Ее дикие звери

Глава 46

Аурелия

В пятницу перед судом все меняется к худшему. Честно говоря, я просто ждала, когда откуда-нибудь прилетит.

Смена в больничном крыле дает мне временную передышку от многочисленных угроз, надвигающихся со всех сторон. После работы надзиратели обыскивают меня, как обычно, прежде чем сопроводить обратно в столовую, где уже ждет Минни. Мы быстро выпиваем горячего шоколада с другими анимами и возвращаемся в наше общежитие.

Минни заканчивает принимать душ, когда я откидываю одеяло, чтобы забраться в постель.

Меня встречает кроваво-красная куча.

Мертвая гадюка лежит на моем матрасе. Ее отрубленная голова висит на одном сухожилии, а кровь из глотки заливает все мои простыни.

Крик вырывается из глубины моих легких.

Минни выбегает из душа, обнаженная и мокрая, розовые пряди выбились из пучка.

— Это что еще за «крестный отец» такой? — визжит она. — Вызывай охрану!

Герти что-то чирикает ей на ухо, Генри в панике присоединяется, и они оба начинают носиться по комнате.

— Нет! — я машу на нее рукой, накидываю одеяло обратно и тру глаза, словно могу стереть кровавый образ. — Нет, нет, нет. Подожди, дай мне подумать. О, Дикая Мать.

Спотыкаясь, я отступаю от кровати и продолжаю ругаться, пока у меня не перестает кружиться голова, но картина всей этой крови просто застревает в моем сознании, как смола.

В моей постели дохлая змея. Труп. Я по запаху понимаю, что это анималия.

Мое тело каменеет, словно кто-то зажал меня в тисках. Не могу пошевелиться. Не могу думать.

Этого не может быть.

Но я знаю, что я видела.

— Лия. — Голос Минни дрожит, когда она подходит ко мне, кутаясь в полотенце. — Все в порядке, Лия, — тихо говорит она. — Мы сообщим об этом. Они зашли слишком далеко. Это правонарушение класса А.

Убийство. Он кого-то убил и положил его тело в мою постель.

— Минни. — Меня трясет, как осиновый лист на ветру. — Это не… — я сглатываю. — Это не они.

Минни смотрит на меня так, словно я несу бред.

— Лия. — Ее голос срывается. — Это мертвое тело. Мы должны сообщить об этом.

Это послание для меня. Четкое, блядь, написанное кровью послание. Моя анима внутри визжит от душераздирающего осознания.

Раздается стук в нашу решетку, и мы обе резко отскакиваем от моей кровати.

Но это всего лишь Ракель, чье лицо виднеется сквозь решетку.

— Вы ч-чего тут кричите?

— У нас все в порядке! — выпаливаем мы с Минни в унисон.

— Просто паук. Прости, Ракель, — говорю я.

Ракель хмурится, но никак не комментирует наше странное поведение. Волк разворачивается и уходит, и когда мы слышим, как закрывается дверь рядом с нашей, я вздыхаю, пытаясь снова почувствовать свое тело.

Это мое сердце бешено колотится в груди. Мои горящие глаза, которые видели труп той змеи. Мой нос, который чувствует запах остывающей крови.

— Если это не они, тогда кто? — шипит Минни, дергая себя за волосы.

Медленно и неохотно я откидываю одеяло. Минни перестает дышать, когда видит, на что я показываю.

Под отрубленной головой змеи застрял крошечный листок бумаги. И на нем кровью написана единственная строчка.

В первую очередь ты всегда была моей, Аурелия.

— Н-ну, теперь понятно, что это не Дикарь. — Минни сглатывает. — Он и писать-то нормально не умеет.

— Верно. — Я шепчу, потому что даже просто произносить это вслух — уму не постижимо. — Это работа моего отца.

Я снова накрываю тело змеи, и мой разум включается, как старый, изношенный двигатель.

Я принадлежала моему отцу с самого начала. Даже когда он изгнал меня, он все еще держал меня на цепи. Он все еще командовал мной. Так он утверждает права на свою собственность. Напоминает мне, кто я на самом деле.

Злобный, манипулятивный ублюдок. Он готов убивать своих людей, только чтобы отправить мне сообщение. Просто чтобы попытаться выставить меня в дурном свете. Решил подставить меня в очередной раз.

— Никто не должен знать об этом, — тихо говорю я. — Если они узнают, это навредит моему делу на суде, я уверена в этом. Лайл подумает, что во всем виновата я. Меня снова заклеймят убийцей. Все будут думать, что это сделала я. Они и так думают, что я пыталась убить своего отца.

— Тогда что мы будем делать? Спрячем труп? — шепчет Минни, плотнее затягивая полотенце. — Пожалуйста, только не говори мне, что мы собираемся попытаться вынести это отсюда тайком!

Я смотрю на нее, потому что она сказала «мы». Я не заслуживаю ее, правда, не заслуживаю.

У меня ощущение, что мой разум переключается на старую, редко используемую передачу.

— Я хочу, чтобы ты притворилась, что никогда этого не видела, — говорю я спокойным, глубоким голосом, который не похож на мой собственный. — Я хочу, чтобы ты вернулась в ванную и оделась. Когда ты вернешься, все будет так, словно ничего и не было.

— Лия, — глаза Минни расширяются так, что видно белки. — Пожалуйста, не говори мне, что ты уже занималась этим раньше.

— Нет, не занималась. — Но видела достаточно.

Когда твой отец — Королевская кобра, принцессе приходится видеть при Дворе больше убитых змей, чем положено. По словам моего отца, это единственный способ справиться с неповиновением.

— Тогда что ты собираешься делать с телом? — шепчет она. — У него есть семья. Друзья. Кто этот человек?

Я проглатываю огромный комок в горле.

— Я знаю, Мин.

Мне кажется, ее вот-вот вырвет, и, честно говоря, меня тоже.

— Минни, я не хочу, чтобы ты была вовлечена в это. Поэтому, пожалуйста, я умоляю тебя, вернись в душ, и мы сможем притвориться, что этого никогда не было. Хорошо?

Она смотрит на меня и, вероятно, видит в моем взгляде что-то такое, что заставляет ее медленно кивнуть.

— Хорошо, Лия.

— Генри, иди с Герти.

Он возмущенно щебечет, но, к счастью, подчиняется, хоть и неохотно.

Я напряженно смотрю вслед удаляющейся спине Минни, и когда она закрывает дверь, начинаю действовать. Нужно от всего избавиться. От всех простыней и пухового одеяла. К счастью, на этих кроватях есть наматрасник, и я заворачиваю все в него, чтобы не прикасаться к мертвому телу.

Но я чувствую его вес в своих руках, как молот судьи.

Нет времени гадать, кто это. Я не узнаю гадюку, но, скорее всего, она из Академии. Сердце колотится с перебоями, когда я окутываю себя и сверток своим невидимым восьмым щитом.

Прошло несколько недель с тех пор, как я использовала восьмой щит, но это все равно что погрузиться в старую танцевальную программу. Воздушный покров окружает меня с мягким свистом, и мне приятно сознавать, что никто не увидит и не учует меня, когда я побегу избавляться от улик. Открыв дверь своей камеры, я обнаруживаю, что коридор пуст, выскальзываю наружу и спускаюсь по узкой лестнице. Мне просто повезло, что ночные замки еще не сработали. По моим оценкам, у меня осталось чуть больше часа.

Раньше я недолюбливала своего отца, но теперь это переросло в полномасштабную ненависть. Он превратил меня в человека, который прячет трупы. Он превратил меня в настоящего преступника. Богиня, по моим венам должен струится ледяной гнев, но вместо него я чувствую только ужас. Он тянет за собой оковы из стали и костей, которыми я окружаю себя… и они трещат по швам.

У входа в наше общежитие стоят два вооруженных охранника, так что мне приходится ждать несколько мучительных минут, пока девушки вернутся со своего ужина, чтобы выскользнуть наружу.

Оказавшись на улице, я начинаю быстро соображать.

Мой первый инстинкт — найти кухонные мусорные баки и выбросить все это туда. Преимущество моего ароматического щита в том, что он не оставляет моего запаха на одежде или простынях и работает круглосуточно, а это значит, что полиция не сможет учуять меня на гадюке. Поэтому я обхожу столовую с тыльной стороны, и, к счастью, пространство между зданиями свободно от патруля. Я осторожно открываю мусорный бак и некоторое время стою там, присматривая место для своей ноши.

— Прости, — шепчу я. — Мне чертовски жаль. Кем бы ты ни был.

На самом деле, если мой отец убивает змею, то для этого есть какая-то причина, — будь то неподчинение, неуважение или невыполнение своих обязанностей. Но кто бы это ни был, он не заслуживает того, чтобы его тело выбрасывали в мусорный бак. Никто этого не заслуживает.

Я не могу этого сделать.

Слезы текут по лицу, и я стараюсь не рыдать из-за того, во что превратилась моя жизнь. Из-за контроля, который он имеет надо мной, даже здесь, где существует федеральный мирный договор. С тяжелым вздохом я опускаюсь на холодный бетон.

Что-то первобытное во мне смотрит на восток.

Потому что я знаю трех зверей, которые умеют избавляться от мертвых тел. Которые не единожды совершали отвратительные поступки. Бегать по кампусу с мертвым телом — новый вид унижения, и это опустошение захватывает мой разум оцепенением, превращая мои мысли в ничто, кроме смога и теней.

А потом мои ноги начинают двигаться сами по себе. Через несколько секунд я выхожу из переулка и сворачиваю на знакомую тропинку. Моя анима стонет, она — единственное, что я слышу, единственная сила, толкающая меня, направляющая прямо к мужским общежитиям.

Не успеваю я опомниться, как уже стою перед старым зданием, стараясь не задыхаться, слегка покачиваясь на ногах под стрекотание цикад в траве.

Я смутно осознаю, что это полумесяц, серебристо-голубой свет которого самым неземным образом ложится на готические изгибы и замысловатую решетку спальни.

Это могло быть сном. Совершенно другой мир.

Мир, в котором из темноты приближается фигура.

Моя анима скулит, когда тени расступаются перед высоким волком, крадущимся по тропинке. Мои губы приоткрываются при виде его обнаженного торса, выставленного на всеобщее обозрение, как на выставке в Лувре. Он блестит от пота, татуировка волка на груди переливается в свете ночных фонарей. Волк пришел прямо из спортзала, потому что на его руках грязь, а темные кудри взъерошены от бега. Черные спортивные штаны приспущены так низко, что я вижу его пояс Адониса — глубокие выемки, уходящие в штаны, открывающие завитки волос. Толстые вены тянутся от его рук вверх по предплечьям, и я почти хнычу при виде этого. Он — дикий бог, вернувшийся с охоты.

Во рту внезапно становится сухо, как в пустыне.

Я хочу запрыгнуть на него и проглотить целиком.

Но у меня в руках мертвая змея, которая тяжело давит своим весом. Я подавляю рыдание и следую за ним по пятам, пока он вытаскивает свой студенческий билет из кармана штанов.

Я тут же протискиваюсь боком и позволяю двери закрыться за мной. Дикарь взбегает по крутой лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз, и я следую за ним, как призрак, полная решимости держать его идеальную, блестящую, мускулистую спину в поле моего зрения.

Я трусцой поднимаюсь по лестнице следом за ним и, преодолев пять пролетов, задыхаюсь к тому времени, как мы достигаем верха.

Я сдерживаю дыхание предплечьем и на цыпочках, как идиотка, следую за Дикарем, пока он крадется по широкому коридору.

В мужских общежитиях шумно пятничным вечером.

Из динамика гремит музыка RnB, мужчины смеются и кричат. Слышны звуки, издаваемые трахающимися парочками, несколько анима откровенно визжат от удовольствия.

Желание, витающее в воздухе, кружит мне голову хищным ароматом, и обволакивает кожу, густое, как кленовый сироп.

Звери, бродящие по коридорам, расступаются перед Дикарем, словно вода, и каким-то образом между началом коридора и концом я практически прижимаюсь к гладкой коже его спины, как будто она мой спасательный круг.

Потому что прямо сейчас так и есть.

Я едва замечаю зверей, с которыми практически сталкиваюсь. Я едва замечаю шум. Все исчезает при виде моей пары, поднимающейся по драконьей лестнице.

Погрузившись в первобытные глубины своей анимы, я упрямо преследую его на протяжении всего пути вверх по потайной лестнице…

И немедленно останавливаюсь как вкопанная.

Потому что, не успев подняться по последним ступеням на шестой этаж, Дикарь оборачивается и ждет, глядя прямо на меня с каменным лицом и выражением предельной сосредоточенности.

Его голос смертельно серьезен.

— Твое дыхание всегда выдает тебя, Регина.

Ксандер и Коса подходят к нему сзади, скрестив руки на груди, как стражи всего мрачного, словно давно ждали меня.