы, не так ли?

Да.

— Иди спать, Рид.

— Без тебя не лягу. Иди сюда, — он придвинулся ближе, щекой прижавшись к тыльной стороне руки на краю матраса, и в его глазах загорелся мягкий, но хищный свет, пока другая его рука скользила по моему бедру.

Мое тело предало меня — я сидела, полностью соблазненная его прикосновениями, пока его пальцы скользили выше, за край моих шорт. Я застонала, когда он мягко провел по изгибу моего бедра, а в его глазах вспыхнул жар.

— The Velvet Underground и Deftones⁹⁵, — прошептал он, — мои любимые группы.

Едва дыша, я выдернула наушники из iPod, и между нами зазвучала песня Change группы Deftones. Брови Рида взлетели вверх, когда он схватил меня за ткань трусиков между ног и так резко дернул, что я соскользнула к нему по ковру. Я почувствовала, как треснула ткань, и вскрикнула, когда он поймал меня, затащив на матрас под себя. Я смотрела на него, ошеломленная.

Он перехватил мои пальцы, прежде чем я смогла запустить их в его волосы, и прижал их к своему виску.

— Ты сводишь меня с ума. Вот здесь, — хрипло сказал он.

Схватив меня за край футболки, он закинул ее мне на грудь, а потом разорвал мои шорты и трусики.

— Ты меня выматываешь. Ты меня утомляешь, Стелла, до чертиков утомляешь. Я хочу тебя. И хочу сделать всё правильно, но сейчас я в бешенстве. Всё, чего я хочу, — это сделать тебя мокрой и трахать до боли.

Его пальцы скользнули внутрь меня прежде, чем он навис надо мной.

— Ты продолжаешь давить на меня, — прорычал он, с силой задирая мой лифчик вверх и проводя языком по соску, одновременно разводя мои бедра. — Ты не хочешь этого, Стелла.

— Хочу, — выдохнула я, и в тот момент он встал на колени между моих бедер, схватил за задницу, потянул на себя — и вошел глубоким резким толчком.

Что-то среднее между стоном и криком вырвалось из меня, когда он вошел в меня — грубо, первобытно, жадно. Я вцепилась в изношенную простыню, пока он вбивался в меня, и каждый толчок был наполнен наказанием и предупреждением. Его намерение было ясным, и мне было страшно, до ужаса страшно от осознания, что я к нему чувствовала в тот момент. Потому что, как бы я ни пыталась убедить себя, что смогу совладать с этими чувствами, он сметал мои кирпичи решимости, будто они были перышками.

Но было уже поздно.

Я была влюблена, и он уже глубоко пустил в меня кони.