Ее дикие звери

Глава 53

Аурелия

Я резко просыпаюсь и опускаюсь затылком на подголовник, только когда вспоминаю, что нахожусь в машине с Лайлом, а не перед горящим домом с Дикарем и Косой. Я смирилась с тем, что это не просто сны. Что каждый раз, после близости с Дикарем, я вижу его воспоминания во сне.

И от последнего у меня учащается сердцебиение.

Генри тихо курлычет мне на ухо, и я прижимаюсь к его крошечному теплому телу в поисках утешения.

Остаток обратного пути в Академию Анимус проходит так же тихо, как и поездка в суд, только по всему моему телу пробегает темная волна — словно я уже заперта. Словно челюсти моего отца уже сомкнулись на моей шее. Цепи, которыми я себя обмотала, стонут от напряжения под потоком моих эмоций.

Я думала, что сошла с ума, когда убегала и голодала. Но это кажется детской забавой по сравнению с происходящим сейчас. По сравнению с неминуемой гибелью. Я сжимаю руки, чтобы остановить дрожь.

Лайл стискивает руль так, что костяшки пальцев побелели. Интересно, он зол или смущен из-за судебного процесса? Может быть, он думает, что я зря потратила его время.

Скорее всего, он верит в то, что услышал сегодня, и это только укрепит его мнение обо мне.

Я хочу плакать. Хочу рвать на себе волосы. Хочу кричать во всю силу своих легких.

Мой отец выиграет это дело. Он так тщательно все спланировал. Достал мое старое грязное белье и выставил его на всеобщее обозрение в наихудшем виде. Мне было шестнадцать, когда я занялась сексом с Тео Крайтом, тихим парнем, который был добр и нежен со мной. Мы встретились в магазине тети Шарлотты, он купил пачку мармеладных мишек и сигареты, а я была очарована татуировкой у него на шее.

Отец помечает самых ядовитых змей Змеиного Двора, а Обыкновенный Крайт — самая ядовитая змея в мире. Но они также наименее агрессивны. Возможно, именно это привлекло меня к нему. И присущая ему опасность, и ее отсутствие. Он был таким же противоречивым, как и я.

Я заставляла его читать непристойные сцены из моих любимых паранормальных романов. Мы ели плохо приготовленные спагетти и неделями занимались сексом, как кролики. Он был неуклюж, но быстро учился, и мы вместе испытали множество оргазмов.

У меня до сих пор сводит живот от воспоминаний о его казни на глазах у всего нашего Двора. Отец использовал свой собственный яд, согласно традиции. Он заставил меня смотреть, как того требовали традиции.

На мгновение мне приходит в голову, что я заслуживаю своей судьбы. Я знала своего отца и каковы будут последствия разоблачения. Но тогда я не могла отказаться от внимания. В течение шести недель я была не одна в этом мире.

Когда мы подъезжаем к Академии, меня удивляет облегчение, которое я испытываю, увидев эти массивные, витые черно-золотые ворота. Два дракона встают на дыбы по обе стороны, герб Анимуса в центре. Я была здесь чуть больше месяца, и запомню эти недели на всю оставшуюся жизнь.

Мы останавливаемся на подъездной дорожке, и кажется, проходит вечность, прежде чем Лайл подходит к моей двери и выпускает меня. Я не смотрю ни на него, ни на охранников, которые слоняются вокруг нас, пока мы идем в общежитие анима. Есть судьба, которую уготовил мне отец, и судьба, которую уготовила себе я, и эти две нити-близницы оплетают меня, как змеи, раскачиваясь в такт биению моего сердца.

Тудум.

Тудум.

Тудум.

Длинные лучи послеполуденного солнца заливают общежитие золотом, и в ушах раздается резкое рычание, низкое и хриплое.

Бежать бессмысленно, мисс Аквинат. Я смогу найти вас где угодно.

Лайл понятия не имеет, во что он меня втянул. Ни малейшего гребаного представления. И он не поверит, если я расскажу.

— Мисс Аквинат. — Голос Лайла напряжен, как натянутый поводок.

Может ли он слышать это предупреждающее рычание?

Я оборачиваюсь и смотрю на его широкую грудь. Несмотря на долгую дорогу, его рубашка накрахмалена, галстук разглажен. Я хочу провести пальцами по его шелковой длине. Он расстегивает мои наручники, осторожно прикасаясь только к стали, как будто сама моя кожа ядовита.

Возможно, так оно и есть.

Лайл мгновение ничего не говорит, а потом:

— Посмотрите на меня.

Скрепя сердце, я подчиняюсь.

Его янтарные глаза потемнели, но остальная часть лица остается непроницаемой. Я не знаю, что он видит в моих глазах, может быть, загнанного в угол зверя. Может быть, гнев, который я чувствую глубоко внутри.

Кажется, он собирается сказать что-то вдохновляющее. Что-то приятное, например: «Молодец. Ты хорошо держалась. Мы старались». Это то, что сказал бы нормальный человек, не так ли?

Очевидно, у него осталась только апатия, потому что он говорит:

— Я позову вас, когда получу вердикт.

— Как долго? — мой голос тусклый, как старая медь.

Он моргает, вглядываясь в мои глаза.

— Несколько часов.

Я ничего не могу с собой поделать. Мое зрение затуманивается, и слеза скатывается по щеке. Я даже не смущаюсь, потому что рычание в моей голове становится только громче.

Не говоря больше ни слова, я разворачиваюсь и захожу в общежитие.

Тяжесть давит на тело, угрожая затащить меня под лестницу этого старого здания и похоронить под ней. Я боролась. Я бежала. Я сидела в том зале суда и перенесла публичное унижение. К завтрашнему дню журналисты опубликуют все, что они видели, во всех государственных газетах.

Рычание в моей голове распространяется по всему телу. Генри издает испуганный звук. Добравшись до коридора третьего этажа, я смотрю на портрет дракона, счастливо парящего над горами. Свобода. Голубая и сияющая. Вот что представляет эта картина.

В комнате меня ждут Минни, Ракель, Сабрина, Стейси и Коннор. Нимпины чирикают в знак приветствия, но улыбки их владельцев соскальзывают с лиц, когда они видят меня через открытую дверь.

— О, Лия. — Минни бросается ко мне и заключает в объятия. — Все в порядке. Все будет хорошо.

Я зажмуриваю глаза, когда другие анимы обступают нас. Я зажата со всех сторон. Чья-то грудь прижимается к моей щеке, и я знаю, что это Сабрина. На самом деле, это как-то успокаивает. Рука Ракель обнимает меня за спину, а Стейси прижимается щекой к моей щеке. Рычание стихает, совсем немного.

Коннор кладет подбородок мне на макушку.

— Эти ублюдки безжалостны, — бормочет он мне в волосы. — Гребаные ублюдки из Совета. Кем они себя возомнили?

— Конченные ублюдки, — бормочет Сабрина.

— Мы должны п-поджечь их м-машины, — говорит Ракель.

Смех срывается с моих губ, потому что пожар — это именно то, что со мной происходит. Когда отец поджег особняк Полупернатого, он поджег и мою жизнь.

Минни сжимает меня крепче, словно может удержать одной лишь силой воли. Стейси ругается и отчитывает Ракель за замечание о пожаре.

В конце концов, мы размыкаем объятия.

— Когда ты получишь результат? — тихо спрашивает Минни.

Я вытираю глаза.

— Лайл думает, это займет несколько часов.

— Лия, — тихо говорит Стейси, — эти вещи были здесь, когда мы вернулись в твою комнату после обеда.

Шмыгая носом, я смотрю на то, куда она указывает. На моей кровати куча вещей.

— Я сказала им ничего не трогать, — нервно говорит Минни.

Но я едва слышу ее. Я едва слышу их робкие вопросы или осторожное фырканье Ракель и Коннора, потому что рычание в моей голове превращается во что-то на микрон меньшее, чем бешенство.

На моей кровати лежит аккуратно сложенный комплект черных спортивных штанов. Сверху лежит старый USB-накопитель и крошечный квадратик красной фольги, в которой когда-то был шоколад.

Медленно я соскальзываю на пол, мои колени внезапно слабеют, а мозг охватывает отвратительный жар.

Моя анима кричит, и этот крик сотрясает мой череп.

— Лия, — шепчет Сабрина, как будто не может поверить в то, что говорит. — Почему Убойные Братья присылают тебе подарки?

— Это вообще подарки? — спрашивает Стейси.

— Конечно, подарки, — тихо говорит Ракель.

Но мои суженые не дарят мне подарки. Они возвращают подарки своей регине.

— Я больше так не могу, — выдыхаю я, хватаясь за живот, как будто могу вцепиться в свою аниму, держать в своих объятиях и заглушить ее крики. — О, Богиня, я больше так не могу.

Я ясно дала понять своим парам, что отвергаю их, когда убегала. Но теперь они отвергли меня самым конкретным способом, на который способен анимус.

Традиционно регина или рекс первыми дарят подарки членам своей стаи. Это своего рода утверждение, и, даже не подозревая, я подарила им эти вещи. Тот факт, что они хранили их все это время, а теперь вернули…

Я втягиваю воздух пересохшим горлом и издаю звук, напоминающий предсмертный хрип.

— О, Богиня! — Минни подбегает ко мне. — Успокойся, Лия. Успокойся, черт возьми. Дыши. Дыши!

Генри впечатывается всем телом в мою щеку, и я настолько потрясена внезапной болью, что делаю полный, ничем не ограниченный вдох. Я в шоке перевожу на него взгляд, но его чернильно-черные глаза гневно смотрят в ответ. Нимпин громко и сердито чирикает, содрогаясь всем телом.

— Он был довольно красноречив, — говорит Коннор. — Послушай Генри, Лия.

Нимпины пищат в знак согласия.

— Блядь, — всхлипываю я. — Блядь!

— Что происходит, ребята? — в панике спрашивает Стейси.

— Э-это же очевидно, разве нет? — говорит Ракель позади меня.

— Это невозможно, — отвечает приглушенно Стейси, словно прикрывает рот. — Завтра начинается ежемесячный карантин, так что она просто немного раздражена! Скорее всего, дело в этом.

— Дело не в этом, — тихо говорит Коннор. — Одно с другим не связано, никаким блядским боком.

Минни приходит мне на помощь.

— Послушайте, ребята. В чем бы ни была правда, это больше не имеет значения. У нас осталось всего несколько часов.

— Ты п-права, — ворчит Ракель. — Нам н-нужно иметь я-ясную голову.

Я прижимаю Генри к груди, пытаясь убедить его, что я не совсем схожу с ума.

Но судороги и рычание внутри моего тела говорят мне об обратном

— Это полный бардак, — шепчу я.

В комнате воцаряется тишина, друзья апатично смотрят на меня, наверняка пытаясь понять, что все это значит.

— Чем ты хочешь заняться, Лия? — спрашивает Сабрина, приглаживая мои волосы. — Хочешь, я сделаю тебе прическу?

Я качаю головой.

— Я хочу искупать Генри. — В последний раз. Я не произношу это вслух, но они и так понимают.

Нимпины взволнованно подпрыгивают, услышав, что сейчас займутся своим любимым делом, но Генри просто смотрит на меня, словно пытается мне что-то сказать. Я поднимаюсь на ноги, пока анимы собирают полотенца и щетки.

Эти змеи-близнецы угрожающе раскачиваются. Рычание внутри меня заставляет дрожать все мое тело.

Каждый мой поворот ведет к бегству. И в конце каждого пути ждет высший хищник, решивший вонзить в меня зубы. Дракон Ксандера ошибся. Нам суждено расстаться, нравится ему это или нет.

Всегда в бегах. Всегда преследуемая. Всегда добыча.

Минни смотрит на меня, намыливая Герти, но я избегаю ее взгляда и сосредотачиваюсь на массаже Генри, который тоже смотрит на меня снизу вверх.

Мы тихо моем и приводим в порядок наших нимпинов, голоса других анима не громче шепота. Нимпины любят воду и находят ее расслабляющей. Таким образом они подзаряжают свои батарейки, засыпая в перерывах между массажами, и источая ароматы мыла и пены для ванны.

Это хорошее отвлечение от того, что должно произойти.

И все это время я стою спиной к свертку, все еще лежащему на моей кровати.

К тому времени, как раздается стук в нашу дверь, за окном уже совсем стемнело. Там стоит Джорджия, по бокам двое охранников, а позади Тереза.

— Вам нужно пройти со мной, мисс Аквинат.

У меня кровь стынет в жилах не от ее слов, а от отсутствия какой-либо ухмылки. Какого-либо отношения. Ее лицо предельно серьезно.

Темное чувство застывает в моей груди.

— Верно.

Я оборачиваюсь, но Минни уже рядом и обнимает меня.

— Я буду рядом, Лия, — говорит она. Затем ее голос дрожит, и она многозначительно сжимает мою руку. — Жду прямо здесь, когда ты вернешься.

Мое сердце. Как это возможно, что я чувствую, как оно разрывается и наполняется одновременно? Я беру ее руки в свои, потому что хочу видеть ее глаза, пока говорю это.

— Минни, ты была мне хорошей подругой, — шепчу я. — Самой лучшей. Спасибо тебе за твою дружбу.

Я отворачиваюсь от тигрицы прежде, чем слезы хлынут из ее глаз, потому что, если я увижу их, могу окончательно потерять самообладание.

— Я пойду с тобой, Лия, — говорит Тереза, но в ее глазах тоже появляется блеск. — Я буду с тобой всю дорогу.

— Спасибо.

Она не заметила ничего необычного в комнате. Я застегиваю куртку.

Поворачиваюсь, чтобы в последний раз взглянуть на своих друзей. Минни держит Ракель за руку, розовые волосы сияют, глаза блестят. Ракель хватает Сабрину за руку, как будто тоже нуждается в поддержке, а моя подруга-леопард закусывает губу. Стейси вытирает нос рукавом и тоже хватает Сабрину за руку.

Я рада, что они есть друг у друга.

Однако взгляд Коннора полон противоречия, когда он сжимает руку Стейси, и устремляет на меня понимающий взгляд. Он знает, что они мои суженые. Интересно, раскроется ли теперь мой секрет? Интересно, имеет ли это теперь значение?

— Я люблю вас, ребята, — говорю я. — Вы были мне как семья, которой у меня не было последние семь лет.

— Не говори так, Лия, — огрызается Ракель. — Не говори этого, черт возьми.

Я улыбаюсь волку, потому что впервые за все время нашего знакомства Ракель не заикается.

— Я не собираюсь умирать, — заверяю я их со слабой улыбкой. — Так никуда не годится.

Минни нетерпеливо кивает, и я заставляю себя улыбнуться ей.

Охранники надевают на меня стальные наручники и выводят в коридор, Тереза идет в ногу со мной.

Прогулка проходит в тишине, но я сразу понимаю, что меня ведут не в кабинет Лайла. Вместо этого мы идем в противоположную сторону, к медицинскому крылу. Я никак это не комментирую, пока мы проходим через двойные запертые двери, и знакомый запах дезинфицирующего средства ударяет мне в нос, успокаивая и вызывая тревогу одновременно.

Адреналин скребется по моим венам, как стекло, и я с трудом подавляю дрожь во всем теле, которая пытается разорвать меня на части. Такой ужас я испытывала только в ночных кошмарах.

Я знакома с этим чувством по пробуждениям в поту с сокрушительными ударами сердца.

Но теперь все по-настоящему.

Мы проходим через приемное отделение, и я вижу Лайла, стоящего там в одиночестве.

Но когда я смотрю через открытые стеклянные двери, мне становится ясно, почему все собрались здесь.

На подъездной дороге, зажатый между бронированными черными внедорожниками, ждет черный «Роллс-ройс» с хорошо знакомым мне гербом на водительской двери, потому что он был на стене моей детской спальни. Каждое утро я просыпалась с ощущением, что мой отец напоминает мне о том, кто я. Кем он хотел, чтобы я была.

Две вставшие на дыбы кобры. Посередине щит с извивающейся черной буквой «Н».