Ее дикие звери

Глава 48

Аурелия

На следующий день — суббота перед судом — я сижу напротив Лайла в его кабинете в кресле у эркерного окна. Мое психическое здоровье никогда не отличалось крепостью, а этим утром мне пришлось собирать по кусочкам то, что оставило после себя гиперактивное либидо регины.

Моя киска слегка горит в память о звере, который овладел мной прошлой ночью, и пришлось прикрыть самый страшный засос, который я когда-либо видела, и все же тело поет песню чистой радости. Генри постоянно обнюхивал меня, словно знал, чем я занималась прошлой ночью, а сегодня утром я проснулась от запаха ладана и с Минни, медитирующей перед своим алтарем Дикой Богини, в котором горело не менее пяти свечей. Полагаю, у всех нас есть свои способы справиться с ситуацией, и я уверена, что мне нужны новые варианты, которые не сводятся к хандре и слезам на полу в душе в течение получаса.

Хуже всего то, что сидящий передо мной лев в данный момент, совсем не облегчает ситуацию.

Лайл хмурится, читая последний отчет Хоуп.

Я думаю, он сбит с толку, потому что это не соответствует его представлению о том, кем он меня считает: капризным ребенком, который рос избалованным, а потом в конец обнаглел и встал на кривую дорожку.

— Хоуп… впечатлена вашей последней сменой. Она говорит, что вы заново прирастили ухо, — он поднимает на меня взгляд, проникая янтарными глазами прямо под мою кожу. Если он может заглянуть в мой мозг, почему бы ему просто не разобрать меня на части?

Я пожимаю плечами, как бы говоря: «Я же говорила».

— Рана была свежей, ухо висело на клочке кожи, так что это было не слишком сложно, — стараюсь выглядеть беспечной, хотя внутренне съеживаюсь от того, что два часа просидела в больнице, сантиметр за сантиметром пришивая орлиное ухо и под конец обливалась потом, едва стоя на ногах от головокружения. Даже пришлось пораньше закончить свою смену.

— Настоящий подвиг, — говорит он тоном, словно вычеркивая пункт из списка покупок.

— Это войдет в ваш отчет для судебного разбирательства? — спрашиваю я, выпрямляясь.

— Да, мисс Аквинат, все это будет приложено к делу. Однако, примут они это во внимание или нет, уже другой вопрос.

Реальность — это острый укол в мою грудь.

— Что вы имеете в виду?

Черты лица Лайла становятся жесткими, и всего на мгновение он выглядит… недовольным. Я забываю, насколько он молод на самом деле, потому что держится настолько властно, что его можно принять за человека намного старше. Но то, что он говорит дальше, стирает все из моей головы.

— Ваш отец выдвинул против вас весьма серьезные обвинения.

Я знала, что он сделает все, чтобы удержать меня под своими клыками, но когда Лайл протягивает мне толстую стопку бумаг, в которой представлены записи моего назначенного адвоката, я чувствую себя опустошенной.

С каждой секундой, пока я перелистываю прогнозы адвоката, старые раны вскрываются вновь. Меня не должно удивлять, что мой отец пытается запятнать мое имя, преувеличивая мои недостатки, но полностью их выдумывая? Ложь о вреде, который я, якобы, причинила?

Этот суд — мой смертный приговор. Внезапно перед моим мысленным взором появляется рукописный текст на толстом черном пергаменте, который богатые звери используют для обмена письмами с друг другом:

Самка костеплета. 20 лет. Отличное состояние. Неспаренная. Не размножалась. Предлагается более 20 миллионов долларов.

Паника змеей сжимает мою шею, и я так сильно хватаюсь за подлокотники кресла, что у меня прекращается кровообращение.

— Мисс Аквинат? — голос Лайла звучит преувеличенно громко, как будто он зовет меня не в первый раз.

Моя рука тянется к животу, где завтрак пытается катапультироваться в воздух.

— Н-нет, — выдыхаю я. — Я… я…

— Вы его боитесь. — Лайл откидывается на спинку стула. Само по себе это не такая уж важная вещь, чтобы на нее обращать внимание. Многие отцы-анималия наводят ужас на своих детенышей. Но мой отец — не обычный анималия. Он нечто гораздо, гораздо худшее.

— Я действительно думала, что смогу сбежать от него, — я даже не знаю, почему говорю это вслух. Лайлу все равно. Он отомстил мне. Теперь я для него всего лишь работа, которую нужно довести до конца.

Но я продолжаю возвращаться к одному и тому же гребаному выводу. Мне нужно бежать. Мне нужно уехать далеко-далеко отсюда. В другую страну. Говорят, что на Фиджи зимой хорошо.

— Аурелия, ты не сможешь убежать.

Лайл хватает меня за плечи и встряхивает так сильно, что от шока мысли разбегаются в разные стороны. Я смотрю на него, чье лицо слишком близко к моему, его мятное дыхание проникает в ноздри. Внезапно он откидывается на спинку стула, как будто понимает, что ему не следовало этого делать.

Возможно, мне нужен был шок.

— Как вы поняли? — тупо спрашиваю я.

— У вас на лице все написано, — выдавливает он сквозь зубы. — Не стоит делать глупости. Вам нужно действовать по правилам.

— Мой отец не будет действовать по правилам, мистер Пардалия, — говорю я. — Он держит меня за яйца, и меня ждет участь хуже смерти.

Яд в моем тоне вызывает вспышку удивления на его лице.

— Мисс Аквинат, я не смогу вам помочь, если вы не скажете мне…

— Ты, блядь, не можешь мне помочь! — я бездумно вскакиваю на ноги, бешено жестикулируя руками. — Все это время с тобой было потрачено впустую. У меня никогда не было шанса, не так ли? Тебе не под силу это остановить. Я обманывала себя все это время!

Его челюсть сжимается, и я настолько осознаю каждый миллиметр его движений, что вижу все это: раздутые ноздри, сжатые кулаки, напряжение во всем теле. Внезапно меня охватывает мрачное чувство. Древнее предчувствие. Интуиция. Но я отметаю это, потому что уже слишком поздно и больше не имеет значения.

— Мистер Пардалия, — официально объявляю я. — Мы закончили. Желаю вам всего наилучшего. Было приятно познакомиться с вами. Вы неплохо справляетесь со своей Академией, вам следует гордиться.

Наверное, мне нужно было это сказать перед моим судным днем. Прежде чем я больше никогда не увижу ни одного из этих зверей. Вылетев из офиса, я хлопаю дверью и вижу, что Джорджия хмуро смотрит на меня. Я прохожу мимо, затем, подумав, поворачиваюсь к ней.

— Джорджия.

Ее идеально уложенные брови взлетают вверх.

— Я думаю, ты действительно симпатичная, и надеюсь, что ты найдешь свою пару, потому что зря тратишь время с ним. — Я указываю большим пальцем в сторону кабинета Лайла, и ее лицо мрачнеет, поскольку она сразу понимает, что я имею в виду. Но мне насрать, потому что я совершаю хороший поступок.

Я подхожу к дверям лифта и сердито нажимаю на кнопку, пока Генри шепчет мне на ухо что-то успокаивающее. Мне не нужен Лайл. Мне нужна Минни. Мне нужны мои анимы.

В понедельник утром я не в силах спуститься в столовую, поэтому отпускаю Минни позавтракать с Сабриной, Стейси, Коннором и Ракель. Все пять анима приходят ко мне в общежитие для обнимашек, даже Сабрина похлопывает меня по плечу.

— У тебя все получится, Лия, — говорит она.

Минни медлит, словно ей не хочется отпускать меня.

— Я очень хочу, чтобы они позволили мне пойти с тобой.

— По крайней мере, они позволили мне оставить Генри, — тихо говорю я. Нам и так пришлось получить специальное разрешение на домашнее животное. Когда я предложила Лайлу взять Минни с собой, он посмотрел на меня как на идиотку. На самом деле, ничего нового.

Она обнимает меня.

— Я буду ждать, когда ты вернешься, и мы вместе подведем итоги.

Я одариваю их, как мне кажется, уверенной улыбкой, в то время как мой желудок штормит десятибальными волнами. Лайл сказал мне встретиться с ним возле моего общежития, откуда он отвезет меня на суд в город. Я тщательно подбираю гардероб, надевая платье, которое, по нашему с Минни мнению, будет лучшим вариантом. Оно с высоким воротом, без декольте, светло-голубого цвета, чтобы показать, что я утонченная и стильная молодая женщина, а не дикая убийца-поджигательница, какой пытается представить меня мой отец. На мне белые балетки с маленькими голубыми бантиками в тон и больше ничего. Я смотрю на себя в зеркало и делаю глубокий вдох.

— Ты справишься, Лия. Ты это переживешь. Ты хищница. Ты…

Дверь камеры с грохотом распахивается, и я подпрыгиваю, отшатываясь назад, когда в мою комнату врывается разъяренный Ксандер Дракос.

Генри потрясенно вскрикивает.

— Ксандер, какого хрена…

Но волна чистой драконьей магии обрушивается на меня горячим штормом. Заряженная и мощная. Она приковывает меня к месту, и я могу только таращиться на него.

В одном из его больших кулаков зажат пакет из бирюзовой бумаги, а глаза светятся необычным серебром. И всего лишь от одной вещи у меня кровь стынет в жилах. Его наушники висят на шее, а вовсе не в ушах.

Ксандер затмевает комнату, по-звериному склонив голову набок, и моя собственная анима встает на дыбы в ответ.

— Моя Регина, — его голос превратился во что-то гортанное, резкое и горячее. Как громовые раскаты в огненных недрах Земли, он обрушивается на мои уши, словно чертова печь. Осознание пронизывает меня дрожью.

Это вовсе не Ксандер.

Это его дракон.

— Твою мать, Ксандер… — я даже не знаю, что сказать, когда он подкрадывается ближе с новой смертоносной, мифической грацией, и я не могу удержаться, чтобы не отступить назад.

Я прижимаюсь спиной к стене рядом с моим комодом, когда Ксандер нависает надо мной. Он наклоняется, чтобы вдохнуть запах моей шеи с другой стороны от Генри. Нимпин дрожит на моем плече, но не издает ни звука. Именно тогда я понимаю, что мои щиты опущены, и я не помню, как их сбрасывала.

— Регина, — говорит он драконьим голосом, который еще мрачнее и грубее, чем у Косы.

Я сглатываю, не понимая, что, черт возьми, мне теперь делать с драконом. Инстинкты подсказывают, что нужно быть осторожной, потому что имею дело не с мужчиной, и только Дикая Богиня знает, что может вывести его из себя. Никогда не видела его без наушников, и когда он находится так близко, — эффект просто ошеломляющий.

Но Ксандер кладет маленький бирюзовый пакетик на комод рядом со мной и говорит:

— Мы перенесли боль, Регина. Мы перенесли страдания, чтобы встретиться с тобой в это время, в этом месте. И ты думаешь, я позволю тебе ускользнуть от меня в последний момент? Думаешь, я позволю тебе отвергнуть меня? Ты не имеешь права, Регина. Нет. Наш союз был заключен еще до твоего рождения, когда вселенная была совсем юной, а я вдыхал свет первых звезд. — Его слова касаются моей кожи, драконья сила пульсирует вокруг нас, содрогая, кажется, даже саму комнату. — Не позволю, потому что вижу в тебе нечто великолепное, яркое и блистательное. Точно так же, как я увидел это в самый первый раз. Человек, которым я являюсь, не может видеть этого, потому что он не позволит себе еще большей боли. Но он не пал в свой последний час, и ты тоже не падешь. Приказывай мне. Я твой военачальник. Позволь мне повести нас в огонь и кровь, а потом мы займемся любовью на пепелище наших врагов.

Срань господня. Что-то внутри меня поднимает свою звериную голову.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, — медленно произношу я. — По крайней мере, думаю, что понимаю. Но… Я… — Я на самом деле не нахожу слов. Тот факт, что дракон хочет мне помочь, слишком обескураживает.

Так и не дождавшись от меня продолжения, он фыркает и выпрямляется.

— Поскольку ты моя, ты будешь носить мои подарки.

Дракон открывает пакет на комоде и достает маленькую бирюзовую шкатулку для украшений. Когда он открывает ее, у меня перехватывает дыхание.

Я смотрю, как он осторожно снимает очень дорогое ожерелье с бриллиантами и сапфирами, расстегивает застежку и благоговейно надевает его мне на шею. Я дрожу от его прикосновений, адреналин и желание пульсируют во мне. Ксандер застегивает застежку и сдвигает ее так, чтобы ожерелье сидело должным образом, нежно проводя костяшками пальцев по моей шее.

Даже в самых смелых мечтах я не представляла, что Ксандер способен на подобное прикосновение.

Он мгновение смотрит на мою шею, снова задумчиво склонив голову набок, прежде чем достать из сумки вторую коробку. Я неподвижно стою у стены, застыв во времени и пространстве, потому что не понимаю, что, черт возьми, происходит. Но Ксандер продолжает, вручая мне изящный браслет из соединенных сапфиров и поднимая мое запястье так, чтобы мы оба могли видеть, как он надевает и застегивает его.

— Голубой под цвет твоих глаз, — шепчет он, скользя длинными пальцами по моей коже. В животе взрывается стая бабочек.

Дракон достает последнюю коробочку, на этот раз крошечную квадратную, а внутри — две сапфировые капли. Я задерживаю дыхание, когда он вынимает дешевую хрустальную серьгу из моего левого уха и вставляет новую. То же самое он проделывает и с правым.

Дракон отступает назад, любуясь своей работой, словно он художник, нарисовавший что-то значимое и драгоценное. Его глаза сияют, как опалы, переливаясь всеми цветами мира… Только для меня.

— Когда ты уйдешь, Регина, я буду там с тобой. Ты будешь смотреть на мои украшения и думать обо мне. — Он поворачивается к Генри. — Маленькое создание, позаботься о моей Регине.

Моя рука взлетает к шее, и я хватаюсь за ожерелье, тяжелое и успокаивающее.

Дракон-Ксандер преподнес своей регине единственный подходящий подарок, который только смог придумать, и я понятия не имею, что подумает об этом человек-Ксандер.

Вероятно, еще больше возненавидит меня.

Но я не могу снять эти подарки. Это самая дорогая вещь, которую когда-либо дарили мне, и прямо сейчас самая значимая. Я бросаю взгляд на плюшевого мишку Дикаря и розовую сумочку, стоящие в темном углу, словно я не смогла заставить себя спрятать их полностью.

Но сегодня, если все пойдет по плану, мои звери больше никогда не будут делать мне подарков.

Затем, традиционным способом, Ксандер отступает на несколько шагов, разворачивается и направляется к двери.

— Подожди. — Я не узнаю свой собственный голос, но это заставляет Ксандера плавно обернуться. — Есть одна вещь, с которой ты можешь мне помочь.