Ее дикие звери

Глава 41

Аурелия

После ужина мы с Минни прощаемся с друзьями, и я сканирую карточку, чтобы открыть дверь нашей камеры. Перед входом в общежитие уже не так много охранников, но дверь в нашу комнату не будет возвращена до «дальнейшего уведомления».

Распахнув решетку, я едва сдерживаю крик.

Дикарь развалился на моей кровати в одежде и обуви, подбрасывая плюшевого мишку в воздух. Как только он меня замечает, вскакивает на ноги, отбрасывая мишку за спину, и его лицо превращается в маску животной ярости.

— Минни. Уходи, — приказываю я.

— Что…

— Пожалуйста, уходи.

Она разворачивается и уходит обратно по коридору. Я быстро вхожу в комнату, чтобы встретиться с ним лицом к лицу.

Я хочу убежать. Действительно хочу, но постоянные взгляды, которые бросал на меня Дикарь, дали мне некоторый заряд адреналина, которого хватило на весь день. Плюс то, что я отдала ему приказ Регины на уроке домоводства, дает мне надежду, что у меня есть шанс против него.

— Моя Регина, — рычит Дикарь, его голос на октаву ниже, чем обычно. Мое тело реагирует так, как может отреагировать только тело регины, — между ног начинается мгновенная пульсация, желание электрическим разрядом пробегает по коже, вызывая мурашки. Я, блядь, даже дышать не могу, но выдавливаю воздух ровной, медленной волной. Я пытаюсь говорить спокойным, строгим голосом, направляя в него энергию, которую использовала, чтобы отдать приказ Регины.

— Дикарь, убирайся из моей комнаты.

Выражение его лица мрачнеет.

— Нет. Я не знаю, что это было на кухне, но ты не имеешь права так поступать.

Мне следовало бы испугаться неприкрытой ярости в его голосе. Но нет, моя Регина хочет поиграть, и это совершенно выходит из-под моего сознательного контроля, когда я скрещиваю руки, приподнимаю грудь и мурлыкаю:

— Но ты был таким хорошим мальчиком.

Его реакция мгновенна. Он наклоняет голову набок, обводя взглядом прищуренных ореховых глаз все мое тело, от макушки до кончиков пальцев на ногах.

— Как ты думаешь, что ты делаешь, одеваясь подобным образом? Ты пытаешься ткнуть мне в лицо, что я, блядь, не могу заполучить тебя? Или ты пытаешься привлечь мое внимание?

— Ни в коем случае! — я хватаю за поводок свою возбужденную аниму, и Генри кудахчет в знак согласия. — Зачем мне хотеть твоего внимания? Я ненавижу тебя! Ты пытался вернуть меня моему отцу!

Его челюсть сжимается, но голос звучит ровно, когда он произносит:

— Мое внимание — единственное, чего ты должна хотеть, Лия. — Он подходит ближе ко мне, и я осознаю его присутствие в. Каждом. Гребаном. Движении, которое он делает. То, как горит его кожа, тяжелое дыхание, хищный взгляд. Его аромат, ласкающий мой нос, словно восхитительный весенний ветер.

Кажется, что комната темнеет вокруг него, пока мы смотрим друг на друга, но я стою на своем, даже когда моя анима визжит, требуя, чтобы я легла на спину и раздвинула для него ноги. Позволила ему трахнуть меня, войти глубоко и основательно на правах моей пары. Я хочу, чтобы он укусил меня, пометил как свою. Как их.

Короче говоря, я схожу с ума. Генри клюет меня в щеку, чтобы успокоить, и я перевожу дыхание, испытывая стыд, что оно такое прерывистое.

— Какого хрена, по-твоему, ты общаешься с Клювом? — голос волка убийственно тихий.

Я скрещиваю руки на груди, чтобы скрыть свою дрожь от его близости.

— С кем хочу, с тем и общаюсь. Тебе-то какое дело?

Широкие шаги Дикаря поглощают пространство между нами, а затем он возвышается надо мной, как свирепый, разъяренный великан.

— Какое мне дело? — рявкает он.

Между нами искрит от напряжения, и мне кажется, что это вполне может меня погубить.

Я стискиваю зубы, чтобы собраться с духом.

— Он хороший парень, Дикарь. В отличие от вас, он всегда был добр ко мне.

Дикарь рычит и толкает меня спиной к прутьям двери. Хлопнув руками по обе стороны от меня, он наклоняется, чтобы прорычать мне в ухо.

— Ты принадлежишь мне, Лия. Ты моя Регина, ты моя собственность. Ты меня понимаешь?

Меня бьет дрожь. Он мог бы легко одолеть меня, делать все, что вздумается, как ему заблагорассудится, а я бы ничего не смогла противопоставить в ответ. Только тогда я понимаю, что он обхватил Генри кулаком, полностью закрывая его маленький клюв. Нимпин издает приглушенный протестующий звук, но больше ничего не предпринимает. Коса определенно каким-то образом обманул его, потому что он явно не выполняет свою работу.

— Я никогда не буду чьей-то собственностью, — шепчу я, но мой голос срывается, когда я произношу это.

Дикарь на мгновение замирает и потом вздыхает, уткнувшись лбом мне в плечо. Я так потрясена, что просто стою и быстро моргаю. Моя анима кричит, чтобы я позволила нам понюхать его. Опустить свой обонятельный щит и уткнуться носом в его шею, потому что это так легко сделать сейчас.

Но я не могу. Я просто не могу позволить себе этого. Его пальцы были во мне, он заставлял меня кончать сильно и легко, и с тех пор я постоянно жажду повторения. То, как он целовал меня — то, как мы целовали друг друга, вкладывая в это все тело и душу, — было чем-то совершенно не от мира сего, и я больше не могу этого выносить.

— Лия, — шепчет Дикарь в пол. — Что ты со мной делаешь?

Уязвимость в его голосе причиняет мне боль, и что-то сломанное внутри меня начинает ныть. Самое безопасное для меня — промолчать. Поэтому я именно так и поступаю.

Он делает глубокий вдох, по-прежнему отказываясь смотреть на меня.

— Ты моя Регина. И не смей говорить мне, что это не так, потому что я видел на тебе нашу метку.

Он потирает подбородок одной рукой, затем смотрит на меня. Его лицо так близко к моему, что мы могли бы поцеловаться. Его дыхание щекочет лицо, взгляд проникает под кожу, и я просто знаю, что если опущу свои щиты и позволю ему прижать меня к этой двери, это будет чертовски потрясающе.

— Я был внутри тебя, Лия, и ничто во вселенной не заменит этого.

В глазах темнеет, как от удара. Моя анима зовет его так громко, что я больше ничего не слышу. Она ревет у меня в ушах, и перед глазами все расплывается. Дикарь поднимает руку к моему лицу и нежно поглаживает большим пальцем мою губу, как будто вспоминая ее прикосновение.

Я превращаюсь в камень, потому что так сильно хочу поцеловать его, что мне кажется, буквально разобьюсь на миллион кусочков, если не сделаю этого.

А затем его лицо становится совершенно диким, голос понижается еще на октаву, как будто его волк взял верх. То, что он говорит, раскалывает меня надвое, лишая контроля.

— Ты принадлежишь мне. Ты — моя собственность. Я буду делать с тобой все, что захочу. Когда я говорю прыгать, ты спрашиваешь, насколько высоко? Ты меня понимаешь?

Теперь моя анима полностью контролирует ситуацию и заставляет меня кивнуть.

Дикарь ощетинивается.

— Этому волку нравится твой нежный голос. Он помнит, как ты стонала из-за нас. Мне нужно услышать это от тебя. Ты понимаешь?

— Я понимаю, — шепчу я. О Дикая Богиня, как приятно говорить это. Как же правильно подчиняться желаниям своей пары.

Он рычит, и я бы прыгнула в его объятия, если бы не была полностью подчинена его доминированию.

— Используй мое имя, когда обращаешься ко мне, принцесса.

Это ласкательное прозвище внезапно приводит меня в чувство, поскольку я вспоминаю, как он впервые использовал его в подземелье Полупернатого. Я могу загнать свою аниму в клетку.

— Ты — мудак, — говорю я торжественно.

Уголок его рта приподнимается, каре-зеленые глаза загораются.

— У этого мудака есть имя.

Он гладит мою щеку костяшками пальцев, слегка приоткрыв губы, будто загипнотизированный. Моя кожа кричит от его прикосновений, и трудно сказать, от боли это или от удовольствия.

Я смотрю на него, отказываясь говорить, и его глаза снова фокусируются. Он кладет ту же руку мне на горло.

— Если ты думаешь, что твоя жизнь сейчас плоха, Лия, это ничто по сравнению с тем, что я мог бы с тобой сделать.

Я знаю, что он говорит правду.

Судьба требует, чтобы у меня полностью отняли возможность выбирать, и я удивляюсь, чем прогневила богов, раз оказалась в таком жалком положении.

— Ненавижу тебя, — цежу сквозь зубы.

— Все могло сложиться иначе, но ты сама выбрала этот путь, — он поджимает губы, словно ему неприятно это признавать. — Я мог бы подарить тебе весь мир.

Мой желудок сжимается так же, как и сердце.

Это вообще не мой выбор.

Теперь у меня снова нет выбора, кроме как подчиниться. Поэтому я вкладываю в свои глаза как можно больше ненависти и говорю:

— Я понимаю, Дикарь.

Он на мгновение закрывает глаза, наслаждаясь звучанием своего имени в моем голосе. Внезапно этот мудак убирает руку и треплет меня по щеке, как собаку.

— Хорошая девочка, — отвернувшись от меня, он смотрит на мой гардероб. — Итак, что мы наденем завтра?

Не могу не засмотреться на его задницу в черных спортивных штанах, когда он открывает мой шкаф.

— Хм, — ворчит он себе под нос, перебирая вешалки, потому что все, что я купила в Деревне, короткое, обтягивающее или яркое. — О, я знаю, ты наденешь это.

Он достает старую футболку и дырявые леггинсы, которые я обычно надеваю во время месячных. Я корчу недовольное лицо, и Дикарь кладет комплект на мою кровать.

— Надень это завтра, Регина, или у нас будут проблемы.

Я смотрю на одежду, и он поднимает бровь.

— Что ты мне ответишь, принцесса?

Скрипя зубами, я выдавливаю:

— Я понимаю, Дикарь.

Он ухмыляется, засовывает руки в карманы и неторопливо направляется к двери, тихонько что-то насвистывая. Я отодвигаюсь в сторону, чтобы он ушел, и Дикарь делает это, не оглядываясь.

Прислонившись к стене и свирепо глядя на растерянного Генри, я жду минуту, пока злой волк покинет здание нашего общежития.

Считаю до ста, затем спешу в соседнюю комнату, где, без сомнения, прячется Минни с Ракель и Сабриной. Все трое тут же распахивают дверь, широко раскрыв глаза.

— Чего он хотел? — спрашивает Минни, сердито скрестив руки на груди.

— Мне плевать на его хотелки, — ворчу я. — Но мне нужно, чтобы вы помогли мне подобрать самый лучший наряд.

— О, у тебя б-будут н-неприятности, — стонет Ракель, когда мы возвращаемся в нашу с Минни комнату. Нимпины раздражены, и, похоже, не находятся под теми же чарами, что и Генри, потому что они кружат по комнате, нюхая воздух.

Но я полна решимости не бояться этого волка и ни за что не подчинюсь ему, как покорный щенок. Минни понимает меня, и коварная улыбка расплывается на ее губах. Сабрина, кажется, тоже понимает это, и в ее глазах появляется озорной блеск.

— Знаете, — говорит наш леопард, вытаскивая топ, который больше похож на бюстгальтер. — Я и понятия не имела, что с вами будет так весело. Думала, вы обычные ботаники.

— Я все еще могу быть ботаником и носить сексуальную одежду, — самодовольно говорю я.

— О, детка, — глаза Сабрины практически сияют, когда она достает вешалку с платьем, держа его, как трофей. — Завтра ты не наденешь консервативный старый укороченный топ.