POV Даня
Орлов снова предугадал мои действия.
После того как я завез Черепа к себе домой, чтобы отсрочить его кончину от рук нашего младшего друга, я направился к дому Ксюши. Но стоило мне это сделать, как Леха прислал мне сообщение, в котором говорилось, что он оставил в универе свою книгу.
“Книгу? Ты отправляешь меня в универ за какой-то, блять, книгой?”- сердито ответил я на сообщение друга.
“Это очень важная книга,” — ответил Орлов.
“Чувак, ты, блять, серьезно?”
“Просто пойди и найди ее.”
И вот я здесь, в долбанном универе, после гребаных пар, искал эту чертову книгу. Я обшарил всю аудиторию, заглянул под столы и стулья, даже проверил преподавательский стол. Но книги под названием — «Законность» Скотта Шапиро нигде не было.
Я выпрямился и вытер пот со лба.
Неужели он меня разыграл?
Походу да…
Я достал из кармана телефон и отправил Орлову сообщение.
“Я не вижу ее здесь, Лех.”
Не прошло и минуты, как от него пришел ответ:
“Да? Значит, я ошибся. Тогда можешь идти домой.”
Вот сука!
Разозлившись, я сунул телефон обратно в карман и размашистым шагом направился к двери, ведущей к темным коридорам универа.
Посмотрев на свои наручные часы, я пришел к выводу, что ужин в доме Ксюши уже наверняка начался. И если Леха мог писать мне, то, скорее всего, он был в порядке и прекрасно справлялся без меня.
Когда я вышел из корпуса, на улице уже заметно похолодало, а небо успело изменить свой свет, скоро должна была даже появиться луна и это зрелище еще больше разозлило меня.
Будучи уже на полпути к парковке, я вдруг услышал из открытого окна шелест жалюзи и краем глаза увидел вылившийся на улицу свет. Большинство окон уже были темными, но не все. Я остановился и почему-то захотел обернуться. И тогда увидел, что свет горел в, как я знал, кабинете студенческих представителей.
У меня перехватило дыхание, когда я увидел лицо, которое преследовало меня, даже когда я не спал.
— Принцесса… — тихо прошептал я.
Затем гнев, кипевший внутри меня, вскипел и прорвался наружу.
Увидев ее лицо, я понял, что решение, которое принял в тачке, пока Череп без умолку болтал, еще прочнее закрепилось в моей голове.
Я стиснул зубы.
Мы с Таней поговорим.
И сделаем это прямо сейчас.
Развернувшись, я вернулся в здание и бегом поднялся по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Я шагал по темному коридору, сжимая и разжимая кулаки.
Всю неделю я пытался подойти к ней, пытался заговорить с ней, но она всячески избегала меня. Вчера я даже зашел в кафетерий, чтобы застать ее там врасплох, но ее там не оказалось. И тогда я начал отчаиваться.
Но теперь я был у двери, за которой Таня точно была.
Я повернул ручку и открыл ее, не удосужившись постучать.
— Вы нашли его? — спросила она, всё еще глядя в окно.
Ее голос был мягким, а тело, как я знал, было еще мягче.
В комнате не было никого, кроме нас двоих.
Мои челюсти сжались еще сильнее, а решимость стала еще тверже.
Да, мы, блять, поговорим. По другому и быть не может.
Таня повернулась, когда я ничего не ответил. Когда она увидела меня, ее глаза расширились, а губы приоткрылись. Она была слишком ошеломлена, чтобы что-то сказать, и я, воспользовавшись этим, шагнул внутрь и закрыл за собой дверь на замок.
Некоторое время я молча смотрел на нее, а она в ответ.
Затем я все-таки сказал:
— Ты готова начать разговор?
— Что? — спросила она, испустив дрожащий вдох.
С рычанием я двинулся к ней. В ее чертах отразилась паника, но отступать ей было некуда. И страх того, что я снова мог упустить ее, подстегнул меня к решительному напору. Подойдя к Тане вплотную, я прижал ее к окну, уперевшись руками по обе стороны от нее на холодное стекло.
— Разговор, Таня, — отрывисто произнес я. — Я же говорил тебе, что у нас будет нормальный разговор. И я хочу знать, готова ли ты поговорить прямо сейчас.
Она уставилась на меня, ее губы все еще были разомкнуты.
А затем ее лицо стало таким же холодным, как и голос, которым она сказала:
— Отойди.
Черт возьми, что творилось в ее в голове?
— Нет, — твердо сказал я, и не думая отпускать ее.
Она сердито толкнула меня в грудь и злобно прошипела:
— Отойди! Сейчас же!
— Послушай, я знаю, что виноват перед тобой…
— Конечно, виноват.
— Но если бы только ты позволила мне всё объяснить…
— Время для объяснений давным-давно истекло, Громов.
Мне хотелось встряхнуть ее.
Почему она не могла просто выслушать меня?
— Принцесса… — предпринял я еще одну попытку, но меня вновь прервали.
— Не называй меня так! — она снова толкнула меня. — Я для тебя Градова, не больше!
От моего самообладания остались лишь крошечные крупицы.
— Таня, — начал я с большим нажимом.
— Не называй меня так! — требовала она, не желая ничего слушать.
— Этого не произойдет, Таня.
— Да что с тобой не так, Громов?! До тебя плохо доходит?! — прорычала она.
— Что плохого в том, чтобы я называл тебя по имени? — недоуменно спросил я.
— Что… что плохого? — зашипела она, еще раз толкнув меня, на этот раз ощутимо сильнее. — Твое присутствие в моей жизни — вот что плохо! Я не хочу, чтобы ты называл меня Таней. Я не хочу, чтобы ты называл меня Принцессой. Я не хочу, чтобы ты вообще как-либо называл меня, потому что я не хочу слышать свое имя из твоих уст! Не хочу!
Я не просто вышел из себя.
Нет…
Я просто взорвался, мать вашу!
Произошло то, чего я боялся больше всего…
— Почему ты не можешь просто выслушать меня?! — закричал я.
Она замерла, прижавшись ко мне.
И вдруг ее лицо изменилось.
На нем прорезалась злоба, а вместе с ней и такая сильная боль, что я отпрянул от неожиданности.
Она побледнела и в ее глазах отразилась душераздирающая обида, разрывающая мне сердце.
Ее руки сжались в крепкие кулаки, которыми она снова толкнула меня. И в этот раз, ошеломленный увиденным, я исполнил ее главное желание — отпустил ее.
Таня сделала два шага в сторону, остановилась и резко повернулась ко мне.
— Ты не знаешь, почему я не хочу слышать тебя? — прошептала она. — Не знаешь?
Я понял свою ошибку.
Я не должен был выходить из себя, мне следовало держать себя в руках.
Но раз уж я уже сделал это, то придется действовать иначе — провоцировать ее.
— Градова… — начал я, но мне в очередной раз не дали сказать, перебив.
— Я доверяла тебе, — ее голос надломился, печаль сдавила горло. — Я доверяла тебе, Данил. Но ты разрушил это доверие. И ты спрашиваешь меня, почему я просто не выслушаю тебя?
Слова давались ей с трудом, но она продолжала, нуждаясь в том, чтобы выплеснуть всю боль, что разъедала ее нутро долгие годы, и оказаться услышанной виновником своих страданий.
— Ты… ты подарил мне дружбу, а потом в один миг просто отнял ее у меня. И мне так надоело, что люди вот так играют со мной и с моим сердцем.
Она замолчала, посмотрела мне прямо в глаза и тяжело вздохнула. В ее глазах плескалась острая боль, смешанная с яростью.
— Ты урод, Громов. И хорошо, что я узнала об этом тогда, заранее…
Я застыл на месте.
Она тоже, сжав руки в кулаки.
Да, я был виноват.
Да, я был уродом.
Но я собирался всё исправить.
— Позволь мне объяснить, — тихо взмолился я.
— Слишком поздно, — так же тихо ответила она, покачав головой.
— Я знаю, что облажался. Я сильно облажался, но я не хотел всего этого, Таня. Я не хотел, чтобы это случилось. Я не хотел терять тебя.
— Мне не нужны твои оправдания.
Я сделал шаг к ней, она отступила назад.
Затем, словно не в силах остановиться, она пробормотала:
— Я даже не знаю, почему ты так настаиваешь на этом. Это всё в прошлом.
— Ты правда не знаешь? — в моем голосе прозвучало недоверие.
— Понятия не имею, — тут же ответила она.
— Разве я не говорил тебе?
— Не знаю. Я не хочу вспоминать.
Я наклонился к ней, а она, не отрываясь, свирепо смотрела на меня.
— Это потому, чтоты мне нравишься, — тихо напомнил я.
— Что? — выдохнула она и краска залила ее щеки.
— Ты мне нравишься, Таня. Всегда нравилась, — повторил я, наблюдая за ее реакцией.
Она недоверчиво покачала головой.
— Ты говоришь это потому, что мы переспали? Чувство жалости взыграло, потому что я девственницей была, да?!
— Это был лучший секс в моей жизни. И всё потому, что это была ты, — пылко признался я ей. — И это была лучшая ночь в моей жизни, потому что я провел ее, любя тебя.
Она откинула голову назад и горько рассмеялась.
И этот звук резанул по сердцу.
— Теперь ты любишь меня? — ее взгляд вернулся ко мне и в ее глазах начали собираться слезы. — Ты лжец, Громов. Ты чертов лжец.
— Таня…
Она холодно оборвала меня:
— Знаешь, ты мне тоже нравился. Когда мы были детьми. На самом деле, ты был моей первой любовью. Так что извини, если я никогда не смогу простить тебя за то, что ты разбил мне сердце.
У меня перехватило горло.
Нет…
Нет, блять, нет!!!
Я не должен был слушать свою мать! Не должен был!
Она меня любила…
Теперь, зная это, я был просто обязан вернуть ее и сделать для этого абсолютно всё. Если бы только она мне позволила.
Я выдержал взгляд Тани, игнорируя щемящую боль в сердце, и…
И прежде чем я успел что-то сказать или сделать, чтобы она меня простила, чтобы она меня выслушала, кто-то дернул ручку двери, а затем нетерпеливо постучал в нее.
На лице Тани отразилась паника и она торопливо посмотрела на дверь, прежде чем вернуть взгляд ко мне.
Я преодолел расстояние между нами и, обхватив руками ее шею, подушечками больших пальцев погладил ее щеки.
— Парк, здесь возле универа. Завтра в пять часов. Я буду ждать тебя.
— Что? — спросила она в замешательстве с еще блестящими от слез глазами.
— Завтра я тебе всё объясню. Пожалуйста, просто приди, — стук в дверь тем временем становился все более настойчивым. — Пожалуйста, Таня. Я больше не буду тебе лгать. Пожалуйста, просто дай мне шанс все исправить.
— Данил… — слезы сорвались по ее щекам.
Я наклонился и крепко поцеловал ее, фактически пресекая ее протест, без слов давай понять, что говорил правду и был непреклонен.
Затем я отпустил ее, шире открыл окно и вышел в него.
POV Таня
Мое сердце, казалось, перестало биться.
Я выглянула в окно, чувствуя, что была на грани обморока из-за нехватки кислорода.
Придурок.
Сумасшедший идиот!
Это был третий, мать его, этаж! О чем, черт возьми, он думал, выпрыгивая вот так?!
Но стоило увидеть его на земле целым, невредимым и с улыбкой смотрящим на меня, как сердце заново забилось в моей груди.
Он даже соизволил помахать мне рукой. Вот же безумный… кретин!
В гневе, смешанном с облегчением, я довольно резко потянула за цепочку, заставляя жалюзи закрыть ненавистное окно.
Быстро вытерев влажные от слез щеки тыльной стороной ладони, я тяжело вздохнула.
Черт бы его побрал, этого придурка!
Только он мог превращать мои эмоции в такой жесточайший хаос.
Но это уже не имело значения. Он больше не имел значения. Когда что-то или кто-то имеет значение, то это может причинить тебе боль. Именно поэтому я старалась ни к чему не привязываться, Ульяна не в счет, она меня никогда не предаст. И я не собиралась менять своего золотого правила по сохранению своего сердца целым.
Именно поэтому я была полна решимости не предавать значения существованию Громова в своей жизни.
Требовательный стук в дверь наконец вырвал меня из мыслей и подсказал, взглянуть на свое отражение в зеркало, чтобы убедиться, что в моих глазах больше не было слез. Только после этого я в три шага пересекла комнату и открыла дверь.
По ту сторону стоял Эдик, с засунутыми в карман худи руками. Его светлые волосы торчали во все стороны, буквально указывая на то, что он только недавно проснулся.
— Какого хрена ты так долго? — проворчал он.
— Я уснула, — пробормотала я, отступая в сторону, чтобы пропустить его внутрь. — Ты где был?
Он посмотрел на меня и его брови взлетели вверх.
— У тебя красное лицо. И ты говоришь так, будто пробежала марафон.
— А ты просто проигнорировал мой вопрос.
Эдик усмехнулся и отвернулся к окну
— Не думаю, что ты спала. Что ты здесь делала? — с нахальной улыбкой спросил он.
— Не твоего ума дела, — раздраженно буркнула я и схватила телефон, чтобы оповестить девочек о нахождении этого придурка. — И в следующий раз, когда ты заставишь нас искать тебя, я врежу тебе книгой, понял?
— Книги стоят дорого. А кровь трудно отмыть, особенно с бумаги.
Неубедительные доводы…
Я взяла в руки ближайшую к себе самую увесистую книгу, давая Эдику понять, что вовсе не шутила.
И, к его же благу, он понял меня с первого раза, подняв руки и попятившись назад.
*****
— Тань, это, по сути, свидание, — сделала вывод моему рассказу Аглая.
Я скривила губы и села на кровати, уперевшись спиной к изголовью и прижав телефон плечом к уху.
— Нет, это не так. И я даже еще не согласилась встретиться с ним. Может, я и не пойду вовсе.
— Ты пойдешь. Ты же сказала, что ответила ему на поцелуй, — заметила она.
— Что? Нет! — воскликнула я, чувствуя, как по лицу пополз жар. — Я такого не говорила! Я просто сказала, что он меня поцеловал.
— Но ты не сказала, что ты оттолкнула его. Делаем вывод — ты его поцеловала в ответ, ты этого хотела и ты пойдешь с ним на встречу.
— Алло? Ульяна, это ты?
Аглая рассмеялась.
— Шутки в сторону, но я бы хотела, чтобы ты дала ему шанс.
— Шанс снова разбить мне сердце? — спросила я на усталом выдохе.
— Он сказал, что ты ему нравишься.
— Наверное, он говорит это всем девушкам, с которыми переспал.
— Боже, ты такая упрямая, — пробормотала Аглая. — Но ты соврешь, если скажешь, что твое сердце не дрогнуло, когда он сказал тебе эти слова.
Нет, не дрогнуло.
Оно не пропустило ни одного удара.
Вместо этого мое сердце сжалось от острой боли, потому что мне было больно слышать эти слова от него.
Я хотела покончить с ним, но проблема была в том, что он не покончил со мной. И я боялась, что если дам ему шанс, если снова поверю ему, то он вновь разобьет мне сердце. Я не хотела рисковать и снова чувствовать ту боль.
Тяжело вздохнув, я пробормотала:
— Я не хочу себя обманывать.
— Просто выслушай его, Таня. И постарайся не выйти из себя и не ударить его, прежде чем он успеет всё рассказать.
— Я не стану его бить, — раздраженно парировала я.
— Я знаю тебя, Таня. Ты наверняка попытаешься хотя бы раз его ударить. Так ты пойдешь?
— Нет.
Без колебаний, Аглая продолжила убеждать меня:
— Послушай, я знаю, что ты боишься. У тебя есть на это полное право. Но я не хочу, чтобы позже ты начала жалеть о том, что не пошла на эту встречу. Я не хочу, чтобы ты постоянно жалела о шансах, которые не использовала, и о решениях, которые не приняла из-за собственного упрямства.
Мое сердце сжалось, а Аглая продолжила наседать:
— Он сказал, что объяснит причину сделанного, верно? Судя по тому, что ты мне рассказала, а именно о признании Данила — не желании терять тебя, — я думаю, что за всем этим стоит что-то серьезное. Что-то, что заставило его, нет, вынудило его пожертвовать вашей дружбой.
— Думаешь, что-то заставило его пожертвовать мной? — с сомнением спросила я.
В это с трудом верилось, особенно когда в памяти твердо засели те его слова…
"Ты никчемная жалкая девчонка, с которой я таскался лишь потому, что наши родители сотрудничали! Но мне надоело это! Надоела наша дружба! Мне надоела ты!"
— Ты никогда не узнаешь причину, пока не дашь ему шанс всё объяснить, Таня, — сказала Аглая тоном, не терпящим возражений. — И я знаю, что это мучает тебя. Сколько бы раз ты ни говорила, что уже давно отпустила ту ситуацию, я знаю, что это не так. Ты ничем не обязана Данилу, но ты обязана узнать причину, чтобы наконец решить, хочешь ли ты действительновычеркнуть его из своей жизни или впустить обратно.
— Я не хочу впускать его обратно, — ответила я, до боли стиснув зубы.
— И снова ложь.
— Я… я не могу впустить его обратно, Аглая, — тихо ответила я. — Глеб этого не позволит.
Я услышала по ту сторону динамика протяжный шумный вдох, после которого послышалось тихое:
— Но Данил ведь нравится твоему отцу. Разве это что-нибудь да не значит?
— Папа прислушивается к Глебу, который запросто может изменить мнение отца о Даниле. И Глеб сказал… — я сглотнула ком в горле. — Он сказал, что у него уже есть планы на меня. И Данил в них не входит.
Аглая снова замолчала, но на этот раз тишина была пропитана ужасом. А всего мгновение спустя из нее полились гневные слова.
— Нет. Ни за что! Он же не думает… не после того, что с тобой сделал Роберт? Не после того, что сделал с тобой этот больной урод! Пусть даже не думает об этом, Таня, иначе я отправлюсь в Японию и выбью из него эту дурь.
У меня перехватило дыхание и я крепко зажмурила глаза от упоминания Роберта, который был моим парнем и женихом долгие три года. Вернее, он был моим женихом по бумагам, но на деле он не был даже моим парнем.
Я отогнала эти мысли в сторону и сказала:
— Аглая, успокойся.
— Успокоиться? Ты хочешь, чтобы я успокоилась? — спросила она, а потом почти закричала: — Я была там, когда ты вернулась домой с таким видом, будто дементор только что высосал из тебя всю душу. Неужели Глеб с твоей матерью думают, что тебе недостаточно того жестокого обращения, которое они обращают на тебя? И ты хочешь, чтобы я была спокойна?
— Аглая, тише, — пыталась я успокоить подругу.
— Нет, не тише! — огрызнулась она в ответ, но, к счастью, на этот раз чуточку спокойнее. — Поскольку Глеб, по-видимому, решил снова вмешаться в твою жизнь, я в самом деле подумываю о поездке в Японию. Осталось всего лишь найти деньги.
Я не смогла сдержаться и рассмеялась с ее решительного настроя заступиться за меня.
— Смейся сколько хочешь. Ты же знаешь, насколько я серьезна, когда принимаю решение.
И я тут же перестала смеяться.
Аглая обычно была довольно добродушной и непринужденной, но я ни раз видела, как она ссорилась с другими горничными и выступала против Харитона, уперто стоя на своем, поэтому сейчас я знала, что она не шутила.
Тогда я попыталась использовать логику.
— Аглая, с этим ведь покончено. К тому же, ты же знаешь, что именноГлеб приказал мне порвать с Робертом. Наверное, после того дня он понял, что Симонов мне не подходит.
— Ну-у-у знаешь, — начала она сочащимся от сарказма тоном, — я думаю, твой братец принял такое решение не из переживаний за любимую и единственную сестренку, а лишь потому что семейка Симоновых обанкротилась из-за неудачных инвестиций, только и всего. Впрочем, оно и к лучшему. Иначе бы я сейчас сидела за колючей проволокой за предумышленное убийство этого урода. И сяду, если твой брат не угомонится и не оставит тебя в покое! — с нажимом заявила Аглая.
Мне нечего было на это ответить.
— Так ты собираешься встретиться с Данилом или нет?
Я безропотно сдалась, глубоко вздохнув.
— А у меня есть выбор?
— У тебя всегда есть выбор, Таня, — последовал ответ подруги. — Просто ты всегда выбираешь легкий путь.
POV Даня
Я посмотрел налево и лучше бы я этого не делал.
Отвернувшись и не в силах этого больше терпеть, я застонал и уронил голову на кухонный стол.
— Орлов, может, ты оденешься? — пробормотал я.
— Отвали, — услышал я в ответ от своего почти голого лучшего друга, разгуливающего в одних трусах. — Ты сказал, что уходишь, так почему ты все еще здесь? Череп, блять, разве я только что не объяснил тебе эту ошибку? Какого черта ты опять лажаешь?
— Сейчас я даже не понимаю, что я не понимаю, — проворчал Череп, вызвав мою ухмылку.
— Я не знаю, как объяснить это еще проще.
— Хочешь сказать, что я обречен?
— Заткнись. Я думаю.
Хмыкнув, я поднял голову и уставился на них. Череп чесал голову, перебирая бумаги, разбросанные по столу. Леха что-то быстро черкал на очередном листе, а на его обычно безучастном лице появилось разочарованное выражение.
Я взглянул на часы. Было уже почти три. Пора было идти…
И я никак не мог дождаться встречи с Таней, но при этом одновременно боялся идти туда, не зная, каким будет исход моего чистосердечного покаяния во всех грехах, которые так много боли причинили моей Принцессе.
— Прекрати шуметь, Громов, — огрызнулся Череп. — Я не могу думать, когда ты стучишь своими дурацкими кольцами по столу.
Леха бросил на меня косой взгляд.
— Ты нервничаешь.
— Что? — удивленно спросил я.
Снова уткнувшись взглядом в лист, на котором Леха писал, он пробормотал:
— Ты иногда играешь со своими кольцами, когда нервничаешь.
Мои глаза невинно расширились.
— А еще, когда мне скучно. Может, мне сейчас просто скучно?
— Скучно ему, — проворчал лучший друг. — Если тебе скучно, помоги Черепу подготовиться к сессии. Не будь таким же бесполезным как Влад.
Я фальшиво усмехнулся, пытаясь не показать своего внутреннего волнения.
— Я скоро уйду, у меня свидание, — ответил я. — Не хочу приходить слишком рано, а то буду выглядеть отчаявшимся, — хотя именно таким я и был.
На это Череп фыркнул.
— Свидание? Тебе они еще не надоели? Эй, Лех, что мне делать с этой частью?
— Используй это уравнение, — Орлов подтолкнул к Черепу листок с карандашом, прежде чем повернулся ко мне: —Совет нужен?
— Ты прикалываешься? — язвительно отозвался я. — Мне не нужен совет от человека, который держит нож под подушкой и который не понравился родителям своей девушки.
— Пошел ты.
— Обязательно пойду. Сразу после того, как ты оденешься.
— Ты не можешь указывать мне, что делать в моем собственном доме, — мрачно пробормотал Леха. — Заведи себе уже наконец девушку, чтобы тебе было чем заняться.
— Я подумаю над твоим предложением.
Орлов приподнял бровь, а затем поднял еще одну, увидев, что я говорил серьезно. Его глаза комично расширились, от подобного заявления столь известного как я донжуана, на что я лишь усмехнулся.
Он ведь не знал всего, не знал о Тане. И не знал, что если бы я сделал другой выбор, то не стал бы этим самым донжуаном, имея одну единственную и неповторимую Принцессу.
Леха в недоумении спросил меня:
— Ты пьяный?
— Неа, — ответил я с довольной улыбкой.
— А похож.
— Это называется хорошее настроение, Леха.
— Может, вы заткнетесь? — рявкнул Череп. — Мне готовиться надо, а не слушать о любовных похождениях Громова!
— Ты просто завидуешь, что я обедал с Ксюшей, а ты нет, — я сложил руки на груди и одарил Черепа наглой ухмылкой. — И что она пообещала приготовить мне что-нибудь в следующий раз.
— Она так и сказала? — ошеломленно и чуть завистливо спросил Череп.
А вот у Орлова была совсем другая реакция на это заявление. Его лицо в одно мгновение потемнело и стало зловещим, отчего я нервно хмыкнул. Ему не понравилось, как я, по сути, навязался к Ксюше и напугал ее. Особенно Лехе не понравилось то, как я пожирал глазами милую улыбку Ксюши, но сугубо по его ревностной оценке.
Я встал и отошел от лучшего друга, вспомнив, что он еще в кафетерии хотел навалять мне. А я не хотел сегодня получить синяк под глазом и в таком образе заявиться к Тане. Хотя такой мой вид явно бы вызвал жалость с ее стороны, которая помогла бы завоевать ее доверие обратно, но это было бы нечестно…
— Ладно, я пошел. Пожелайте мне удачи, — заявил я, подмигнув парням.
Леха что-то проворчал с недовольным выражением лица и склонился над Черепом, который смотрел, как я уходил, и, как ни странно, не выглядел довольным.
Выйдя из дома лучшего друга, я замер, вобрал в грудь побольше кислорода и начал молиться, чтобы не сорваться во время исповеди перед Таней.