Глава 30
Аурелия
Я резко поворачиваюсь к нему, услышав открытую угрозу, и чувствую себя как оголённый провод под его хищным взглядом. Очевидно, что я задела его гордость. Однажды я выскользнула из его рук, и он больше никогда не позволит этому случиться.
Но я не могу смириться с тем, что мне придется остаться здесь.
А затем Лайл Пардалия продолжает разрушать мою жизнь дальше.
— Я позвал вас сюда, чтобы обсудить ваше преступление.
— Какое именно? — рассеянно спрашиваю я.
Он бросает на меня равнодушный взгляд.
— Поджог особняка вашего мужа. Когда из-за вас погиб очень богатый и влиятельный орел.
У меня холодеет внутри. Это холод тундры. Антарктический холод.
— Но я этого не делала, — это звучит жалко даже для меня самой.
— Совет Зверей прислал нам уведомление о судебном разбирательстве.
У меня отвисает челюсть, и я прижимаю Генри к груди, внезапно впадая в панику.
— Подожди, что? Я думала, это было моим наказанием? — я обвожу жестом его кабинет, указывая на Академию.
Он смотрит на меня как на дуру, и, честно говоря, я ему верю.
— Посещение Академии Анимуса не освобождает от ответственности за убийство. Закон все еще существует. Вас будут судить и либо признают виновной, либо нет.
Они хотят отправить меня в федеральную тюрьму за смерть Полупернатого? Моя голова трясется туда-сюда, словно сами мои мышцы не могут в это поверить.
— Мой отец подставил меня. Я не могу в это поверить. Я не могу, блядь…
— Язык, мисс Аквинат, — рявкает он.
Мой голос становится пронзительным и неконтролируемым.
— Я в дерьме, а ты беспокоишься о моем языке!
— Держите себя в руках, — приказывает он тем же суровым тоном.
Иди. На. Хуй. Но моя глупая анима хочет подчиняться.
Глаза горят, и я знаю, что сейчас расплачусь, но не могу позволить ему увидеть меня такой. Он мой враг, как и все остальные. Я прижимаю Генри к груди, как щит. Если Совет хочет суда, я не смогу отвертеться. Если меня будут разыскивать за убийство, меня выследят лучшие команды страны и затыкают до смерти. Проткнут меня дротиком и прикажут усыпить. Вот что они делают с бешеными убийцами. Они не считаются безопасными для общества. Мои планы рассыпаются в прах на плюшевом ковре в кабинете Лайла.
Я должна остаться здесь.
Я не могу просто убежать. Все, о чем я мечтала, на самом деле лежит мертвым у моих ног.
Подняв взгляд, я замечаю, что янтарные глаза Лайла оценивают меня, напряженные и пристальные, словно он думает, что я собираюсь сбежать в любую секунду. По правде говоря, я хочу этого.
Внезапно я понимаю, насколько одинока.
Но этот тип должен помогать диким зверям, верно? Он хвастается своими высокими успехами в национальных новостях. Это место должно реабилитировать таких людей, как я. Когда Лайл видит отражение этих мыслей в моих глазах, его лицо лишь немного смягчается. Изменения настолько незначительны, что мне уже кажется, будто я все себе придумала, но внезапно я понимаю, что нет, не придумала, и странное чувство поселяется в глубине моей души.
Мне больно просить о помощи, потому что кто, кроме Минни, предлагал мне ее? Но я сдерживаю свою гордость и спрашиваю покорным голосом:
— Что мне делать?
Я нахожусь в таком состоянии повышенной бдительности, что изучаю каждое его микровыражение.
Уголки его губ дергаются, словно ему приятно, что я спросила.
— Ваша ситуация зависит от вашего поведения, мисс Аквинат. Совет проведет судебное разбирательство, но поскольку школа является безопасным убежищем, они не смогут тронуть вас в течение первого месяца. Судебный процесс назначен через четыре недели.
Веревка вокруг моих легких, которая является причиной моей паники, немного ослабевает.
— За это время вам придется проявить себя. Вы должны продемонстрировать прогресс. Именно я буду оценивать вас, и должен заметить, что мы плохо начали.
Как раз в тот момент, когда я уже подумала, что лев собирается мне помочь, оказывается, он будет моим судьей и присяжными. Я стискиваю зубы от раздражения. Значит, я должна произвести впечатление на него? Звучит как подстава. Какую-то мрачную шутку сыграла со мной Дикая Мать.
Но он не смеется. На самом деле, его лицо внезапно становится настолько бесстрастным, что я начинаю думать, будто ему вообще все равно. Я просто еще одна надоедливая студентка, с которой ему приходится иметь дело. Это его работа.
— Ладно, — неохотно соглашаюсь я.
Генри издает сдавленный звук, и я понимаю, что вцепилась в него, как в спасательный круг. Я ослабляю хватку, сажая его обратно к себе на колени, и нимпин нахохливается, обвиняюще глядя на меня.
— Ваша студенческая биография поможет вам на процессе. Вы доказали, что являетесь удовлетворительным целителем, и у вас хорошие оценки.
Удовлетворительным? О нет, он не мог этого сказать!
— Я лучший целитель своего возраста в этом городе, — выпаливаю я. — Уверяю вас.
Он приподнимает бровь.
— Высокомерие не делает из вас хорошего целителя, мисс Аквинат.
Я воздерживаюсь от закатывания глаз, но, честно говоря, он прав.
Лайл поднимает большую руку, и лист бумаги с его стола летит к нам с такой скоростью, что я вздрагиваю. Сто процентов, выпендривается, но он смотрит на бумагу так, словно делает это постоянно, и говорит своим тоном «Списка покупок»:
— Вы будете ассистировать в медблоке в пятницу и субботу вечером. Это наши самые загруженные смены.
И, таким образом, я лишаюсь возможности отдохнуть. Полагаю, преступники не могут позволить себе такой роскоши. Он протягивает мне бумагу с инструкциями для медицинского крыла.
— Обычно мы ждем до второго курса, прежде чем давать студенту работу, но в данном случае я проявлю милосердие, и мы сможем ускорить процесс.
Я едва сдерживаю гнев в ответ на его колкость. Милосердие. Ненавижу себя, когда говорю:
— Очень любезно с вашей стороны.
— И вы будете посещать еженедельные сеансы со мной, чтобы обсудить ваши проблемы до суда.
Я снова хмурюсь, потому что у меня нет никаких проблем. Во всяком случае тех, которые я хотела бы с ним обсудить.
— Прошу прощения?
Он на самом деле улыбается мне, и мое сердце подпрыгивает.
— Рад видеть, что у вас есть хоть какие-то манеры.
Я отвечаю ударом на удар.
— Когда-то я была принцессой Змеиного двора, мистер Пардалия. Вам не мешало бы это запомнить.
Его улыбка быстро исчезает.
— Больше нет, — он делает паузу, пока я внутренне негодую. — Ваш отец сделал очень громкое заявление о вашей вине.
Страх — это обсидиановый меч в моей груди.
— Что?
— Это так, — могу поспорить, что он находит это забавным. — Он был тем, кто представил Совету доказательства вашего предполагаемого преступления. А еще он уверен, что вы пытались его убить.
Я закрываю глаза и сжимаю переносицу. Генри снова начинает вибрировать.
— Нам нужно поработать над вашим темпераментом, — говорит Лайл.
Не меняя положения, я мрачно говорю:
— Это новое развитие событий.
Он фыркает через нос, и я опускаю руку, чтобы посмотреть на него.
— Вы хотите смерти своего отца, мисс Аквинат? — спрашивает он.
Его вопрос — это заряженный пистолет, который может выстрелить мне в лицо. Хочу ли я его смерти? Я даже не знаю. Половина моих проблем исчезнет, если он умрет. Но хочу ли я его смерти? Я вздыхаю, потому что это уже чересчур.
— Нет. И если вы собираетесь спросить меня, собираюсь ли я кого-нибудь убить или у меня есть какие-либо планы калечить, разрушать, пытать или поджигать чужие дома, ответ все еще будет отрицательным. Даже будучи вынужденной выйти замуж за Полупернатого, я бы не стала никого убивать. Я просто хотела сбежать.
Приятно это признавать, но когда я снова смотрю на Лайла, он застывает на своем месте. Однако его голос снова возвращается к «Списку покупок».
— Ващ отец сказал мне, что вы лгунья.
— И вы ему верите?
— Он уважаемый член Совета. А Полупернатый был орлом без пары и обладал значительным состоянием. У него была длинная череда анима, желающих выйти за него замуж.
— Вы намекаете, что я пыталась выйти за него замуж из-за денег? — спрашиваю я, не веря своим ушам. Звери часто женятся, если не находят себе пару, часто для защиты или если с возрастом хотят детей.
Он пожимает плечами.
— Это утверждение имеет смысл. Они будут использовать его в суде.
Мне хочется блевать и ударить его одновременно. За все время, что я жила в своем бунгало, я никогда не пыталась украсть или получить больше денег, кроме как зарабатывая. До тех пор, пока я буквально не стала голодать и не была вынуждена воровать. Теперь они собираются использовать это против меня в суде.
Мой голос становится убийственно тихим, когда я говорю:
— Мой отец продал меня, мистер Пардалия.
Но он сидит и качает головой, словно я полна дерьма.
— Ваш отец активно выступает против брачных контрактов и контрактов на разведение. Он пытается улучшить репутацию змей в обществе, и это благородный поступок с его стороны. То, о чем вы говорите, сделало бы его…
— Лжецом, — шиплю я. — Лицемером. Манипулятором.
И именно поэтому он так хорош в том, что делает.
— Забавно, — невозмутимо произносит Лайл. Он смотрит мне прямо в глаза. — Он сказал то же самое о вас.
Мне хочется кричать. Праведный гнев изливается из меня подобно буре, которая сотрясает все мои кости. Словно чувствуя это, Генри высвобождается из моих объятий и начинает чмокать меня в щеку, но это не останавливает мою дрожь.
— Что ж, — цежу я сквозь стиснутые зубы. — Похоже, вы уже все решили, не так ли? Если вы так дружны с моим отцом, зачем вам вообще нужно разговаривать со мной?
— Я пытаюсь помочь вам, мисс Аквинат, — его глаза вспыхивают. — Так же, как я помог вам, когда те звери пытались вас похитить.
— Спасибо вам за вашу заботу, мистер Пардалия, — спокойно отвечаю я. И луч злого вдохновения пронизывает меня, дикий, как осенний ветер. — Несмотря на всю мою благодарность вам, вы вряд ли что-то решаете в своей Академии. А вы знали, например, что у этих зверей есть свой собственный этаж драконьих трюков в общежитии для одиноких? — когда он смотрит на меня, я понимаю, что он не знал, и киваю. — Так и есть. А вы знали, что они убили змея там, наверху? Прямо на моих глазах, чтобы доказать свою точку зрения.
Все его поведение меняется.
Лайл, кажется, темнеет по краям, и хотя он остается совершенно неподвижным, его статичность меняется с созерцательного покоя на свернувшегося клубком смертоносного хищника, вот-вот готового напасть. Я чувствую, как от него исходит сдерживаемая ярость, словно летний зной.
Я настороженно поднимаю шерсть на загривке, когда в голове громко и четко раздается сигнал тревоги. Генри раздувается у меня на плече, как будто он наконец готов к действию.
Голос Лайла звучит пугающе тихо, когда он спрашивает:
— Что ты там делала, Аурелия?
Я настолько ошеломлена внезапной переменой, что просто открываю и закрываю рот, как рыба. Мой голос застревает где-то в глубине, когда моя анима предостерегающе вскрикивает.
— Убирайся, — говорит он голосом, не терпящим возражения. — Сеанс окончен.
Я уставилась на него, потому что он только что отмахнулся от меня, как…
— Убирайся. Вон. — В его голосе слышится смертельная нота доминирования, и моя анима заставляет меня вскочить со своего места и, спотыкаясь, направиться к двери, словно от этого зависит наша жизнь.
Распахнув дверь, я проскакиваю мимо Джорджии и охранников и нажимаю кнопку вызова лифта. К счастью, она открывается с мягким свистом, и я вваливаюсь внутрь. Только когда входят охранники и закрывается дверь, я хватаюсь за Генри и делаю полный вдох.
Один из охранников фыркает при виде меня и с усмешкой говорит своему напарнику:
— Не просто так его называют Сокрушителем Зверей.
Что, черт возьми, только что произошло?