Хрущевка княжны Соколовской 3

Глава 27

Я возвращалась в сознание медленно. Голову будто заполнил густой туман, все тело нещадно ныло и болело, так что мне даже не сразу удалось понять, в какой позе я нахожусь.

Мало помалу я осознала, что глаза закрывает плотная повязка, руки чем-то сцеплены за спиной, ноги тоже связаны. Наконец, поняла, что лежу на полу. Вокруг пахло сыростью и пылью, и каждый вдох давался с трудом. Сколько бы я не пыталась сосредоточиться и изучить окружающее пространство с помощью стихии, получалось с трудом. Мои попытки привели лишь к осознанию, что воздух в комнате очень разрежен. Его едва достаточно, чтобы дышать, и на мое желание призвать его к действию он почти не отзывался.

Со временем мне все же удалось пройтись по комнате мысленным взглядом, но и он оказался затуманен. Ощущение создавалось такое, будто все время, проверенное в этом мире, я носила очки, а сейчас их с меня сдернули и вместо привычных четких контуров я видела лишь расплывающиеся очертания, которые к тому же перемежались с черными кругами – областями, где будто царил вакуум.

Какое странное пространство. Но должна же тут быть хоть какая-то вентиляция? Если бы меня хотели убить, то к чему выбирать такой сложный способ, как удушение от нехватки кислорода? Не лучше ли было прикончить, пока не очнулась и не начала доставлять проблемы.

Раз я все еще жива и даже в сознании, значит, кем бы ни был похититель, моей гибели он не хотел. И каким-то образом даже в это мерзкое помещение должен проникать воздух.

Я с трудом перевалилась на другой бок, радуясь, что на мне сейчас пусть и широкие, но все же штаны, а не юбка, которая запуталась бы в ногах при малейшем движении. Повела плечом, которое затекло оттого, что я долго на нем лежала.

Сил едва хватало на дыхание, но я все же немного поерзала в попытках ослабить путы на руках. Увы, мои трепыхания привели лишь к тому, что голова закружилась и я снова едва не лишилась сознания.

Пришлось оставить свое тело в покое и сосредоточиться на ощущениях. Осматривая комнату с помощью воздуха, который повиновался здесь неохотно, я чувствовала себя полуслепой, пробиралась вдоль нее почти наощупь. В помещении оказалось совершенно пусто. Только голые стены, кажется, какого-то подвала, оборудованного будто специально для того, чтобы ослабить магов вроде меня.

Интересно, это место подготовили для моей персоны, или оно изначально предназначалось Краузе?

Впрочем, какая разница? Главное – это место не может быть абсолютно герметичным, иначе я бы уже задохнулась, так и не придя в сознание.

Не ощущая ни малейших признаков сквозняка, я продолжала медленно ощупывать комнату. Дверь обнаружилась довольно быстро, но увы, эта находка оказалась бесполезной: большой металлический блок плотно прилегал к косяку с помощью какого-то специального материала, похожего на плотную резину, и не пропускал ни единой ниточки сквозняка. Пришлось продолжить поиски.

Возле одной из стен стихия подчинялась проще, чем во всем остальном подвале, так что я сосредоточилась на ней. И вскоре действительно обнаружила что-то вроде решетки вентиляции, забитой старым мокрым тряпьем.

Обрадовалась и направила туда поток стихии, но, преодолев несколько метров, не обнаружила ничего, кроме очередной комнаты, в которой воздуха оказалось не больше, чем в моей.

Что это за место такое? Какой-то бункер времен местной Грандиозной войны что ли?

Моих сил недоставало, чтобы осмотреться в соседнем помещении, поэтому я сделала единственное, что мне оставалось: создала небольшой поток, который обеспечивал приток воздуха из пустой комнаты в мою.

Спустя примерно пол часа головная боль утихла, и я осознала, что сделать вдох мне теперь проще, чем прежде. Снова попыталась осмотреться вокруг, но ломота в теле тут же вернулась, и я едва не распрощалась с сознанием снова.

Сколько же я здесь пролежала, если успела так ослабнуть? И кто меня сюда притащил?

Подозрения, конечно, есть, но неужели Морозов стал бы действовать столь опрометчиво? Или это место настолько секретно, что мне вовсе не на что надеяться? А если похищение заказал не он, то кому еще это могло понадобиться?

Снежин сидит сейчас тише воды – ниже травы, зализывает раны после судебного разбирательства и выплаты компенсации. Яринский разбирается с обвинением в покушении, ему не до новых скандалов. А больше я никому вроде бы не успела перебежать дорогу.

Не художник же дотащил меня сюда? Да и денег у него вряд ли бы хватило, чтобы подкупить охрану, которую выставил для меня Влад. Интересно, он уже узнал, что я пропала? Ищет ли меня?

Почувствовав в теле достаточно сил, чтобы двигаться, я кое как несколько раз перевернулась и доползла до ближайшей стены. С трудом села, поминутно замирая и восстанавливая силы, и оперлась на нее спиной. Стало немного проще дышать, но после долгого «отдыха» на жестком полу я едва чувствовала плечи.

И долго мне вот так сидеть? Без еды и воды, едва дыша, я вряд ли протяну дольше пары суток.

Желудок заурчал, напоминая, что поужинала я весьма скромно. К тому же, понятия не имею, как давно вообще ела. Если мои неизвестные похитители не хотят, чтобы я умерла тут от жажды или удушения, то должны рано или поздно явиться с угрозами или ультиматумами.

Значит, остается только ждать, беречь силы и проветривать комнату.

Этим я и занималась, потеряв счет времени. Но когда створка двери начала с тихим шорохом открываться, вздрогнула и подалась вперед, втягивая носом ничтожный, сырой и пахнущий плесенью, но такой желанный излишек кислорода. А после – замерла, слушая уверенные шаги и гадая, чей же голос сейчас услышу.

– Рад снова видеть вас, прекрасная княжна, пусть и в столь мрачных декорациях, – голос, разумеется, принадлежал Морозову.

Как банально!

– Я бы назвал вас Маргаритой Алексеевной, но полагаю, ваше настоящее имя иное. Представитесь? – продолжил он.

Это еще к чему? Знает, что я на самом деле не Марго? Но откуда?

– Не удивляйтесь, никакой тайны в моей осведомленности нет, – верно истолковал мое молчание Михаил Юрьевич. – Вы сами проболтались о том, что не принадлежите этому миру. В тот день, когда вызволяли Марину из дома Снежина.

О своем подельнике Морозов отозвался с поразительным пренебрежением. Но он прав: в тот день, разозлившись, я и правда наговорила лишнего. И подлый князь решил воспользоваться этой информацией, быть может, чтобы выторговать у союзника помощь или долю в деле. Хотя плевать на его мотивы.

– Мое имя – Маргарита Алексеевна Соколовская, и другого я не носила, сколько себя помню, – ответила я предельно честно.

– Упорствуете в своей лжи, или же… Впрочем, я слышал, что души с одинаковым именем могут оказаться связаны между собой, – эти слова предназначались не мне, и все же я приняла их к сведению.

Повозившись, села поудобнее и оперлась затылком на шершавую стену. Хотелось бы тоже стоять и не чувствовать, что надо мной кто-то так нагло нависает, но все, что могла сделать – это поднять голову и повернуться на звук раздражающего голоса.

– Что вы хотите? – спросила прямо. Какой смысл затягивать этот обмен любезностями?

– Для начала предупредить, чтобы вы не пытались задушить меня. Мы здесь заперты, мои люди ждут сигнала. И если я его не подам, они не откроют.

Сделав пару шагов вперед, Морозов присел напротив меня, и наши лица оказались почти на одном уровне. Я даже не пыталась применять магию – берегла силы, но все равно очень явственно ощущала, где он находится, и что он тоже дышит здесь с трудом.

– Ладно, так уж и быть, не стану, – я не удержалась от сарказма, губы сами собой скривились в ироничной улыбке. – Говорите уже, что вы там собирались. Угрозы, шантаж, домогательства?

Морозов рассмеялся – глухо, хрипло, но кажется вполне искренне.

– А вы все больше нравитесь мне. Еще с тех пор, как мы встретились в галерее, я понял, что у вас отличная деловая хватка. Владислав глупец и не видит этого, он запрет вас в доме после свадьбы, и вы останетесь прозябать в пустой роскоши, как в золотой клетке. Я же могу предложить вам кое что поинтереснее.

Ага, значит подкуп. Что ж, выбора у меня все равно нет, послушаю.

– Переходите на мою сторону, Маргарита. Выходите за меня замуж, – продолжил Михаил Юрьевич, не услышав от меня явного протеста.

И этот про замуж. Да что ж им всем неймется! И почему все угрожают, когда делают предложение? Это у них такая национальная традиция?

Я невольно улыбнулась собственным мыслям, но Морозов, кажется, воспринял это на свой счет.

– Вы и сами наверняка понимаете, сколь многого мы сможем добиться вместе. Этот союз выгоден, с какой стороны не взгляни: я получу титул князя и со временем – не сомневайтесь – заменю вашего нынешнего никудышного жениха на посту главы Круга. Разумеется, закрою вопрос с капиталом вашей семьи, ваши сестры будут в безопасности, а вы сами получите полную свободу действий. Я не настолько ретроград, чтобы запирать вас в кругу домашних забот: уверен, вы станете мне ценной союзницей, если сами того захотите. К тому же, в отличие от Яринского я еще достаточно молод, чтобы не давать вам скучать по ночам. Впрочем, если захотите завести любовника – против не буду. Главное, не мешайте мне. Это все, чего я от вас прошу.

Гладко стелет, зараза. Наверняка очень хорошо подготовил эту речь. Но она все равно звучит смешно. Раз этот наглец, притащив меня сюда, не против поговорить, я должна вытянуть из него всю информацию, какую только смогу.

– Вы заказали покушение на меня, а теперь так грубо предлагаете брак, – я постаралась, чтобы голос звучал возмущенно.

– Побойтесь предков, и в мыслях не имел никого убивать. Наемник лишь немного вас припугнул – признаться, я думал, этого будет достаточно, чтобы вас остановить – и подставил Яринского. Вторая задача была даже важнее первой, как вы понимаете.

О да, прекрасно понимаю.

– Теперь его фирма разорится, вы выкупите ее акции по дешевке и благородно восстановите доброе имя организации. Еще и сохраните рабочие места людям, станете почти благодетелем. А если я стану вашей женой, то и компенсация от Снежина окажется в нашем… кхм… семейном бюджете, и мою долю вам возвращать не придется, – перевела его слова на язык выгоды я.

– С каждым вашим словом все больше и больше убеждаюсь, что верно поступил, когда решил поговорить с вами, – Морозов, судя по тону, улыбался, и я чувствовала, как его холодные и сухие пальцы касаются моего лица.

Медленно отстранилась, стараясь не показывать явного пренебрежения или брезгливости. Я еще пока не решила, что делать, и сейчас лучше обойтись без резких движений.