Ее дикие звери

Пролог

Аурелия

7 лет назад

В день, когда у меня впервые начались месячные, я выбегаю из ванной с криком «Няня Розалина!».

Это крик радости, пронзительный, восторженный и полный ожидания. Потому что для самки-анималия сегодня тот самый день, когда мой дух откроется миру.

Розалина, пожилая питонша моего Двора, вздыхает и раскрывает объятия, сидя в своём любимом кресле. Мне тринадцать, но я всё равно бросаюсь к ней на колени, плачу, смеюсь и болтаю о своих будущих способностях.

— Могущественный зверь скрывается под твоей кожей, — шепчет она, нежно касаясь моей черной косы. — Сегодня вечером мы все будем гордиться тем, какую сильную змеиную форму она примет.

Когда наступают сумерки и небо окрашивается в глубокий фиолетовый цвет, я с радостным трепетом выбегаю в сад за домом, чтобы увидеть яркий полумесяц. Отец ждет меня, гордый и сильный, как неизменная константа, — король Змеиного Двора в дизайнерском костюме и всегда начищенных до блеска туфлях. Он наклоняется и целует меня в обе щеки, его темные глаза светятся любовью, и я никогда в жизни не чувствовала себя такой желанной.

Тупая боль внизу моего живота перерастает в ревущее пламя, которое вырывается наружу со страшной, древней силой.

Когда мое тело меняется, а одежда падает вокруг меня на ухоженную траву, и я обретаю новое тело, это не какая-нибудь свернувшаяся в траве змея. Мир выглядит по-другому, но не так, как я ожидала. Не так, как в рассказах, в которых змеи могут видеть и ощущать мельчайшие вибрации мира. Полые кости и покрытая перьями кожа обжигают, как кислота, и я снова меняюсь. Кости хрустят, связки растягиваются. Затем в третий раз. Затем в четвертый.

К тому времени, когда я возвращаюсь в свое человеческое тело, по моему лицу текут слёзы от острой боли в костях и ужасного холода. Отец уже врывается обратно в наш особняк, не утруждая себя сдерживанием своей ярости, щупальца темной магии обвиваются вокруг его тела.

Одинокая и обнаженная, я вбегаю обратно в дом. Розалина укрывает меня халатом, но ее голова опущена, и она избегает встречаться со мной взглядом. Оставшись одна, я иду в ванную и смотрю на себя в зеркало, поворачивая лицо так, чтобы видеть свою шею, где моя новая брачная метка горит в свете звезд и луны. Череп с пятью лучами света. Священная связь между мной и моими связанными судьбой.

Для меня солнце больше никогда не взойдет по-настоящему.

На следующий день я встаю с опухшими глазами и вижу простое черное платье и балетки, которые Розалина приготовила для меня.

— Это мое траурное платье, — шепчу я голосом, похожим на хруст сухих листьев под ботинками.

Когда я вопросительно смотрю на нее, она по-прежнему избегает встречаться со мной взглядом. Уголки моих глаз снова жжёт, и я молча надеваю траурные одежды.

Я встречаю отца на идеально чистой кольцевой подъездной дорожке и с удивлением обнаруживаю, что он и водитель уже в нашем черном внедорожнике. Впервые в жизни я сама открываю дверцу и сажусь на холодное черное кожаное сиденье.

Когда мы трогаемся с места, какое-то движение на периферии моего зрения заставляет меня обернуться. Все десять человек прислуги нашего дома, включая Розалину, стоят у окон второго этажа и смотрят на меня сверху вниз с серьезными лицами. Розалина поднимает руку к стеклу, на ее лице написано беспокойство.

— Отец? — тихо спрашиваю я, хотя мое сердце колотится от волнения.

Вернувшаяся холодная тишина заставляет все волоски на моем теле встать дыбом. Мне знакомо это чувство. Я знаю, что змеи Двора, которыми недоволен мой отец, иногда не возвращаются в свои семьи.

Я начинаю дрожать.

Согласно древнейшим законам нашего народа, в тот день, когда ты становишься мужчиной или женщиной, твои родители отводят тебя к оракулу. Предполагалось, что это будет день празднования, день откровения, и в мою честь должна была состояться грандиозная вечеринка. Мы с Розалиной планировали это несколько месяцев.

Когда мы подъезжаем к городскому отделению Совета зверей, отец открывает дверь и выходит, его черный плащ вздыбливается на резком ветру.

Я бросаюсь следом, прежде чем голос нашего водителя останавливает меня.

— Мисс Аурелия? — его голос едва слышен, когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Он прикасается к шляпе и тихо говорит: — Удачи.

Не его слова пробирают меня до костей, а страх в его прищуренных глазах. Страх за меня.

Я поджимаю губы, прежде чем сказать:

— Спасибо, мистер Чандлер.

Когда я вхожу в жаркий и чопорный атриум Совета, мой отец не смотрит на меня. Он не обращается ко мне напрямую, и я предстаю перед оракулом в одиночестве. Как призрак девушки, полупрозрачный и безмолвный.

Считается, что встреча с оракулом — самый счастливый день в жизни анималия, уступающий только встрече со своей избранной судьбой парой. Этот оракул — загадочная женщина из великого и всевидящего Дома Феникса. Но в данный момент она — женщина в ярко-оранжевом строгом костюме, сидящая за большим письменным столом в угловом кабинете с панорамным видом на город за спиной. Ее волосы представляют собой копну ярких локонов цвета клубники, а помада — идеального оттенка красного цвета пожарной машины. Когда она ласково улыбается мне, у меня не хватает духу ответить ей взаимностью.

Женщина берет мою руку в свои пальцы с красными ногтями и хмурит изящные брови.

— Какая у тебя анима, моя дорогая?

Мой голос хриплый после ночи, проведенной за попытками подавить рыдания.

— Мне запрещено говорить.

Ее взгляд скользит к двери, за которой ждет отец. Затем феникс закрывает глаза, и все в ней меняется.

Галогенные лампы мерцают, обжигающий ветер проносится по комнате, и мое зрение сужается до единственной женщины, которая держит мою судьбу в своих руках с красными ногтями.

Ее хрипловатый голос шепчет нараспев, как будто это псалом для самой Дикой Матери, и я ловлю себя на том, что слегка покачиваюсь, очарованная его мрачным ритмом:

— Приближаются пять дьяволов.

Пять жаждущих чёрных сердец.

Пятеро, что поют мрачную и одинокую песню, призывая свою королеву.

Лев, акула, дракон, волк и…тень.

Мой желудок подкатывает к горлу.

— Пять суженых? — хриплю я. — Вы уверены?

Она открывает глаза, и они вспыхивают какой-то бессмертной силой, уникальной для ее ордена. Рука феникса сжимает мою, как тиски.

— Поздравляю, Аурелия, ты Регина для пяти анимусов, — ее глаза впиваются в мои, и голос становится легким от удивления. — Дорогая девочка, я желаю тебе удачи. Двое уже в тюрьме… Но почему-то это должно беспокоить тебя в меньшей степени.

Я выхожу из ее кабинета, чувствуя себя выброшенной в открытое море, мой желудок переворачивается, ноги дрожат, я хватаюсь за живот, словно могу приказать ему не выворачиваться наизнанку.

— Что она сказала? — резко спрашивает отец, и я понимаю, что никогда не привыкну к этому новому, холодному тону.

— П-пять? — что я вообще несу? Но я знаю, что расслышала ее правильно, потому что это пророчество врезалось в мои барабанные перепонки. Выжжено в моей душе. — Она сказала, что ко мне взывают пять черных сердец.

Его глаза опасно вспыхивают, и мне становится ясно, что оракула ждут неприятности. Отец резко разворачивается на каблуках и врывается в ее кабинет.

— Я хочу знать их имена! — рычит он. — Всех до единого!

Ее ответ спокоен и хладнокровен:

— Я не могу выдать их вам, Ваше Величество.

Отец пинком захлопывает дверь кабинета, и я больше ничего не слышу.

Меня сотрясает тревожная дрожь, и я прикасаюсь к шее, где моя брачная метка согревает кожу так, что это должно успокаивать и вселять радужную надежду.

Регина для пяти суженых из разных орденов. Дорогая богиня, это раскроет мой новый секрет. В миллионный раз я жалею, что моей матери нет в мире живых. Она бы знала, что делать.

Вместо этого у меня есть только мой отец, который возвращается в ярости, опасный и неспособный говорить.

Я надеюсь, что Леди Феникс все еще цела.

Когда мы добираемся до дома, горничные снимают с меня бриллиантовые серьги и ожерелье и убирают их в шкатулку, которая мне не принадлежит.

Розалина шепчет мне, ее зрачки превращаются в щелочки и снова становятся круглыми от силы ее эмоций:

— Ты больше не принцесса Змеиного Двора, милое дитя. Ты больше не член семьи Нага. Ты проживешь остаток своей жизни орлом, как твоя мать до тебя.

— Но другие семьи держат в своих домах детей различных орденов! — Восклицаю я. — Почему нельзя…

— Мы не другие семьи, — шипит она, указывая на фамильный герб над моим камином. Две вздыбленные кобры на черном поле, между ними корона, прямо над прописной буквой «Н». Я знаю, что она имеет в виду. Мой отец — сторонник чистоты змеиной расы, все остальные звери ниже его. А теперь и я ниже его.

Розалина протягивает мне пыльную черную спортивную сумку.

— Мне так жаль, милая.

Я узнаю о том, что мой отец казнил ее, только много лет спустя. И ее, и всю прислугу, которые были там в тот момент, когда была раскрыта моя анима.

В тот же день отец и его свита отвозят меня в дом тети Шарлотты, шикарный двухэтажный особняк в аккуратном змеином районе.

Но они не везут меня в ее дом. Вместо этого они объезжают территорию и двигаются дальше, вглубь комплекса, где под высокими чахлыми деревьями стоит крошечный домик, похожий на обветшалую жабу в темноте.

— Теперь это твой дом, — говорит отец.

Я таращусь на облупившуюся краску, жестяную крышу, разбитые стекла в окнах.

— Отец, я не понимаю, почему я должна оставаться здесь. Ни в чем из этого нет моей вины.

— Ваше Величество, — огрызается одна из его гадюк. — Ты будешь обращаться к нему подобающим образом, дворняга.

Ее слова обжигают, как клеймо.

Я вздергиваю подбородок, и отец нависает надо мной, как гора, некогда защищающая и безопасная. Но выражение его глаз говорит мне, что сейчас всё по-другому.

— В жизни есть одна вещь, которую ты должна усвоить, Аурелия Аквинат, — его голос, называющий меня официальной фамилией моей матери, звучит опасным шипением, которое заставляет меня замереть. — Мы не всегда получаем то, что хотим.

В его интонацию проскальзывает глубокая печаль, чувство невосполнимой утраты. Я была его мечтой, и теперь эта мечта мертва. Принцессы-змеи больше нет.

— Ты всегда будешь поддерживать свои щиты, — продолжает он. — Ты не позволишь им найти тебя. Если ты это сделаешь, то поплатишься жизнью. Каждый жаждущий власти зверь в стране придет за тобой. Посадит на цепь. Будет разводить тебя, пока ты не умрешь. Ты понимаешь?

Его слова — жестокий удар под дых, и я склоняю голову, хотя бы для того, чтобы скрыть слезы стыда, которые теперь льются сами собой. Мои суженые никогда не смогут быть моими.

Ничто уже не будет прежним.