Ее дикие звери

Глава 6

Аурелия

Первым возвращается слух и осознание, что я нахожусь в какой-то больнице, лежу на узкой кровати. Со стоном открываю глаза и понимаю, что, должно быть, потеряла сознание в грузовике. Горло словно наждачная бумага, каждая косточка в теле горит огнем, и даже глаза режет от яркого белого света над головой.

Полагаю, так и происходит, когда обсидиановые цепи заставляют твои кости насильно сдвигаться. Добавьте сюда мое истощение, так что мне совсем плохо.

Надо мной горят галогенные лампы, в нос бьет запах дезинфицирующего средства для рук, и постоянно раздается звуковой сигнал приборов наблюдения. Я нахожусь в кабинке, отгороженной синими пластиковыми занавесками, и на тыльной стороне ладони стоит капельница. Я пытаюсь сесть и тут же понимаю, что мои руки прикованы наручниками к бортикам кровати по обе стороны от меня.

Бросив быстрый взгляд за занавески, я вижу двух вооруженных охранников, одетых во все черное, в комплекте с каской, балаклавой и пластиковыми очками. Честно говоря, они больше похожи на военных, чем на надзирателей, полагаю, для того, чтобы запугать нас.

С радостью поделюсь впечатлением, — это чертовски хорошо работает.

Морщась, я снова опускаю голову, и моя анима обыскивает окрестности в поисках моих суженых. Я поднимаю свой самый важный щит, сантиметр за сантиметром, и говорю ей, чтобы она, черт возьми, успокоилась. Они будут где-то здесь, я уверена в этом.

На правой руке висит «колокольчик» вызова медперсонала, и я, прищурившись, смотрю на зеленую кнопку, прежде чем нажать ее. К какофонии звуков в отдалении добавляется новый низкий звуковой сигнал.

Я жду около пяти минут, прежде чем миниатюрная леди с выбившимися из пучка каштановыми прядями спешит в мою кабинку, с энтузиазмом натирая руки дезинфицирующим средством.

— Привет, Аурелия, — говорит она, одаривая меня радостной улыбкой. — Я Хоуп, старшая медсестра. Как ты себя чувствуешь?

— Э-э, болезненно, я полагаю, — я быстро осматриваю свое тело и отмечаю, что не чувствую особой боли, которая указывала бы на серьезную травму. И тут я замечаю, что на меня надели розовый хлопчатобумажный больничный халат и пластиковую ленту с моим именем для удостоверения личности. Я съеживаюсь, пытаясь понять, сколько людей видели меня голой по дороге сюда.

— Хорошо. Что ж, я здесь, чтобы убедиться, что ты в хорошей форме, прежде чем начать процесс зачисления…

Несколькими кабинками дальше возникает суматоха, и за мгновение до громкого сердитого рева срабатывает сигнализация. Ноги в тяжелых ботинках проносятся мимо нас в том направлении.

— Похоже, не все счастливы находиться здесь, — Хоуп машет рукой, посмеиваясь, и я решаю, что она мне нравится. — Как только пакет жидкости закончится, мы сможем все это убрать. Похоже, ты совсем не ела и не пила последние несколько дней? Ты сильно обезвожена, и магия на нуле.

К лицу приливает кровь. Я подумываю солгать, но у меня уже несколько дней не было нормального человеческого общения, и мне кажется, что я могу рассказать ей правду.

— Я… я убегала, — признаюсь я. — У меня не было времени ни на что, кроме… бега. То есть, полета.

Она издает неодобрительный звук, заглядывая в планшет.

— С тобой уже случалось такое раньше?

Что-то внутри меня злится на то, что мне задают подобный вопрос. Я не преступница и не какой-нибудь дикий, бунтующий подросток. Но мой голос мягок, когда я отвечаю.

— Нет. Это было впервые.

Но не в последний раз. Как только я смогу выбраться отсюда, я снова улечу. Мне просто нужно найти способ. Я смогу это сделать. Я знаю, что смогу.

Она кивает.

— Есть какие-нибудь проблемы в поведении, о которых нам нужно знать? Твое уголовное прошлое чистое, но записи семейного врача заканчиваются в возрасте тринадцати лет. Тебе только что исполнилось двадцать, это семь лет отсутствия записей.

Значит, она знает, чья я дочь. Или, по крайней мере, когда-то была.

— Да, последние несколько лет мне не нужно было обращаться к врачу, — потому что я изгнана из своего Двора и должна была заниматься самоисцелением от незначительных недугов. Оставшись в тринадцать лет одна и научившись готовить, я пару раз получала пищевые отравления и простуды, но ничего хуже этого не случалось.

Она задает мне еще несколько вопросов о моем здоровье, из которых особо нечего отметить, кроме того, что у меня болезненные и нерегулярные месячные и что в настоящее время я не веду сексуально активную жизнь (на что моя анима драматично ворчит). Хоуп сообщает мне, что у меня взяли кровь, образцы волос и мазок изо рта, пока я была в отключке. Я чувствую себя немного не в своей тарелке из-за этого, но, очевидно, у людей, обвиняемых в тяжких преступлениях, нет выбора. Список вопросов весьма обширен, и мне неприятно вести такой открытый разговор с посторонним человеком.

— Я заметила у тебя довольно агрессивные отпечатки клыков на левой стороне шеи.

Все мое тело коченеет, когда я понимаю, что укус кобры, который оставил на мне отец две недели назад, до сих пор не зажил — не потому, что я не могла его вылечить, а потому, что я намеренно оставила его там, чтобы напомнить себе, почему мне нужно было выбираться ко всем чертям из своего положения. Почему я не могла просто сдаться. До сих пор мои щиты прикрывали шрам, но, похоже, моя истощенная магия оголила его.

— Ничего особенного.

Хоуп бросает на меня взгляд.

— На тебя напали?

— Нет.

Да. Твою мать, да. Меня прижали к стене и тому подобное. И все потому, что я сказала своему отцу, что теперь, как совершеннолетняя, я больше не в его власти. Он, конечно, исправил это недоразумение.

Хоуп, кажется, понимает, что больше ничего от меня не добьется, и пытается подойти с другой стороны.

— У тебя есть брачная группа?

Претендующий укус партнера мог бы объяснить метку. Увы, я никому не принадлежу и никогда не буду.

— Нет, — лгу я.

— Что тебе открыло пророчество феникса?

Обычно считается невежливым спрашивать, но я полагаю, что в этом заведении все ставки отменяются.

— Хм, еще три орла.

Она ласково улыбается мне, как будто я девушка с дружелюбной, милой брачной группой орлов, ожидающих меня где-то в пространстве.

— Некоторые анимы находят здесь свои брачные группы, Лия. Ты могла бы быть одной из счастливиц, — я слабо и фальшиво смеюсь, делая вид, что полна надежды, как сделала бы нормальная девушка, которая не убегает от своих суженых. — Но ты ведь не присягала Двору Крыльев, Лия?

Я избегала этого семь лет. По закону мне нужно было присягнуть Двору. Поскольку я была орлицей, как и моя мать при жизни, в период полового созревания я должна была перейти из Змеиного Двора во Двор Крыльев. Жар снова заливает мое лицо, и я качаю головой.

— Я… я была… — я прикусываю губу. — Простите. Я не знаю, что на это сказать.

Черт, я самая большая идиотка на планете. Мне давно следовало придумать историю на такой случай. Что-нибудь получше, чем «Ах да, насчет этого. Мой отец семь лет держал меня в обшарпанном бунгало и запрещал покидать его, если только у него не было для меня секретной работы, где я таскалась невидимая по бойцовским рингам и незаконным Дворовым побоищам, исцеляя раненых, и никто никогда не догадывался, что это я носилась туда-сюда, а не страшная, могущественная магия Короля Змей».

Но Хоуп ни о чем таком не подозревает, потому что она добрая женщина и похлопывает меня по бедру.

— Мы справедливый Двор и будем рады принять тебя. Особенно учитывая твои оценки на курсе целительства, который ты закончила в прошлом году.

Я что-то бормочу в ответ, потому что мне действительно нравится исцелять. Это моя вторичная сила, которая сама по себе редка, но она служит хорошим прикрытием для моих настоящих защитных способностей.

Хоуп заполняет анкету и находит мне одежду. И когда я говорю «одежда», я имею в виду последний писк тюремной моды прямо с подиумов старушки Блэквотер. Оранжевый комбинезон пахнет так, словно пролежал на дне коробки много лет. Большинство девушек, должно быть, достаточно умны, чтобы прийти в своей одежде. Охранникам приходится снять с меня наручники, чтобы я могла одеться, но они снова их надевают, как только я отдергиваю занавеску.

Добрая медсестра дает мне зип-пакет, куда кладет обезболивающее, средство от глистов, специальный шампунь, потому что, очевидно, проведя неделю в кустах, я теперь могу завести вшей и птичьих клещей, и большую пригоршню презервативов. Когда я поднимаю брови, она мрачно кивает.

— Мы раздаем их здесь бесплатно.

Наш вид известен своими беспорядочными связями, и, естественно, при междворовых отношениях все может быстро, мягко говоря, стать беспорядочным. Забеременеть можно, только выполнив ритуал размножения, так что это не проблема, но это не останавливает распространение ЗППП.

Они делают красивый снимок на фоне шкалы роста на стене возле моей кабинки, и через несколько минут мне выдают удостоверение личности с моим именем и надписью «Анима-орел», прикрепленное к розовому шнурку с надписью «Риск полета» большими черными буквами.

Они меня уже раскусили.

— Ознакомление начинается завтра, — говорит Хоуп, выводя нас из моей кабинки в пустую зону ожидания, где стоит еще один массивный охранник в черном с головы до ног и с винтовкой. — И Аурелия?

Я крепко сжимаю свой пакет на молнии, настороженная внезапной переменой в ее тоне.

Хоуп хмуро смотрит на меня.

— Мы усилим охрану в течение первого месяца, но… это может быть опасным местом для молодой женщины, особенно такой милой, как ты. Не, и я повторяю, не ослабляй бдительность. Держись поближе к другим анима.

Хоуп оставляет меня в приемной размышлять о тяжелой судьбе в неволе и птичьих клещах. Надзиратель просто стоит там, повернувшись ко мне боком, и покорно смотрит в стену.

Охренеть. Хоуп не только назвала меня «милой молодой женщиной», но и помочь пытается. Чувство тепла разливается в груди. Я провела семь лет в изгнании, и прошло так много времени с тех пор, как взрослый человек действительно пытался помочь мне бескорыстно. Единственным добрым человеком в моей жизни был дядя Бен, который сказал мне бежать, когда начался пожар в поместье Полупернатого.

Быть на виду в месте с таким количеством зверей заставит меня пересмотреть многие установки. Моя кожа покрывается мурашками, и я ловлю себя на том, что потираю руку носом, словно это все еще клюв, которым я могу поскрести.

Черт бы меня побрал, должно быть, я все-таки немного одичала. Долгое пребывание в измененной форме оказывает неприятный эффект, когда вы возвращаетесь в свое человеческое тело, и вы склонны забывать человеческие нормы поведения. Некоторые звери заходят так далеко, что становятся бешеными и даже полностью забывают, как говорить. Что может быть еще хуже? Некоторые звери, которых мы называем «измененными», остаются в своей звериной форме навсегда. Вернуть человека из такого состояния практически невозможно. Но именно это, как утверждает Лайл Пардалия, он делает в этой самой школе. Его прославляют как своего рода гениального спасителя.

Что касается меня? До сих пор во мне не было ни капли дикости. И это был настоящий момент падения в бездну. Падение, которое привело меня сюда, в эту школу-тюрьму, где полно тех самых мужчин, которых я изо всех сил старалась избегать. А что, если двое других суженых, которых я еще не встретила, тоже здесь? Это будет конец игры. Брачные группы предопределены судьбой, и именно судьба сводит нас вместе в случайные моменты.

Но я могу защитить себя. Я занимаюсь этим годами. Физраствор, который влила в меня Хоуп, уже помогает мне восстановить силы. Пока я жду, энергии собирается достаточно, чтобы поднять большую часть моих щитов. Мой магический запас невелик, на уровне тлеющих углей, но я должна восстановиться в течение нескольких дней с нормальным питанием. Если смогу продержаться здесь достаточно, у меня будет возможность использовать свой секретный щит-невидимку, чтобы убраться отсюда к чертовой матери.

Я бросаю взгляд на свою новую мешковатую тюремную одежду. Она и мой новый модный зип-пакет — вот и все, что у меня есть. Как только я пересеку границу между штатами, мне каким-то образом нужно будет устроиться на работу, чтобы начать зарабатывать деньги. Я не могу просто воровать у невинных.

События дня захватывают меня, и я откидываюсь головой к холодной каменной стене. Где-то здесь регистрируют Ксандера, Косу и Дикаря и размещают в комнатах общежития, чтобы начать учебный год.

Обхохотаться можно. Эти монстры сидят в классе? Пишут эссе и учатся хорошим манерам? Представляю, как Коса сидит за крошечным столом с карандашом в руках и сосредоточенно переписывает заметки с классной доски, зажав язык между зубами.

Дикая богиня, на что меня подписали?