Хрущевка княжны Соколовской 3

Глава 5

Когда я вернулась в дом, сестры уже сидели на кухне поникшие. Они явно ожидали выволочки, но у меня не осталось сил, чтобы их распекать. Да и какой смысл? Марина уже накрутила себя так, что никакого наказания не надо, Марта тоже сильно волновалась: ни к чему усугублять их состояние.

Сбросив пальто и поставив на плиту чайник, я села напротив сестер и внимательно всмотрелась в лица. Обе выглядели более бледными, чем обычно, и немного безжизненными.

– Марина, прости, что накричала, – начала я, стараясь хоть немного разрядить обстановку.

– Ты просто испугалась, я понимаю, – кивнула сестра, но в голосе не мелькнуло ни одной маломальски живой эмоции.

– Не оправдывай ее, Марина. Она не должна была на тебя кричать. Она вообще нам не настоящая сестра, и обещала о нас заботиться. И что теперь? – Марта, насупившись, уставилась на меня с укором во взгляде.

Я подавила желание выругаться. Она еще ребенок, в ее возрасте нормально искать виноватых. К тому же, я правда им не сестра, однако…

– Я делаю все, что в моих силах. Стараюсь восстановить репутацию семьи в глазах общества, избавила нас от огромного долга, то и дело отбиваю вас от стервятников-женихов, но не в моих силах контролировать вообще все, – спокойно продолжила я говорить то, что и намеревалась.

Припоминая, сколько всего я сделала, чтобы все мы трое остались на плаву и никому из нас не пришлось продавать себя, обе сестры опустили головы еще ниже.

– Я понимаю, вы бы хотели от жизни совершенно иного: красивых нарядов, приятных вечеров, поездок на курорты и, быть может, необременительной учебы ради удовольствия. Но судьба распорядилась так, что теперь у всех нас есть обязанности. И ваша в первую очередь в том, чтобы заботиться друг о друге и о своей безопасности. Теперь вас не окружает толпа прислуги, подруг и компаньонок, поэтому вам надо быть еще более осмотрительными и учиться думать головой, – я продолжала говорить, стараясь не давить на девочек слишком уж суровым тоном.

Выдержала паузу, чтобы убедиться, что сестры верно меня поняли.

– С этого дня ходите в город со мной или, если меня нет рядом, то вдвоем. Впрочем, теперь, с новой работой, у меня будет больше времени, чтобы присматривать за вами, – распорядилась я и мысленно скрестила пальцы в надежде, что девочки не станут спорить.

Они понуро кивнули. Значит, понимают всю серьезность проблемы: уже хорошо.

Вода закипела, я сняла чайник с плиты. Вскоре по кухне разнесся чарующий запах зеленого чая, и даже сестры, уже понявшие, что ругать я их больше не стану, оживились. Марта вытащила из холодильника манный пирог и ловко нарезала на тонкие кусочки. Марина наконец подняла на меня наполненные слезами глаза.

– Что нам теперь делать? Я же опозорена, и вы вместе со мной, – дрожащими губами прошептала она, без интереса глядя на выпечку и кружку с горячим напитком перед собой.

– Во-первых, Снежин не успел сделать ничего, порочащего твою честь. Во-вторых, у нас есть свидетель в лице князя Тарковского, который знает, что ничего предосудительного не произошло, – постаралась ободрить сестру я.

– Но я сама, добровольно отправилась с ним в его дом. Это уже характеризует меня как легкомысленную особу, – судя по тому, какой скороговоркой Марина произнесла эту фразу, она когда-то давно заучила ее и быть может часто вспоминала.

– Не такой уж это и грех для наивной девицы, – продолжила гнуть свою линию я. – Но скажи, раз ты сама знаешь, что это легкомысленный поступок, то почему поехала с ним? – этот вопрос интересовал меня с того момента, как мы покинули дом князя.

Марина вздрогнула.

– Сейчас я понимаю, насколько глупо поступила, но тогда… Александр Николаевич говорил так убедительно, – растерянно бормотала она, блуждая пустым взглядом по кухне. Чай остывал в ее кружке, к которой она так и не притронулась.

– Расскажи с самого начала. Не спеши, – подбодрила ее я.

Марина глубоко вдохнула, все-таки сделала маленький глоток чая и после долгой паузы начала рассказ.

С ее слов выходило, что записку от Снежина ей принесли на репетиции, когда она, как и все остальные, отдыхала на перерыве. В тексте, который сестра даже показала мне, говорилось, что некий «друг ее семьи» хочет рассказать ей о планах недоброжелателей. Отправитель указан не был, и Марина, заинтригованная, пошла на задний двор в указанное время, чтобы все выяснить.

– Там меня уже ждал князь. Я испугалась и сразу пожалела, что решилась прийти в одиночку, но звать с собой было некого: девушки, которые играют в оркестре, еще совсем юные, беспокоить их не хотелось, а звать на задний двор юношу… – Марина покраснела и без слов стало ясно, что она считает эту идею ужасно неприличной.

Какие же рафинированные все-таки девушки, просто ужас.

– Я сразу хотела уйти, но он начал рассказывать о заговоре. Он рассказал, что несколько влиятельных людей недовольны твоим поведением. Твоими заметками в газетах, своевольностью и тем, каким образом оказался погашен долг нашей семьи. Еще он сказал, что особенно сильное недовольство вызывает твое сближение, – тут Марина снова покраснела, – с князем Владиславом Игоревичем. И что если все это не прекратится, то в сторону вас обоих будут выдвинуты очень опасные обвинения. Разумеется, Снежин не назвал имен, но обещал сделать это, если я поеду с ним.

Сестра замолчала, переводя дыхание. Ее кружка с чаем опустела уже больше чем наполовину.

– Сейчас это все даже звучит глупо, но в тот момент… не знаю, как объяснить, но мне показалось, что князь не лжет. Что нашей семье действительно угрожает опасность, о которой ему известно.

Я подперла подбородок кулаком и задумалась. В самом деле, Марина всегда вела себя очень рассудительно и догадывалась о многом из того, что я устаивала от них с Мартой. Может, Снежин и не лгал ей об опасности, но явно не собирался раскрывать всю информацию.

– А дальше? Он что-нибудь еще говорил после того, как вы приехали в его дом? – уточнила я, хоть и видела, что Марине неприятно вспоминать детали минувшего дня.

– Н-ничего особенного. Когда меня заперли в комнате, он говорил только что для меня так будет лучше. Что он может спасти меня, сделав своей невестой. Он повторял это несколько раз, как будто и сам верил, что это правда, – задумчиво ответила сестра.

– Кажется, я слышала одну из этих фраз, – сказала я не столько сестрам, сколько просто рассуждая вслух.

– Перед тем, как едва не… – Марина снова поежилась, когда вспомнила, как хрипел от удушения Снежин. – Тебе не было его жаль?

– Нет, – резко пресекла я подобные разговоры. – Понимаю, книги и наставники в гимнасии учили вас иному, но в реальной жизни некоторые люди не заслуживают ни жалости, ни уж тем более прощения.

Судя по тому, как Марина поджала губы, она не могла согласиться с моими словами, но и спорить не стала. Марта тоже молчала, сжимая побелевшими пальцами кружку с чаем. Она явно злилась, но не решалась влезть в наш разговор.

Когда девочки ушли отдыхать, я уселась за стол и взяла ручку. Покрутила ее в руках, собираясь с мыслями, но слова скакали в голове, никак не желая складываться в предложения.

Хотелось выплеснуть на бумагу всю ярость, которую я испытывала при мысли о страданиях Марины. При мысли о косности местного общества, которое все еще держит знатных женщин за кого-то вроде породистых кобылиц. В чем-то Павел Ртищев прав, и хоть его идеи приправлены юношеским максимализмом, доля здравого смысла в них есть.

Чтобы избавиться от мерзкого ступора, я все же начала выписывать на чистую страницу отдельные фразы, приходящие на ум. Вскоре они сложились в несколько вариантов текста об устаревших порядках. Один из них выглядел очень радикальным: такой мог бы выйти из-под пера свободолюбивого юноши вроде молодого барона. Второй казался чуть более спокойным, третий выглядел как более-менее разумный компромисс: в нем, не подрывая идей о старых порядках и привилегиях дворянских семей я все же указывала, что некоторые традиции себя изжили. И хоть мне самой этот третий текст казался бесхребетным, для отправки своему новому работодателю я выбрала именно его.

В конце концов, было бы даже странно, если бы я, обладая возможностью вещать на широкую аудиторию, не выступила в поддержку сестры.

За работой я засиделась до поздней ночи. Утром меня разбудил звонок телефона.

– Приезжай немедленно, – безапелляционно потребовал Краузе, даже не поздоровавшись. – Я уже вызвал тебе такси.

И отключился. Меня же пробрала крупная дрожь: столько холодной ярости в его тоне я слышала впервые.

В дом наставника я заходила на трясущихся ногах, предчувствуя выволочку. Но под суровым взглядом Эдуарда старалась не показывать эмоций и даже подбородок вздернула. Да, он запрещал мне использовать те приемы, которые я не отработала с ним. Да, я чуть не задушила человека, но я делала все, чтобы спасти сестру. Ему не в чем меня обвинить, не за что осудить.

Мы несколько мгновений боролись взглядами: Краузе, вероятно ждал, что я, понурив голову, признаю вину, но напрасно. Наконец он вздохнул, страдальчески подняв глаза к потолку, и провел ладонью по усталому лицу.

– И на день вас не оставить, обязательно что-нибудь случится, – проворчал он наконец. – Расскажи ка мне, дорогая, как так вышло, что мне пришлось сразу по приезде в город чуть ли не в ноги Ермакову кланяться, чтобы он придержал пока заявление некоего князя, который обвиняет тебя в покушении на свою драгоценную жизнь?