Ее дикие звери

Глава 5

Дикарь

Я ещё никогда в жизни так не злился.

Аурелия была так близко. Так близко, что я практически ощущал на языке вкус ее идеальной оливковой кожи. Вкус розовых губ и восхитительных шоколадных сосков. Ксандер успел первым прикоснуться к ней, и сейчас, когда мы сидим на полу грохочущего военного грузовика, я готов вырвать ему мозги из глазниц за это.

Выбросив ногу, я пинаю уродливого дракона, который сидит, прислонившись к стене.

— Пошел ты, Ксандер.

Даже ослепленный подавляющими магию кандалами, мой брат-дракон не сдается. Он бросается на меня, и между нами завязывается ожесточенная драка. Имеет ли значение, что мы связаны от шеи до бедер турмалиновыми цепями? Едва ли.

Пока Коса неподвижно и задумчиво сидит возле меня, мы с Ксандером пытаемся разорвать друг друга на куски одной лишь силой воли. Он щелкает на меня зубами, и я дергаю головой в сторону, прежде чем прижимаю его телом к титановой стене. Весь грузовик сотрясается от силы нашей агрессии.

Как раз в тот момент, когда я подумываю о том, чтобы вонзить зубы в его глазницы, с водительского сиденья раздается крик. Проходит всего несколько секунд, прежде чем они сворачивают с дороги, и я отлетаю к другой стене. Ксандер с ворчанием приземляется на меня сверху.

— Ящерица уродливая, — огрызаюсь я, когда он скатывается с меня.

— Смрадная шавка, — выплевывает он в ответ.

В очередной раз Ксандер доказывает свое достойное воспитание, разбрасываясь громкими словами. Что вообще означает смрадный? Звучит как венерическое заболевание, и от этой мысли я начинаю рычать.

Тяжелые ботинки хрустят по гравию, и двери распахиваются, показывая большого страшного ублюдка-волка и еще четверых, стоящих по бокам от него с направленными на нас автоматическими винтовками.

Это Рубен, мать его, Лунарис. Мудак выше двух метров ростом, с рыжей бородой, и хотя ему должно быть не меньше пятидесяти, мужик в отличной форме.

— Разведите их, — рявкает Рубен, как будто нас не знает. — Полная фиксация на каталке.

Я оглядываюсь на Косу, чтобы понять, видел ли он волка, которого наш отец называл «Погонщиком монстров», но брат невозмутимо смотрит на стену перед собой. Он часто так делает, смотрит вдаль, предаваясь мрачным мыслям. Вероятно, он думает о том, как собирается меня убить. Или, может быть, он думает об Аурелии и ее длинных трепещущих ресницах.

Нас с Ксандером грубо вытаскивают за шкирку, как щенков, и бросают на гравийную обочину, предусмотрительно не трогая Косу.

Когда вижу, что для нас приготовлено, я запрокидываю голову и издаю лающий смех.

— Он бешеный, — бормочет один из охотников.

— Не-а, — говорит Рубен, прежде чем надеть мне на голову матерчатый мешок с дырками для дыхания, — просто псих.

Я все еще смеюсь, когда они начинают пристегивать меня в вертикальном положении к каталке с более тяжелыми металлическими цепями. Когда парни заканчивают, мы с Ксандером с ног до головы покрыты обсидианом, и не осталось ни сантиметра, чтобы пошевелиться.

Ганнибал Лектер, мой личный бог, и в подметки нам не годится.

Когда нас везут обратно к машинам, я пронзительно кричу:

— Уииии!

Моя Регина направляется туда же, куда и мы, и это единственная причина моего хорошего настроения. Они поймали ее для нас, и я подумываю послать кому-нибудь цветы за это.

Погонщик монстров открывает двери моего нового грузовика, и я мельком вижу его белозубую ухмылку сквозь сетку. Прежде чем захлопнуть тяжелую металлическую дверь, он бормочет:

— Рад видеть тебя живым и здоровым, Дик.

Это ненадолго, скоро всё закончится.

Несколько часов спустя мы прибываем в Академию Анимус с помпой, которую заслуживаем только я и мои братья по стае. В глубине души я задаюсь вопросом, что Лайл Пардалия собирается делать с нами в своей милой маленькой школе. Нас с Ксандером невозможно контролировать. У Косы свои планы, и он сам по себе представляет угрозу. Я с трудом понимаю, почему он вообще согласился, чтобы его забрали. Я мог бы сделать все сам, но у моего брата всегда есть свои гнусные причины делать то, что он делает. То, что может видеть и чувствовать акула, не под силу никому другому.

Я начинаю ощущать запах дикости, исходящий от школы минут за сорок. Этот запах предупреждает цивилизованных зверей держаться подальше. Своеобразный показатель, какого типа существа вынуждены посещать так называемую академию.

Когда мы проезжаем через ворота, снаружи доносится шум, характерный для дня поступления. В воздухе витает общее ощущение напряженности, агрессии и откровенного насилия.

Мой любимый вид одеколона.

После аромата ванильно-клубничного торта Аурелии, конечно. Немного сладковатый, немного терпкий, совсем как она.

Мысль о ней мгновенно приводит меня в ярость, и цепи стонут от напряжения, подавляя мою силу. Мой анимус тоскует по ней, как потерявшийся щенок, и я рычу себе под нос, приказывая ему заткнуться.

Желание служить ей борется с моей ненавистью. Она сказала, что не пыталась убить нас, вот и прекрасно, хорошо, но она по-прежнему отказывается признавать нас своими сужеными. Я больше не видел ее брачного знака — черепа с пятью отметинами сбоку на шее, такого же как и у каждого члена нашей брачной группы, — но я, черт возьми, собираюсь выяснить почему.

Ни у кого нет силы, способной скрыть небесные брачные узы. Буквально ни у кого.

У нас шестерых есть уникальная брачная метка, нанесенная сбоку на шею самими звездами. Только члены вашей группы могут видеть эту метку, и звери тратят жизни на охоту за другими членами своей духовной стаи. Звери могут объединять свои силы внутри стаи. Это право было даровано нам самой Богиней.

А она не хочет этого.

Уже одно это делает ее опасной. Регина имеет власть над своими парами, хотим мы того или нет, и мы не можем допустить, чтобы в мире существовал кто-то с таким большим влиянием на нас.

Снаружи доносится рев, и я понимаю, что у них будет полно дел с новым поступлением. Эта академия создана для реабилитации диких и бешеных оборотней в возрасте до двадцати пяти лет. Они даже не потрудились прислать мне приглашение, что очень задело меня, вообще-то.

Но что происходит, когда вы помещаете группу диких зверей, превращающихся в людей, в одну школу? Хa! Я уверен, что Лайл подтасовывает свою статистику успеваемости, потому что вся его система — полная лажа. Я был в настоящей звериной тюрьме и воочию видел опасных оборотней, которых эта школа не смогла наставить на путь истинный.

Крошечная часть меня беспокоится из-за того, что Аурелию поместили сюда вместе с нами. Академия Анимус традиционно создавалась для мужского духа-зверя, которого мы называем анимусом, поскольку мы более изменчивы, чем женский дух-зверь, который мы называем анимой. Когда они начали принимать анима, то даже не потрудились сменить название. Но важно отметить, что здесь на одну женщину приходится пятеро мужчин, а она красивая, сногсшибательная, совершенная девушка.

Невостребованная, красивая, совершенная девушка.

Аурелия напоминает мне принцессу Жасмин, только с голубыми глазами и силой, которая заставляет меня чувствовать себя рядом с ней как молния.

Жаль, что нам придется убить ее.

Но она привлечет внимание каждого хрена в заведении, а это уже совсем другая проблема.

Я настолько накрутил себя, размышляя об этом, что к тому моменту, как Рубен снова распахивает двери, я превращаюсь в рычащее месиво.

— Тише, щенок, — посмеивается он. — Тебе разрешат выйти, как только мы войдем внутрь.

Меня не называли щенком с тех пор, как в три года запихнули в мою первую бойцовскую клетку, и это приводит меня в ярость.

Но цепи знают свое дело, и я слышу только стон металла, когда меня выкатывают наружу. Мне хорошо видны красивые чугунные ворота с позолотой вокруг школы-тюрьмы. Даже сквозь мешок я замечаю, как золото сверкает на солнце… Пока меня не разворачивают, и взгляду открывается настоящий карнавал веселья, который ждет меня внутри.

Приемный блок Академии Анимус — это что-то среднее между тюрьмой и зоопарком.

Когда я был маленьким, Коса рассказал мне все об академии (скорее, угрожал). Самому главному зданию более ста пятидесяти лет, оно было построено в середине девятнадцатого века, когда наши предки впервые прибыли в эту страну во время золотой лихорадки. В то время как основное здание представляет собой древнее готическое чудовище, напоминающее мне нечто среднее между логовом дракона и замком ведьм, они продолжали обновлять это место по последнему слову техники, расширяя его по одному крылу за раз, пока оно не превратилось в огромный комплекс, построенный для содержания подающих надежды преступников внутри.

Очередь студентов проходит через металлодетекторы, охраняемые не менее чем двенадцатью здоровенными охранниками, большинство из которых вооружены автоматами или дротиковыми винтовками. Двое студентов затевают драку, но трудно сказать из-за чего именно, скорее всего, одному анимусу не понравился запах другого анимуса. Меня охватывает чувство ностальгии, потому что атмосфера напоминает федеральную тюрьму, за исключением того, что звери там старше и злее… и поблизости нет симпатичных анима, которые действительно могли бы нас трахнуть.

Как только заключенные проходят проверку безопасности, их направляют в медико-ветеринарный центр, где медперсонал проверяет на наличие блох, чесотки, клещей и других паразитов, которых наш вид, как правило, подхватывает, когда мы немного дичаем.

Пара переживающих родителей ждут прямо за стальной решеткой, пытаясь увидеть, все ли в порядке с их детьми. Их дети — мелкие бандиты, которые будут укрощены. Они завершат свою трехлетнюю программу и вернутся в любящий дом, чтобы устроиться на постоянную работу, найти свою пару и жить долго и счастливо.

Многие преступники среди нас этого не понимают. Хорошо, что у меня есть Коса, иначе я, наверное, был бы заперт в клетках с бешеными, вроде тех, что рычат и плюются в приемном отсеке.

В шести прочных металлических клетках на колесиках содержатся пойманные звери. Два покрытых шрамами тигра, два волка, питон и гиена. Тигры были усыплены и храпят на дне своих клеток, но остальные смотрят друг на друга оценивающе.

Сведите нас, диких и бешеных, вместе, и что вы получите? Бардак.

Внезапно я не могу больше ждать.

Весь отсек замолкает, когда целая флотилия из охранников выстраивает нас в шеренгу у раздвижных стеклянных дверей, ведущих в медицинское крыло. Коса просто проходит, и два охранника-медведя у дверей пропускают его.

Берни и Эрни работают на нас и бесконечно преданны. Я называю их Близнецами-Погрузчиками, потому что, несмотря на довольно скромные умственные способности, оказаться с другого конца их кулаков — это конец пути для тебя. Однажды я попросил Эрни поднять переднюю часть полуприцепа, и он даже не вспотел, пока я подсовывал взрослого льва под шины.

В нескольких метрах от меня выстроилась очередь из зверей в человеческом обличье, где-то около тридцати самцов и пяти самок. Их либо привели сюда, либо они пришли сами по указанию Совета, и в настоящее время они смотрят на меня и моих братьев так, словно мы сделаны из взрывчатки.

Скоро они поймут, что не ошибаются, но эти звери меня не интересуют. Я хочу знать, кто там уже есть и могут ли они нанести достойный сокрушительный удар в нос. Мое тело как пружина, я только и жду шанса выплеснуть свою ярость. Я хочу запачкать руки кровью, и это место ничуть не хуже любого другого, чтобы получить желаемое.

Довольный, что эта школа-тюрьма, возможно, не так плоха, как казалось поначалу, я откидываюсь на спинку каталки, устраиваясь поудобнее в ожидании, когда нас выпустят.

Звери внутри — ветеринары и врачи, и два охранника академии проводят нас к ним за несколько минут. Думаю, в основном потому, что мы пугаем родителей.

Мы проходим сквозь две стальные двери, которые запирают за нами, прежде чем они отводят нас с Ксандером в кабинеты, разделенные занавесками, где еще больше вооруженной охраны. Бежать нет смысла, ясно как божий день. Коса, вероятно, сможет выбраться, но если Аурелия здесь, я не могу уйти, пока не похищу ее и не верну туда, где она должна быть по праву.

Рубен снимает с меня мешок и подкатывает к стене с измерительной шкалой роста, чтобы сделать мою фотографии знаменитости. Охранник держит лист бумаги с напечатанным текстом прямо у меня под подбородком. Кажется, там написано мое имя и удостоверение заключенного.

— Скажи «сыр», — ворчит Рубен, поднимая большой черный фотоаппарат.

— Соси мой член! — кричу я, высовывая язык набок и подмигивая, когда мелькает вспышка.

Он качает головой, передает фотоаппарат охраннику и начинает отстегивать мои многочисленные обсидиановые цепи. Выходит довольно долго, и пятеро охранников все это время держат свое оружие направленным на меня. Я остаюсь в простых металлических наручниках на руках и ногах, навевающих всевозможные воспоминания, от которых мне становится тепло и пушисто.

— Погонщик, я хочу вернуть Юджина, — говорю я, похрустывая шейными позвонками.

— Да кто он такой? Петух твоей эмоциональной поддержки? — Рубен говорит серьезно, но серые глаза сверкают над рыжей бородой, пока он возвышается надо мной и всеми остальными в комнате. Вот почему его назначили судьей моих подростковых матчей.

— Что-то в этом роде, — я пожимаю плечами и пытаюсь не смеяться над полной экипировкой охранников.

Их лица закрыты черными балаклавами, как в настоящей тюрьме.

— Что-то вроде наушников Ксандера, — вру я. — Если он не со мной, я впадаю в неистовство и начинаю убивать. Ты понимаешь, что я имею в виду?

К моему удивлению, Рубен кивает, и я чувствую, как он передает мысленное сообщение другому волку из своей команды. Через несколько секунд я слышу вопросительное кудахтанье.

— Я здесь, Юджин!

Цыпленок появляется в объятиях волчицы со взъерошенными перьями, и я выхватываю его у нее из рук.

— Веди себя подобающе с доктором, щенок, — предупреждает Рубен, — и я позволю оставить тебе петуха. Если нет, он пойдет на вертел для меня и моих парней.

Хотел бы я посмотреть, как ты, блядь, попытаешься. Но я игнорирую его, когда входит медсестра, и он отходит в сторону, чтобы ее пропустить.

Это миниатюрная самка с черной стрижкой — судя по запаху, орлица — и планшетом в руках, который она тщательно изучает. Поскольку орлы — это орден, обладающий целительными способностями, многие из них становятся врачами и медсестрами. Интересно, этого ли хочет Аурелия, учитывая, что она тоже орлица. Она действительно хороша в исцелении, именно это и свело нас вместе. Ее послали исцелить зверя в камере рядом с моей, когда мы были в плену у Чарльза Полупернатого. Сначала я был удивлен, что они поручили эту задачу такой молодой аниме, но пока я наблюдал за ней, все встало на свои места.

— Дикарь — это ваше настоящее имя, мистер Фенгари? — медленно спрашивает доктор-птичка. Я решаю, что ей, должно быть, наплевать на свою жизнь, раз она выбрала работу в таком месте.

Я бросаю взгляд на Рубена.

— Ага, мои родители были засранцами.

Она кивает, как будто уже подозревала это, и протягивает мне ярко-красный шнурок, на котором висит удостоверение личности. Я беру его и рассматриваю свою фотографию. Удовлетворившись результатом, надеваю его на шею и качаю головой, потому что в настоящей тюрьме нам никогда не выдали бы шнурок — он слишком хорош для удушения.

— Что там написано? — спрашиваю я, проводя пальцем по черной надписи, которая тянется по всему шнурку. Могу только определить, что это одно и то же предложение и что оно начинается на букву «О».

Птичка не удивлена, потому что неграмотность распространена среди одичавшего населения.

— Здесь написано «Опасно, не приближаться».

А, предупреждение для других студентов. Мило.

— Я слышала, ты побывал в тюрьме Блэквотер.

— Меня уже обсудили, да? — спрашиваю со смешком.

— Да, ваша репутация опережает вас.

Я задумчиво улыбаюсь воспоминаниям, поглаживая Юджина.

— Да, сестра, меня отправили в тюрьму Блэквотер в день моего шестнадцатилетия.

Ее брови взлетают вверх, когда она смотрит на меня.

— Вас посадили в шестнадцать?

Наклоняясь вперед, я шепчу ей, как будто это великий секрет.

— Это было пожизненное заключение. Меня больше некуда было пристроить.

Ну, до тех пор, пока Коса не спланировал мой маленький побег из тюрьмы.

Я посмеиваюсь над выражением ужаса на ее лице, которое она пытается скрыть, и над тем, что охранники вмиг напрягаются за ее спиной. Рубен же и так не спускал с меня глаз, но он всегда был умным человеком.

— Отец рано меня испортил, — говорю я в качестве объяснения.

В этом месте будет проще простого.