Хрущевка княжны Соколовской 3

Глава 17

Я тоже рассчитывала увидеть какой-нибудь шедевр футуризма из стекла и бетона с как минимум одной прозрачной стеной, но уж никак не старую тесную квартиру, заваленную старым хламом.

– Прошу прощения, у меня не прибрано, – сообщил субтильный высокий юноша с таким видом, что сразу становилось понятно: наводить порядок в своем доме он считает делом, недостойным творца. – Меня зовут Анатолий, рад принять столь высоких гостей в моем скромном жилище.

Шихте Анатолий Иванович, если быть точнее: его имя я мельком видела на афишах, висевших у входа в галерею, но вспомнила почему-то только сейчас. Его написали настолько мелко, что наверное далеко не каждый посетитель удосужился разглядеть. Если таковые в галерее вообще появлялись.

Все расспросы, связанные с искусством, милостиво взяла на себя Наталья. Пока она вела с Анатолием беседу, суть которой улавливалась с большим трудом, я разглядывала так называемую мастерскую.

Под нее наш юный творец выделил самую просторную комнату, которая вероятно прежде была гостиной. Здесь царил такой же творческий беспорядок, как и во всей остальной квартире: белые и уже изрисованные холсты стояли вперемежку, наспех накрытые какими-то тряпками. Некоторые «произведения искусства» выстроились в ряд вдоль стен и быть может дожидались отправки в галерею либо заинтересованных покупателей.

– Значит, вы не продаете свои картины? – уточнила Наталья.

Я поняла, что часть вопросов, которая касалась теории искусства, наконец завершена, и с облегчением прислушалась к разговору.

– Раньше не продавал, – смутился Анатолий и размашистым жестом взъерошил и без того нечесаную копну каштановых волос. – Но после того, как получил протекцию от Михаила Юрьевича, время от времени все же расстаюсь со своими полотнами за небольшое вознаграждение. Но только из уважения к нему и его заинтересованным в искусстве друзьям!

– Это так благородно с вашей стороны! – я восторженно всплеснула руками и примостилась на край дивана, где валялись в куче какие-то старые вещи и книги. – Значит, вы не преследуете цель прославиться и разбогатеть с помощью искусства?

– Ну что вы, я не настолько бескорыстен. Прославиться я конечно хочу, но вот богатства меня совершенно не интересуют, – за показной скромностью слышалась явная бравада, и судя по тому, с какой гордостью юноша рассказывал о своем аскетизме, кое-какие убеждения на этот счет он и в самом деле имел. – Но по просьбе Михаила Юрьевича я все-таки согласился взять некоторые средства. Видите ли, как это ни печально, но чтобы работать, необходимо что-то есть и где-то жить, а также приобретать материалы. Без них никак не получится транслировать в мир идеи прогресса и гармонии…

Художник снова пустился в малопонятные объяснения своей очень уж передовой для моего рабоче-крестьянского сознания философией. Воспользовавшись тем, что его речь затянулась, я из любопытства окинула квартиру магическим взглядом.

Сквозняк прокатился по старой мебели, покрытой годичным слоем пыли посуде на маленькой кухне и многочисленным картинам. Последние показались странными: я видела одни линии и грубые мазки краски, но ощущала под ними совсем иные формы.

Что-то не так.

Я быстро взглянула на Наталью и скосила глаза на художника, который продолжал вдохновенно вещать об искусстве. Подруга поняла намек и поддержала его монолог еще одним наводящим вопросом. Теперь, избавленная от необходимости слушать непонятный треп, я могла сосредоточиться.

Например, картина прямо передо мной: ярко-желтый фон, который бугрился от обилия наложенной на него краски, и грязно-черная линия, похожая на скользнувшую по картине тень.

«Пчела в полете» – гласило название в самом низу картины.

На первый взгляд ничем не примечательная мазня, но сквозняк, уловив маленькую трещину в слишком обильном слое масла, скользнул туда. В полость с совершенно другой плотностью длиной с ладонь, совсем не похожей на плотность краски или самого холста.

В соседней картине нашлась похожая, но поглубже и поменьше. После проверки еще нескольких так называемых произведений искусства выяснилось, что два из них оказались с секретом. Но понять, что внутри этих полостей, мне не удавалось. Точно какие-то записки, но сложены настолько плотно и прижаты к холсту краской с такой силой, что разобрать их текст невозможно.

Однако же очень любопытно!

Я переключила внимание на художника как раз в тот момент, когда он завершил свой рассказ о передовой роли абстракционизма в искусстве.

– Это потрясающе! – постаралась восхититься искренне, но боюсь, актриса из меня не слишком хорошая. Впрочем Константин, крайне гордый своими мыслями на счет собственных же картин, фальши кажется не заметил. – Я очень хочу купить одну из ваших работ. Не волнуйтесь, я не обижу вас предложением слишком высокой цены. Понимаю, обычно вы не расстаетесь со своими полотнами, но мне очень хочется иметь в своем доме живое напоминание о вашем гении.

Юноша польщенно улыбнулся, на его лице отразилась внутренняя борьба. Похвала ему явно льстила, но что-то не позволяло просто взять и согласиться на мое предложение. Наконец, он сделал финальный выбор и даже немного помрачнел.

– Прошу прощения, княжна, но, как я уже сказал, я продаю картины только из уважения к доброму имени Михаила Юрьевича. И только его самым близким друзьям, – художник посмотрел на меня столь выразительно, что сразу стало ясно: если хочу получить его картину, мне надо доказать, что я вхожу в этот самый круг близких друзей.

– Очень жаль, но я уважаю вашу принципиальность, – я поднялась с дивана, пружины которого противно скрипели при каждом вдохе. – Она украшает ваши работы. Я бы с удовольствием побеседовала с вами еще, но увы, вынуждена вернуться к делам.

Юноша тут же подскочил и проводил нас с Натальей к двери. Закрывал он ее с явным облегчением.

Спустившись вниз, я почти выбежала на улицу из душного подъезда и наслаждением втянула носом ледяной осенний воздух. И прислушалась.

– Да, уже ушла. Что о ней думаю? Идиотка настоящая, вот что думаю. В искусстве не разбирается совершенно, но ей подавай мои картины! Я полтора часа рассказывал ей про теории метамодерна, но вместо…. ах да, простите. Нет, не догадалась и даже не пыталась спросить. Да, картины готовы. Да-да, Михаил Юрьевич, вам совершенно нечего…

Судя по тому, как резко Анатолий замолчал, Морозов бросил трубку. Похоже, общение с художником доставляло ему еще меньше удовольствия, чем мне. Но зачем тогда спонтировать этого паренька? Неужели ради передачи тайных посланий или чего то в том же роде?

Надо срочно навестить Краузе. Может, разговор с ним что-нибудь прояснит?

К Эдуарду я поехала в тот же вечер. Можно было и отложить визит, но мне не терпелось поговорить с ним и возможно даже выяснить, почему он начал искать компромат на Морозова именно сейчас.

Когда я и мой вездесущий провожатый и по совместительству охранник добрались до дома мага, Краузе вопреки обыкновению встретил меня лично. При виде него нанятый Владом мужчина почему-то побледнел, вытянулся по струнке да так и остался стоять у порога, когда мы вошли в дом.

– Не обращай на него внимания, – отмахнулся наставник в ответ на мой вопросительный взгляд. – Он просто слишком мнительный. В городе многие меня побаиваются.

Казалось, он что-то недоговаривает, но расспрашивать прямо сейчас я не стала: мне еще предстоит с магом серьезный разговор, приберегу красноречие для него.

– Полагаю, тебе есть, что рассказать? – Краузе привычным жестом указал на диван в своем кабинете, где я обычно выслушивала его указания по поводу теоретической части колдовства.

Но садиться я не стала, вместо этого сделала несколько шагов в сторону окна и посмотрела на сад, где так и лежали неубранные почему-то, приплюснутые недавним дождем листья, которые я неделю назад с таким азартом разбрасывала.

– Да, я нашла кое что любопытное в доме художника, которого спонсирует Морозов, – заговорила медленно, пытаясь понять, что же меня сегодня настораживает во всем доме, его обстановке или самом Эдуарде.

Все выглядело как обычно, но странное предчувствие подсказывало, что что-то изменилось. Причем не сегодня, а быть может, еще в предыдущую нашу встречу. Но тогда я заходила только в подвал и сад, и могла не заметить.

Еще раз внимательно оглядевшись, приметила, что документов стало больше. Бумаги – старые и новые – занимали теперь не только стол колдуна, но и часть дивана, и кресло. Газетные вырезки, какие-то папки с делами, которые, судя по виду, пролежали в архиве лет десять или пятнадцать.

Рассмотрев заголовки аккуратно сложенных на подоконнике газет, я не нашла в них никакой системы. Разные годы, разные темы – ничто не намекает на цель, с которой их сюда принесли.

– Ты расскажешь или нет? – поторопил Краузе с раздражением.

– Расскажу, но сначала хочу знать, зачем вам эта информация и кто написал ту записку, которую вы показали мне в прошлый раз, – твердо заявила я, оборачиваясь к наставнику.

Эдуард недовольно цыкнул и покачал головой.

– Неравноценный обмен. Твои вопросы стоят гораздо дороже, чем то, о чем ты можешь мне поведать, – проворчал он, но все же не отверг мое предложение сразу. Это обнадеживало.

– Откуда вам знать? – улыбнулась я. – Если вы могли получить ее сами или можете предположить, что именно я узнала, тогда зачем вообще давали мне те документы?

Краузе скривился, как от зубной боли, и я поняла, что попала в цель.

– Кроме того, я и дальше намерена помогать вам, если ваша цель – обличить незаконные дела семьи Морозовых. Разумеется по возможности и те, что связаны с капиталом моего отца, – примирительно завершила я.

Наставник вздохнул.

– Ты даже не представляешь, во что ввязываешься, – высокомерно сообщил он и оглядел меня с сомнением. – Уверена, что хочешь знать ответы на свои вопросы? Эта информация наложит на тебя… скажем так, некоторые обязательства.

– Законные обязательства? – уточнила я, уже не столь уверенная в своем решении.

Одно дело – выпытать информацию из Эдуарда, и совсем другое – брать на себя ответственность за то, не знаю что. Но может, Краузе просто блефует и пытается запугать меня, чтобы я отступилась? Ну уж нет! Я уже замешана в этом деле, так что должна хотя бы понимать, в чем оно заключается.

Эдуард, немного подумав, кивнул, но улыбнулся при этом с хитрецой.

– Значит уверена.

– Что ж, в таком случае мне следует начать с самого начала. А ты все же присядь, – маг снова указал на диван, и на этот раз я сочла за лучшее повиноваться.

Сам он опустился в кресло, повернутое к его рабочему столу спинкой, и несколько раз ударил пальцами по массивному деревянному подлокотнику.

– Тебе уже стоило и самой догадаться, что я – бывший королевский шпион, – наконец начал он.

У меня совершенно не аристократически отвисла челюсть. Но через мгновение я уже собралась с мыслями и обругала себя за тугоумие.

Ну конечно же! Маг воздуха, умеет подслушивать. Не особенно известен в городе, но знает обо всех делах. Кем ему еще быть, как не тайным агентом Его Величества?

– Пять лет назад я вышел на пенсию и вернулся сюда. Здесь когда-то жил мой брат с женой, а прежде – мои родители. Я надеялся, что на земле своих предков доживу остаток дней спокойно, но увы, слуги Его Величества бывают либо действующими, либо мертвыми.