Глава 9
Аурелия
Tереза и охранники ведут нас по холодным коридорам, освещенным бело-голубыми галогеновыми лампами. Сквозь четыре оставшихся щита пахнет свежей краской, дезинфицирующим средством и спреем от блох, и я пытаюсь слушать Терезу, когда она рассказывает об истории этого места.
Ламинированные полы переходят в причудливые деревянные половицы, а чистый гипсокартон превращается в высокие потолки с витиеватой резьбой на карнизах. Мне это немного напоминает готическую архитектуру особняка моего отца, и я задаюсь вопросом, были ли они построены примерно в одно и то же время. Здесь должно быть жутковато, но я провела свое детство, играя в прятки в похожем месте. Потеряла свою мать в таком же особняке. И я впервые увидела свою брачную метку в ванной такого же дома. Что-то во мне успокаивается, совсем немного, от того, как воздух этого заведения ощущается на моей коже. Как будто старая магия смешивается с гулом предвкушения. Хотя, конечно, это не может быть моим предвкушением, а предвкушение другой сотни с лишним студентов в этой академии, ожидающих встречи с нами, зелеными новичками.
Наконец, мы проходим через стеклянные двери и оказываемся на улице, где я впервые вижу Академию Анимус снаружи.
Школа представляет собой великолепное готическое чудовище, которое, без сомнения, было частью старого викторианского особняка, построенного семьей драконов, первыми заселившими эту землю. Она устрашающе потрясающая, с черным фасадом, черными железными решетками по всему карнизу и золотыми витиеватыми украшениями вокруг каждого окна и дверного проема. Центральное здание возвышается над нами и окаймлено более поздними крыльями, заключающими его в клетку. Новые фасады выкрашены в черный цвет, чтобы они соответствовали центральной структуре, и меня забавляет попытка объединить все это воедино. Это впечатляет и пугает издалека, но не стоит присматриваться слишком пристально. Герб Академии Анимус находится на самой высокой точке центрального особняка: буква «А» изображена на щите, который охраняют лев и волк. Птичьи крылья простираются сверху, как страж, а снизу парит дракон.
Дом моего отца почти не изменился, никаких пристроек, и повсюду вырезаны змеи и мифические василиски. Здесь нет змей, но иногда крыши украшают драконы, похожие на горгулий. И я почти уверена, что по бокам от главных ворот стоят два дракона, но мне отсюда не видно. Классика, и от ее изображения у меня по коже бегут мурашки.
Тереза ведет нас вперед и рассказывает, что центральные офисы и столовая находятся в старой части здания, а новые классы — во внешних крыльях.
Другое новое дополнение к этой территории — зеленое футбольное поле с трибунами. С другой стороны я вижу высокую стену из черного кирпича, которая окружает всю академию. К моему ужасу, в длинных лучах заходящего солнца легко разглядеть голубое тепловое мерцание в небе над стеной.
— Что это? — я спрашиваю Минни. — Похоже на электрическое поле.
— Это старая драконья магия, — шепчет она в ответ. — Защита драконов, которые раньше владели этим местом. Это для того, чтобы никто не смог прилететь… или вылететь. Думаю, она и сейчас работает.
Вот дерьмо. Выглядит так, словно может разнести кого угодно в щепки. Я не могу просто улететь.
Тереза приподнимает брови, когда мы перешептываемся, и я затыкаюсь. Она указывает на поле.
— Мы проводим Охотничьи игры каждое воскресенье, как только заканчивается переходный период. Если вам интересно, можете попробовать себя в одной из многих команд, но… что ж, вы же видели по телевизору, насколько это может быть тяжело.
Охотничьи игры — это грубый, смертельный вид спорта, в который играют звери США. Есть команды штатов, национальные и даже олимпийские. У зверей здоровое стремление к ловле добычи, у одних орденов сильнее, чем у других, и это один из способов для нас использовать природные инстинкты здоровым образом, фактически не убивая друг друга.
Мы проходим главное здание академии и останавливаемся у трех складов, стоящих в ряд.
— Вы получите доступ в общий спортзал-джунгли, когда докажете, что можете постоять за себя. Тот, что посередине, — тренировочный зал, где мы тестируем ваш охотничий инстинкт, а последний — наша студенческая деревня. Вы получите доступ и туда, но это привилегия, и если вы хотите проявить себя, можете подать заявку на открытие бизнеса чуть позже в этом году.
Минни взволнованно толкает меня локтем, но сзади тут же кричит охранник:
— Не прикасаться!
Мы обе подпрыгиваем и оборачиваемся, чтобы посмотреть на него в то время, как все остальные оборачиваются, чтобы посмотреть на нас.
Тереза кивает, когда я поднимаю брови.
— Мы обсудим полный набор правил завтра. Сейчас вам нужно принять душ и отдохнуть перед отбоем. Я оставила пакеты с ужином в ваших комнатах, так что вы сможете спокойно поесть хотя бы одну ночь.
Последняя часть ее речи снова заставляет меня чувствовать себя неловко. Я много лет ни с кем не ела, и мой рацион состоял из двухминутной лапши и иногда поп-тартса. Дядя Бен оставлял еду у меня на пороге, когда никто не видел. Моя тетя Шарлотта — Регина для него и моего дяди Рона. Несмотря на шум и суету в их красивом доме, они в основном избегали контактов со мной, за исключением моих смен в их маленьком продуктовом магазинчике дальше по дороге.
Когда солнце садится, Тереза провожает нас обратно к пятиэтажному зданию из черного кирпича, которое является частью старой постройки. Длинные оранжевые лучи освещают окна и золотят завитки над каждым крошечным балконом, придавая зданию вид логова богатого дракона.
Над двойными входными дверями на нас смотрит приземистая чугунная голова дракона, и мне кажется, что его глаза упрекают меня за то, что я здесь. Двери охраняются двумя вооруженными охранниками, один из которых расстегивает мои наручники, пока Тереза показывает нам, как использовать ключ-карту, чтобы попасть внутрь.
— Это общежития для одиноких анима. Брачные группы получают собственное жилье.
Мой желудок сжимается из-за ярлыка, который на нас повесили, но я тут же делаю себе выговор. Так и должно быть. Представляю себе сценарий, где я приезжаю сюда, и мне сообщают, что я должна делить комнату с этими тремя психопатами. Да я бы скончалась прямо на месте. Делить гребаную комнату? Дорогая богиня. Нет, эти девушки, по крайней мере, не выглядят готовыми убить меня во сне.
Нас разместили на третьем этаже, и приходится тащиться вверх по трем длинным лестничным пролетам, чтобы добраться туда. Один из бонусов моего пребывания здесь: к концу недели мои бедра станут стальными.
Если настолько задержусь.
— Распределение по комнатам! — Говорит Тереза, указывая на первую деревянную дверь. — Яна и Стейси.
Двум девушкам, которых я считаю львицами, показывают, как входить в их комнаты. Они вкатывают свои чемоданы и закрывают за собой дверь. Ракель и их подруга Сабрина получают комнату по соседству, потом остаемся только мы с Минни.
Тигрица взвизгивает и обнимает меня за плечи.
— Соседки! — кричит она, прежде чем влететь в комнату, бешено тарахтя чемоданом за спиной.
Тереза улыбается мне. Она кажется доброй птицей, и я задумываюсь, смогу ли вытянуть из нее какую-нибудь информацию, которая поможет мне сбежать, но мой взгляд привлекает кое-что за ее спиной.
Наша комната находится в конце коридора, и на стене висит великолепная картина маслом в позолоченной раме. Это изображение дракона, парящего высоко над скалистыми горами. Под ним бушует водопад, и я просто знаю, что вид оттуда был бы захватывающим.
— Тебе нравится? — спрашивает Тереза, вырывая меня из задумчивости. — Это осталось от старой семьи, которая здесь жила. Она приклеена каким-то драконьим суперклеем, и мы не можем ее снять.
Казуар фыркает от собственной шутки
— Она прекрасна, — говорю я с тоской.
— Мы поболтаем утром, Аурелия. Сейчас отдохни немного, а завтра утром спустись вниз с другими анимами. Хорошо?
Я тихо говорю «спасибо» и направляюсь в комнату вслед за Минни, которая уже бросилась на самую дальнюю кровать слева. Закрывая за собой дверь, я оборачиваюсь, чтобы просто… осмотреться.
Впервые за семь лет я буду делить жилище с другим анималия. Комната соответствует внешнему фасаду здания. Белые витиеватые завитки украшают не только углы комнаты, но и весь потолок и окна. Справа вторая кровать с хрустящим белым покрывалом и наволочкой. Я вздыхаю, потому что сон в настоящей кровати, а не на ветке дерева, кажется раем. За ней широкая деревянная дверь, которая, должно быть, ведет в нашу общую ванную. У каждой из нас есть свой маленький письменный стол, на котором стоят два бумажных пакета, в которых, я полагаю, хранятся наши ужины. Для каждой из нас есть шкаф и комод, а между нашими кроватями — стеклянные двери, ведущие на красивый балкон с чугунными перилами. Я сглатываю, сжимая зип-пакет, в котором лежат мои лекарства.
— Ты приняла глистогонное? — спрашивает Минни, расстегивая молнию на своем чемодане и начиная процесс аккуратного раскладывания одежды.
Ее вопрос звучит так буднично, но все же неприятно, когда тебя спрашивают о твоём состоянии. В нашей комнате. В которой мы будем жить. Вместе. Пока мы здесь, а это обычно на три года.
— Пока нет, — поспешно отвечаю я, направляясь к своей кровати и открывая пластиковый пакет, чтобы скрыть свою неловкость. Я смеюсь, и смех получается немного визгливым. — Мне еще придется воспользоваться этим дурацким шампунем от вшей, блох и чесотки.
Минни открывает свой шкаф и оценивающе смотрит на пустое пространство.
— Я пользовалась им несколько лет назад. Это отвратительно, но ты же не хочешь, чтобы в твоих перьях завелись клещи? — она вздыхает и начинает раскладывать фиолетовую ткань на одной из полок в своем гардеробе, превращая ее в алтарь. — Послушай, это место немного невзрачное, но мы можем немного украсить его вещами, которые можно купить в студенческом магазине…
Но я не слушаю, потому что на полу рядом с моей кроватью стоит знакомая потрепанная черная спортивная сумка.
Непроизвольный всхлип вырывается из моего горла, когда я бросаюсь к ней. Швырнув сумку на кровать, я грубо расстегиваю молнию. Внутри все вещи, которые я упаковала, когда убегала. Моя единственная пара джинсов, два платья, которые у меня есть, четыре блузки, мое нижнее белье и коробка тампонов. Маленькая шкатулка с драгоценностями и два подержанных любовных романа. Моих наличных нигде не видно, но в черном футляре лежит бриллиантовое колье, которое Чарльз Полупернатый подарил мне в тот день, когда меня насильно выдали за него замуж. И, к моему великому и ужасному удивлению, в углу лежит розовая сумочка Дикаря из «Опалового пера».
Потрепанная сумка — это не так уж много, но для меня она родная. Дорогая сумочка — это совсем другое дело. И ту, и другую я уже отчаялась увидеть снова.
Вытирая слезы, я понимаю, что изменилось. Сумка аккуратно упакована, моя одежда разложена по секциям — определенно не так, как я беспорядочно все туда побросала. В груди разливается холод.
Кто-то привел в порядок мои вещи.
Я оставила сумку в своей машине у мотеля, когда сбежала от Лайла Пардалия в первый раз, почти неделю назад. Мысль о том, что этот лев рылся своими огромными лапищами в моих вещах, в моем нижнем белье, приводит меня в дикое, смущающее возбуждение. Я переворачиваюсь на спину и прижимаю ладони к глазам, пытаясь выцарапать из памяти образ заместителя директора. Особенно образ того, как он равнодушно смотрит на мое обнаженное тело, когда я лежу в его сетке на траве, побежденная и жалкая.
Кровать рядом со мной прогибается, и маленькие нежные ручки осторожно обнимают мои плечи. Браслеты тихо позвякивают, когда Минни прижимается своей теплой щекой к моей руке.
— Все в порядке, — говорит она самым мягким голосом, который я когда-либо слышала. — У нас все будет хорошо, Лия. Вот увидишь.
Тогда я рыдаю еще сильнее. Рыдания, сотрясающие плечи и голос, достойны популярного сериала. И все из-за того, что со мной так не обращались с тех пор, как мне исполнилось тринадцать. Во мне что-то надламывается при мысли о том, что пришлось попасть в это место, куда отправляют худшую молодежь нашего вида, чтобы кто-то обнял меня по-настоящему.