Драйв

Глава 41

Colorful

The Verve Pipe

Пять месяцев спустя

Я вошла в двойные двери пекарни, сжимая в руках пару пакетов. Проснулась пораньше, чтобы обогнать дневную жару. У меня абсолютно не было терпения для испепеляющих температур Техаса в июле — да и в любом другом месяце тоже. Телефон завибрировал, и я улыбнулась, глядя на экран, прежде чем ответить.

— Подруга, этот мужчина снова звонил, — сказала Лекси.

— Какой мужчина? — спросила я, подходя к прилавку.

— Тот, насчет работы, — уточнила она. — Я чуть не сказала ему, что ты умерла.

Я рассмеялась.

— Не надо так.

— Не переезжай, — взмолилась она.

— Тебя всё равно почти никогда нет дома, — громко сказала я, пока женщина за стойкой с вечно недовольной физиономией спросила, чем может помочь. Отойдя в сторону, я подняла руку, давая понять, что сейчас вернусь, а за спиной звякнул колокольчик над дверью.

— Лекси, мы это уже обсуждали. — Я вздохнула. — И это ты говорила мне заняться собой. Вот я и занимаюсь.

— Ладно, — вздохнула она. — Твой крутой диплом магистра пришел сегодня утром. Я повесила его в рамочку с Hello Kitty.

Я рассмеялась, пока она ворковала в трубку.

— Я так горжусь тобой.

— Без тебя я бы не справилась, — искренне сказала я.

— Ну да, кому-то ведь нужно было забирать у тебя коробки с пончиками, выключать слезливые фильмы и заставлять тебя ходить на занятия. Что ты делаешь?

Я съезжалась под тяжестью этого вопроса.

— Ничего.

— Ты же сейчас покупаешь пончики, да?

— Тяжелая ночь. — Вчера мне исполнилось двадцать пять, а Риду тридцать. Я не выключала звук на телефоне весь день в надежде услышать тот самый звонок. Я пересмотрела домашнее видео, которое прислали родители, раз двадцать, наматывала круги по квартире, увиливая от приглашений друзей и моего нынешнего босса, Адриана, на которого я работала личным ассистентом. График был терпимым, пока я не найду что-то получше. Отчаяние накрыло меня вчера в 11:11, вечером, и всё, чего я желала, — это звонка от Рида. Я позволила себе как следует выплакаться, когда часы пробили полночь. Он перестал ждать. И я не винила его. Но знала без тени сомнения, если бы он позвонил, я бы ответила.

А что я сказала бы ему сейчас — уже совсем другая история.

Нейт тоже ни разу так и не позвонил, несмотря на мои попытки выйти с ним на связь. Я ненавидела то, как мы расстались. Я всё еще любила его каждый день.

Я оставалась верна им обоим, хотя у меня не было ничего, за что можно было бы зацепиться ни с одним из них. Какая-то часть меня верила, что так я расплачиваюсь за свое расколотое надвое сердце. Но правда была в том, что любила я их обоих всем этим сердцем, целиком.

И Лекси была права: мне пришлось отстраниться от Нейта, чтобы увидеть правду. Легче от этого всё равно не становилось.

Логика Лекси спасла меня, даже если она не была до конца верной. Я любила свою жизнь с Нейтом Батлером, в этом я даже не сомневалась. У меня не было ощущения, что я от чего-то отказываюсь, чтобы быть с ним, потому что быть с ним стало моей новой мечтой. Единственное, от чего мне пришлось отказаться, чтобы быть с Нейтом, — это Рид.

В первые месяцы после расставания я бродила по улицам, молясь столкнуться с ним, как уже случалось не раз. С каждым шагом, с каждой пустой улицей без малейшего его следа я всё сильнее чувствовала: он принял решение. И я должна была уважать его, потому что, если честно, я была эгоисткой. Любовь вообще эгоистична. Но как бы незаконченна ни была наша история, я была благодарна за каждую минуту, проведенную с ним.

Переосмыслить свою жизнь и свой выбор оказалось самым трудным, что я когда-либо делала. Я полностью признала свою связь с Ридом. Несколько месяцев назад я искренне извинилась перед сестрой. Она лишь покачала головой, когда я стояла на пороге ее дома со слезами на глазах. Она улыбнулась, взяла меня за руку и вернула на мое законное место в своей жизни. Она тоже попросила прощение, и впервые с той самой ночи много лет назад, когда я выбрала свое эгоистичное сердце, я почувствовала, что она снова со мной.

Я всё-таки получила степень магистра, но далось это мне с огромным трудом. Я не смогла сделать вид, будто разбитое сердце ни на что не влияет, и расплатилась за это. Я позволила себе разгрести целую коробку из-под обуви, набитую эмоциями, и выбралась с другой стороны одновременно и просветленной, и выжженной.

Перенесенный инсульт так меня напугал, что я стала жить, панически боясь любого риска. Жизнь — не игра в рулетку, но, похоже, мне нужно было принять ту самую свою «страстную» часть, чтобы по-настоящему расцвести. И я расцвела. И так, что буквально не могла влезть ни в одну вещь из своего гардероба. Поправилась на двадцать фунтов и чувствовала этот вес в каждом движении.

И так, чудом родилась новая Стелла?

Ничего подобного.

Для новой Стеллы дела обстояли иначе. Я всё еще была в процессе восстановления, незаконченной версией самой себя. Мне предстоял долгий путь, чтобы обрести то сияние, как у Лекси. Так что я позволила себе чувствовать, и делала это, несмотря на страх.

Я позволила себе страдать.

Но так и не отпустила. Не могла.

Лекси выдернула меня из состояния ступора, в котором я смотрела на шелковистый шоколадный пирог, пуская слюни.

— Эй, прости, что пропустила твой день рождения. Приезжай быстрее домой, ладно? Я хочу загладить вину.

— Надеюсь, «загладить» не означает торт. С этим я и сама справлюсь, — пролепетала я виновато.

— Сучка, бери эти пончики. У тебя офигенная задница, — рассмеялась она.

— Хотела бы я, чтоб меня это реально останавливало. Я уже вся трясусь, как желе, а ты только поощряешь меня.

— Ты променяла мужиков на пончики, — вздохнула она. — Жаль, я до этого не додумалась первой. Быстро домой, сучка. — Она отключилась, а я всё ещё уставилась на витрину, забитую жареным тестом в сахаре.

Я стояла у прилавка, а женщина, которая частенько видела меня здесь за последние месяцы, смотрела с опаской — будто я могла в одиночку опустошить всю ее витрину. В ее взгляде сквозило осуждение, но я различала и зависть. В ее взгляде был голод.

— Большую коробку?

Я кивнула и быстро озвучила свой список:

— Так, два датских с крем-сыром, два «медвежьи лапы». Четыре шоколадных, два глазированных.

— Всё? — нетерпеливо спросила женщина.

— Нет, — ответила я, уставившись на нее в упор таким же пустым взглядом, а потом расплылась в широкой, почти безумной улыбке, просто чтобы напугать ее. — И одну с посыпкой.

Сзади раздался знакомый тихий смешок, и мое сердце провалилось куда-то в пятки.

Ну конечно. Только так мы и могли встретится.

Тяжело вздохнув, я обернулась и увидела Нейта, стоящего позади меня. Он был безупречно одет, а по его лицу медленно расползалась улыбка.

Это был мой худший кошмар. Я была в своих единственных джинсах, которые еще застегивались, и в грязной футболке с надписью Spank Me¹³⁷, взрослым мужиком в подгузнике на картинке. «Запущенный вид» это было мягко сказано. Волосы были собраны в небрежный пучок на макушке, а на лице не было ни грамма косметики.

— Привет, — сказал Нейт, оглядывая меня с ног до головы.

— Можешь просто сделать вид, что я сейчас в том самом комбинезоне, который ты любишь, на каблуках и выгляжу сногсшибательно?

Его взгляд смягчился, он сделал шаг вперед и положил двадцатку на стеклянную витрину.

— С посыпкой за мой счет.

Дама за прилавком посмотрела на Нейта, и ее выражение лица мгновенно изменилось. Она была голодна — голодна по сексу с Нейтом Батлером. И я понимала ее. Он всегда так действовал на женщин и ни разу не давал мне повода для беспокойства. Мне удалось сдержать навернувшиеся слезы, но, когда я заговорила, голос всё равно предательски дрогнул:

— Как ты?

Нейт повернулся ко мне, сделав заказ, а я тем временем переместилась к концу прилавка и вцепилась в свою коробку с пончиками.

— Спасибо.

— С прошедшим, — сказал он, уходя от ответа на мой вопрос. — Вчера мне звонил парень по имени Гэри. Я дал ему свою рекомендацию.

— Спасибо, — произнесла я, когда он подошел ко мне у прилавка. В груди вспорхнули бабочки и тут же тяжелым комком осели в животе.

— Полагаю, тебя можно поздравить.

— Пока рано. Мне еще не предложили работу.

— Она твоя, Стелла, — сказал он, его голубые глаза внимательно изучали мое лицо. Я кивнула, совершенно не горя желанием обсуждать свою потенциальную работу.

— Ты согласишься?

— Не знаю, — ответила я, пристально изучая его реакцию, пытаясь понять, нравится ли ему эта идея. — Мое будущее сейчас, считай, одна большая неизвестность.

— Хочешь присесть? — спросил он.

— Только если хочешь ты, — честно сказала я.

Пожалуйста, скажи, что хочешь.

Женщина принесла его коробку, и он добавил к заказу два кофе. Он заказал мне мой обычный, точно так, как я люблю, и мгновенно на глаза навернулись слезы. Я не смогла это скрыть.

— Наверное, мне стоит уйти.

— Стелла, давай присядем.

Я кивнула и проследовала за ним к столику. Он снял пиджак — жест, который я видела сотни раз, — но сейчас на это было больно смотреть.

— Читала прошлый выпуск. Очень крутой материал, — сказала я, делая глоток кофе. Аппетит напрочь пропал.

— Да ну?

— Ага, — я улыбнулась. — Но кто я такая, чтобы судить, будучи той самой девушкой в нелепой футболке, чье мнение не имеет значения.

Нейт усмехнулся.

— Ты же знаешь, что это чушь. Я же говорил тебе… — Он запнулся, и мне захотелось стукнуть себя по лбу. Он говорил мне это в ту ночь, когда мы расстались. Нейт прокашлялся. — В общем, думаю, мы оба знаем, что твое мнение имеет вес с тех пор, как тебя опубликовали в Rolling Stone.

Я уставилась на него в изумлении.

— Ты видел?

— Видел. Хотел тебе позвонить. — Он проговорился, и нам обоим стало неловко. — Я так гордился тобой.

Я улыбнулась, и по моей щеке скатилась предательская слеза.

— Для меня это многое значит.

— Не плачь, — прошептал он. — Я не привык это видеть. Мне это чертовски не нравится.

— Это мой новый способ терапии, — пробормотала я, чувствуя, как щеки заливает жар. — Это и пончики. — Я поерзала на стуле под тяжестью его взгляда.

— Стелла, я увидел, как ты сюда вошла, и подумал, что сейчас просто слечу с катушек, ясно? У меня, блядь, сердце остановилось. Ты стала еще красивее. Какие бы «недостатки» ты ни пыталась мне показать, я их не вижу. А теперь давай добьем этого слона в комнате, потому что я хочу с тобой поговорить, — его голос стал густым, хриплым. — Я скучаю по своему лучшему другу.

В мгновение новые слезы подступили к глазам, пока я пыталась прокашляться.

— Ты не ненавидишь меня?

— Никогда. Боже, я никогда не смогу тебя ненавидеть, — заверил он, наклоняясь и стирая слезы с моих щек.

— Ты никогда не заставлял меня плакать, — выдохнула я, вложив в слова всю ту тоску, что жила во мне. Я схватила его руку и прижала к своему лицу. — Никогда. Я тоже скучаю по тебе, Нейт. Очень.

— Стелла, я надеялся…

Мой телефон завибрировал, заставив нас обоих вздрогнуть, и мы разом опустили взгляды на экран, где ярко высвечивалось имя Рида.

Нейт вздохнул и откинулся на спинку стула.

Сердце колотилось, я сжала кулаки на коленях и торопливо начала объяснять Нейту:

— Это чистая случайность. Мы не…

— Самое печальное, что я тебе верю, — сказал он, и тут же зазвонил его телефон. — Ответь. — Он кивнул в сторону моего телефона. Я подняла трубку буквально за секунду до перехода на голосовую почту, а Нейт тем временем вышел за дверь.

— Рид, — произнесла я, и по лицу потекли теплые слезы.

Этого не может быть.

— Мне так чертовски жаль, — выдохнул он, запыхавшись. — Стелла, я застрял посреди долбанных джунглей под ливнем. Не могу поверить, что ты взяла трубку.

Я рассмеялась от облегчения, наблюдая, как Нейт нервно расхаживает на улице перед витриной, время от времени бросая взгляд в мою сторону.

— В джунглях?

— Почти, — сказал он, всё еще переводя дух.

— Где ты?

— Мы в Индонезии. Адам переживает какую-то фазу поиска себя, все эти муки творчества, чушь собачья. Ему приспичило обрести просветления, и он решил, что нам, как группе, надо сделать это вместе. Так что где я? В седьмом круге ада, но клянусь Христом, я не хотел тебя ранить. В смысле, что не звонил. И не только. Стелла, прости за те слова. За ту ночь. За ситуацию, в которую тебя поставил. Это было нечестно. Я просто не могу ничего с собой поделать. Когда я вижу тебя, я просто не могу…

— Рид?

— Хочу, чтобы ты знала: я уважаю твой выбор. Ненавижу быть тем, кто ведет себя «по-взрослому», потому что это значит… — он выдохнул, — …что я теряю тебя. Но ты должна знать: я никогда не хотел видеть эти слезы. С меня хватит. Я больше не хочу причинять тебе боль.

— Я знаю.

— Я люблю тебя. Всегда. Что бы ни случилось. Ты должна это знать.

— Знаю, Рид. Правда.

— Ты не злишься на меня?

— Нет. — Еще одна горячая слеза скатилась по щеке, пока я вытирала лицо. Месяцами — ни слова ни от одного из них, и вот теперь меня загоняют в самую невозможную ситуацию, какую только можно представить. Рид вздохнул в трубку.

— Чем занимаешься?

— Покупаю пончики. Толстею.

— Вот на это я бы с удовольствием посмотрел, — усмехнулся он.

— Если я так продолжу, разглядеть меня будет проще простого.

— Ты чертовски красивая. Это вообще единственное, что я в тебе вижу.

— И ты тоже, — сказала я искренне. — Я так горжусь тобой. Кажется, я никогда тебе этого не говорила.

— Мной? Это ты попала в Rolling Stone, — с гордостью произнес он. — Я читал, Стелла. Купил тысячу экземпляров. Отправил их Пейдж.

— Правда? — спросила я, чувствуя, как сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

— Подумал, сможешь разослать семье. Тысячи хватит? — он снова рассмеялся, и этого звука было достаточно, чтобы добить меня окончательно.

— Черт бы побрал эту жизнь, — прошептала я.

— Стелла, мне нужно бежать. Телефон садится. И я не уверен насчет этого запасного аппарата, он выглядит так, будто его только что притащили со съемочной площадки «Парка Юрского периода. Можно… можно мне иногда звонить? Я знаю, это, наверное, будет бесить его, но Стелла…

— Да. Пожалуйста. Да, — тихо сказала я, надеясь, что он не услышал дрожь в голосе. — Звони, когда угодно. Серьезно. И с днем рождения тебя тоже.

— Ладно… — Он замешкался.

— Рид, — голос сорвался, выдав правду, которую я хранила в себе. — Я люблю тебя.

Повисла тишина. Только его сбивчивое дыхание говорило о том, что он всё еще на линии.

— Рид?

— Ты никогда этого не говорила, — прошептал он. — Ты ни разу не говорила, что любишь меня.

— Но ты знал, — сказала я, чувствуя, как мое сердце снова истекает кровью — и из-за мужчины, который смотрел на меня из-за окна, и из-за того, с кем говорила по телефону. — Ты всегда знал.

— Я надеялся, что не ошибаюсь. А сейчас… всё еще…? — спросил он.

— И сейчас. Всё еще.

— Повтори, Стелла. Повтори еще раз — и я перепрыгну через эти континенты, и вернусь к тебе.

Я посмотрела в окно на Нейта, который внимательно наблюдал за мной с улицы.

— Рид…

— Этого достаточно, Стелла. Клянусь. Пойду-ка я подерусь с каким-нибудь гребаным тигром или еще с кем, — сказал он, — раз уж я теперь неуязвимый. — Я почувствовала его улыбку даже через телефон.

— Рид?

— Да, Граната? — это был еще один удар в грудь, но я всё еще ощущала его улыбку.

— Скажи мне, что жизнь волшебным образом начинает налаживаться.

— Всего одна минута после отчаяния, детка. Обещаю. Я — живое тому доказательство. Поверь мне, Стелла.

— Хорошо.

— Я люблю тебя, — прошептал он, прежде чем отключиться.

Нейт снова вошел в пекарню, и я глубоко вздохнула.

Я съехала на придорожную стоянку у границы штата и уставилась на грозовые тучи вдалеке. Повернула ключ в замке зажигания, опустила стекла, впуская в салон воздух. Вытянула ноги, ветер хлестал по волосам, где-то впереди глухо перекатывался гром.

До конца своих дней я буду считать, что всё это их «поставить точку» — полная херня. Я-то знала лучше. На самом деле есть только одно — отпустить. И я лучше любого понимала, что отпустить куда труднее, чем смириться с этим «прощай», а именно этим по сути это самое «поставить точку» и является. С прощаниями я не смогу смириться никогда. Прощания больно ранят, а вот отпускать — офигенное чувство.

И где-то между отелем, из которого я выехала двадцать четыре часа назад, и дорогой, по которой сейчас ехала, я почувствовала, что большая часть меня уже отпустила.

Жгучей боли от того телефонного разговора вполне хватило бы, чтобы отправить меня в долгие поиски себя, но в итоге он лишь привел меня к тому же самому выводу. Даже если оглядываться назад, когда все твои промахи постепенно растворяются где-то вдали, рядом с ними всё равно остается и то, что ты сделал правильно.

Я совершила ошибку, выискивая только боль.

Потому что с какого, вообще, перепуга мы должны быть идеальными?

Покажите мне существо с яичниками, которое всегда принимает только правильные решения, когда дело касается мужчин, — и я покажу вам самую скучную историю любви на свете. Совершенство — это скука. Оно делает жизнь скучной, а любовь — тем более. В моем случае всё в итоге оказалось не только про точку назначения, а про сам путь. Именно дорога придавала всему сладость, а иногда и горьковато-сладкий вкус — как вчера, например. Я горевала так, будто рана только что вскрылась, но это просто я и я остаюсь собой. Так я устроена.

Мои ошибки, моя ложная уверенность, всё то, через что я пробиралась методом проб и ошибок, — делало жизнь острее, держало меня в тонусе, не давало застыть и помогало расти в нужном направлении, на расстоянии вытянутой руки от того, кто рос так же. Я позволяла своим эмоциям рулить моей жизнью, а в случае с Ридом и Нейтом — и вовсе захлестывать ее, и при этом забыла о единственном, что уравновешивало мой характер, о единственном, что делало меня мной.

О музыке.

Я по-прежнему держала себя в руках большую часть времени, но иногда контроль ускользал. И всё же мне нравилась та эмоциональная женщина, в которую я превратилась.

И чем дольше я оглядывалась назад, тем ближе подбиралась к истине. Было нормально — любить их обоих, дать своему сердцу право искать, пробовать, но я уже отпустила. Я просто перебирала в памяти жизнь, которую прожила, и, может быть, именно в этом и заключалось мое несовершенство. Возможно, как раз тут я всё еще позволяла чувствам уносить меня и временами брать надо мной верх. Это делало меня неидеальной и слишком эмоциональной, но меня это устраивало, и извиняться за это я, блядь, устала. А с мужчиной, который любил меня, мне и не приходилось.

Так что, когда впереди оставались всего какие-то несколько сотен миль, я перестала всматриваться в прошлое и устремила взгляд только вперед. Пришло время вернуться домой.