Хулиган. Его принцесса

Глава 35. Любовь и гнев

POV Таня

— Тебе нужно перестать так смотреть на Ксюшу.

Сказав это, Данил скользнул ладонями вниз по моим плечам, желая взять меня за руки. Я недовольно отступила на шаг назад, прежде чем он успел это сделать, сложив руки на груди.

Его замечание было не совсем беспочвенным. Просто оно было нежелательным.

А всё потому что мы вернулись к истокам. Нет, я ее не прям ненавидела, как в начале нашего знакомства, но точно сейчас была на нее очень зла.

Не потому, что у меня были тайные отношения с Данилом, в то время как она открыто говорила о своих, не то чтобы у нее был выбор с самого начала.

Не потому, что она всё время говорила о Леше, беспокоилась о его мрачном настроении и угрюмой физиономии.

А потому что Соколова была настолько глупой, что не понимала, что катализатором всего происходящего была она.

Она!

Потому что она заговорила с Женей, а не избегала ее, как я того советовала.

Потому что Леша узнал об этом и разозлился на Назарову за то, что она втянула в эту историю его девушку.

Потому что из-за всего этого Орлов пошел к Назаровой и выяснил — она знала о том, что с ним произошло в детстве, так как была одной из первых, кто нашел их — его самого и его уже мертвую на тот момент мать…

В глубине души я понимала, что хоть Ксюша и была виновата во всём, но она не хотела, чтобы так всё вышло. И все же я была зла на нее, очень зла.

Потому что из-за нее сейчас страдал Орлов, в значит страдал и Данил.

— Ты поэтому позвал меня сюда? — сердито спросила я Громова, окидывая взглядом пустую раздевалку спортзала. — Ты хочешь поговорить со мной об этом?

— Как я успел заметить, твое настроение ничуть не изменилось, — с досадой заметил он.

— Не надо обвинять меня в этом, Громов, — едва не прорычала я в ответ. — Особенно, когда ты знаешь причину этого.

— Я бы никогда не осмелился, — отразил он и очень тихо пробормотал себе под нос: — Тем более когда это так опасно для моей жизни.

Я уставилась на него, поджав губы и сделав глубокий вдох, чтобы найти необходимое успокоение.

— Может, тебе какие-нибудь таблетки принести? Обезболивающее там какое-нибудь. Ты только скажи, я…

— Громов! — пресекла я его предложение.

Мне очень не нравился его акцент на моих критических днях, которые в общем-то и не были виной моего плохого настроению, по крайней мере в этот раз.

— Я пошла. Сейчас обеденный перерыв, а я голодная.

Он поймал меня за руку, когда я повернулась, и осторожно притянул к себе. Наклонив голову ближе ко мне, он прошептал:

— Принцесс, пойми — мне, конечно, нравится, что ты беспокоишься обо мне, но не надо злиться на Ксюшу. Она не Леша и не ей отвечать за его поступки.

— Если бы ты позволил мне поговорить напрямую с Орловым и высказать ему всё, что я о нем думаю, я бы не стала вымещать злость на Соколовой, — с вызовом напомнила я.

Данил усмехнулся, по всей видимости, находя это забавным.

— Ты же знаешь, что я не могу этого сделать.

— Потому что он снова стал мрачным и угрюмым и теперь ты должен опекать его хрупкую эмоциональную составляющую? — язвительно предположила я.

— Потому что я не хочу, чтобы он причинил тебе боль, — сказал он верный ответ.

— Как будто он может, — зло парировала я, дернув губой. — И мне всё равно, если он причинит мне боль. Меня больше волнует то, что он продолжает причинять боль тебе! Мне не нравится, что он воспринимает тебя как должное, хотя знает, как ему повезло с тобой. И меня бесит, что он продолжает отталкивать тебя и заставлять чувствовать себя никчемным другом!

Данил замолчал и его лицо исказилось от боли. Я заметила, как тяжело дышала, и сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться на выдохе.

Мне следовало держать себя в руках. Данилу и так было нелегко, а я сделала только хуже, неконтролируемо сорвавшись на нем.

— Прости, — пробормотала я, обхватывая руками его шею и поглаживая большими пальцами челюсть. — Ты прав. Я веду себя как стерва по отношению к тебе и Ксюше. Я не могу обещать, что прекращу это, но постараюсь сбавить обороты, хорошо?

Его губы дрогнули и он наклонился, чтобы поцеловать меня в губы.

— Ты — не ты, если не ведешь себя как стерва.

Я укоризненно посмотрела на него.

— Мне не нравится, когда меня называют стервой.

— Ты же только что сама сказала… Хотя неважно.

Прижавшись ко мне всем телом, он положил руку мне на шею, другой обнял мою талию и снова поцеловал меня. На этот раз дольше и намного, намного слаще.

— Я люблю тебя, малышка, — прошептал он мне в губы.

— Мне не нравится, когда меня называют “малышкой”.

— Ты всегда так говоришь, но я то знаю, что тебе это нравится, — одарил меня хулиганской улыбкой.

— Ты опять всё выдумал, малыш.

Он запрокинул голову и рассмеялся, а я смотрела на него, чувствуя, как сжималось мое сердце. Странно, что ему это показалось смешным, потому что я никогда не считала, что у меня было чувство юмора.

Отсмеявшись, Громов вернул себе серьезность, неожиданно спросив:

— Что ты хочешь получить на свой завтрашний день рождения?

Я замолчала, на мгновение задумавшись над вопросом, а затем пробормотала свой ответ:

— Кольцо.

— Кольцо? — усмехнулся он. Затем, будто ему в голову пришла какая-то мысль, он спросил: — Разве я не подарил тебе его?

С усилием я выдавила из себя правду:

— Я выбросила его в тот вечер на балу…

Данил закрыл глаза и испустил долгий вздох. Это напоминание было для него не менее тяжелым, чем и для меня самой.

Когда он открыл их, то сказал:

— Я куплю тебе другое, — я тут же покачала головой и, положив руку поверх его, до сих пор лежащей на моей шее, погладила серебряное кольцо на его безымянном пальце.

— Я хочу вот это. Можно? — спросила я с лукавой улыбкой.

Напряжение покинуло его плечи, позволяя Данилу улыбнуться и выбросить из головы то проклятое для нас обоих время, послужившее нашему расставанию. Не первому, но, надеюсь, последнему…

— Я изменю размер всех своих колец и подарю их тебе.

— Значит, мне будет что выкидывать, когда я буду на тебя злиться?

Он стукнул меня по носу, как маленького ребенка.

— Каждый раз, когда ты будешь выбрасывать то, что я тебе подарил, я буду покупать новое. И оно будет дороже предыдущего, — уверенно заявил он.

— Ты разоришься, — со смешком отозвалась я на его обещание.

— Мне все равно. Мне для тебя ничего не жалко. А что до колец, — начал он, смотря на свою руку, — я всегда хотел подарить их любимой девушке.

— Тогда тебе повезло, что ты нашел ее.

Данил усмехнулся сверкнувшими глазами, а затем вдруг посерьезнел.

Он переместил свою руку к моей, переплел наши пальцы и большим начал отглаживать мою ладонь, отчего я по привычке резко отдернула руку.

Я затаила дыхание, совершенно по-другому теперь глядя в его глаза.

— Я хочу кое-что сделать, — сказал он низким тоном.

— Что? — вздохнула я.

— Взять тебя за руку.

Дыхание полностью покинуло мои легкие, а сердце начало бешено колотиться в груди.

Всё мое тело напряглось и он это заметил.

— Нет, — отрезала я придушенным голосом и отвернулась, чтобы избежать его пронзительного взгляда.

Но его рука обхватила мой подбородок и, против воли, повернула мое лицо обратно к себе.

— Таня, в чем дело? Что ты недоговариваешь мне?

Я покачала головой, чувствуя, как стремительно бледнела.

— Я знаю, что потерял привилегию узнавать все твои секреты с тех пор, как бросил тебя. Но неужели я не могу вернуть ее?

О Боже… Он не оставит эту тему просто так, как бы мне того ни хотелось.

Я смотрела на него, чувствуя жар, исходящий от его рук, которые еще совсем недавно дарили ласку, а теперь лишь ожоги.

— Ты можешь дать мне больше времени? — с мольбой в голосе спросила я.

— Просто скажи мне, — его лицо было суровым, глаза пылали гневом. — Как ты думаешь, я когда-нибудь снова заслужу эту привилегию?

Мое горло начало гореть.

— Я хочу этого, Данил. Но… но я, правда, еще не готова.

— Отлично. Когда будешь готова, я хочу узнать о твоей первой помолвке.

В груди всё оборвалось от его слов.

— Кто тебе это сказал?

Его глаза сузились, когда он пробежался ими по моему лицу.

— Твой брат в той встрече у ресторана сказал, что помолвка с Ильей у тебя не первая. Помолвка по расчету, — добавил он немаловажное замечание. — Это был Симонов, да? С ним ты была помолвлена?

Кровь окончательно отхлынула от моего лица.

— Я… я не хочу говорить о нем.

Он закрыл глаза и наклонил голову так, что его лоб оказался на моем.

— Пожалуйста, скажи, что он ничего тебе не сделал. Скажи, что он тебя никак не обидел, — попросил он срывающимся голосом. — Прошу тебя, скажи это.

Я изо всех сил старалась не заплакать.

Я не собиралась больше плакать из-за Роберта.

Ни теперь, когда он был бесповоротно в прошлом.

— У тебя всё? — через силу холодно спросила я. — Если да, то отпусти меня.

Глаза Данила распахнулись, голова отстранилась от моей, а лицо потемнело. Затем его взгляд опустился намои крепко сжатые в кулаки руки.

Он отпустил меня и отступил на шаг назад. Мне сразу же стало не хватать его тепла.

И тут же я снова пожалела о своем отношении к нему.

— Иди на обед, — пробормотал он, отводя взгляд. — Я позвоню тебе позже.

— Я буду занята, — я протиснулась мимо него к двери. Мне было больно это делать, но я должна была. — Увидимся завтра.

Данил горько усмехнулся и я оглянулась на него и его сердитое лицо.

— Жду не дождусь, когда твои чертовы дни подойдут к концу и ко мне наконец-то вернется вменяемая девушка!

POV Даня

Я был в совершенно дерьмовом настроении.

Таня сводила меня с ума.

В одно мгновение горячая и холодная в следующую же секунду.

В одно мгновение ласковая и жестокая в следующую же секунду.

В одно мгновение любящая и отталкивающая в следующую же секунду.

Вот какой была моя девушка.

И ее перепады настроения было отследить сложнее, чем перепады настроения Орлова. Тысячекратно, мать ее!

Я должен был привыкнуть к этому, раз уж привык к этому раньше, потому как с годами Таня в этом плане ничуть не изменилась. Но, возможно, время, проведенное вдали друг от нее, сделало меня чувствительным, ранимым и неуверенным в себе рядом с ней.

Мне не хватало уверенности в том, что я смогу удержать ее рядом с собой.

И я не был уверен, что она не бросит меня вновь, поэтому старался осторожно касаться деликатных тем.

Мне еще многое предстояло узнать о жизни Тани в те годы, когда я потерял ее. И я знал — что бы это ни было, это наложило отпечаток на нее и на ее поведение.

И я снова мельком увидел их, но в этот я уже был уверен в том, что разглядел….

Теперь я был уверен, что эти блеклые, едва заметные следы на ее ладонях остались от ее ногтей.

На прошлой неделе, когда она заснула после секса, я взял ее руку специально для того, что рассмотреть ее ладони. Я и раньше мельком видел их, но был не в том положении, чтобы расспрашивать о них, впрочем, как и сейчас.

Осторожно и медленно подняв ее руку, чтобы не нарушить чуткого сна свой спящей Принцессы, я рассмотрел внутреннюю сторону ее ладони.

У меня было всего пару секунд, чтобы получить подтверждение своих догадок, так как Таня всё же проснулась, будто во сне почувствовав, что я нагло вторгался в хранилище ее секретов.

Это были белые шрамы в форме ногтей.

И, увидев их, что-то колоссально изменилось в моем отношении к Тане.

Я знал, что означали эти шрамы и чем они являлись. Еще в школьные годы я досконально изучил тему самоповреждающего поведения или иными словами селфхарма, когда по той или иной психологической причине человек подсознательно или осознанно стремиться причинить себе вред, пытаясь тем самым добиться нужного для себя эффекта — отвлечься, заглушить внутреннюю пустоту, даже справиться с суицидальными мыслями.

В свое время я боялся застать за этим делом Лешу, который жил тогда лишь из-за слов матери, если это вообще можно было назвать жизнью.

Но я никак не ожидал этого от Тани, моей Принцессы, моей сильной девочки.

Когда, черт возьми, она начала это делать?

А главное, блять, почему?

Какая причина сподвигла Таню к этому дерьму?!

— Что с тобой? — спросил меня Череп, когда я присоединился к парням у черного хода.

Я не ответил, просто не знал, что конкретно должен был выбрать из всеобщего пиздеца.

— Ну? — поторопил Череп, подталкивая меня ногой.

Подняв на него глаза, я ответил:

— Месячные.

Даже Леха, который был погружен в свои мысли и выглядел вялым, повернул голову так быстро, что мне показалось, я услышал хруст позвонков. А Влад, сидевший по земле чуть поодаль от Орлова, чуть не выронил свой телефон из рук от услышанного.

— Ты сказал “месячные”? — нахмурился Влад, а затем со смешком спросил: — У тебя?

— Я не гермафродит, — мрачно ответил я, не разделяя юмора.

— Чего, блять? Герма… что? Или кто? — спросил Череп, хмуро глядя на меня.

— Гермафродит.

— Это что? Какая-то болезнь?

— Это значит, что у него есть только член, — нетерпеливо вставил Рябинин. — Дань, может, уже объяснишь?

Я сердито вздохнул.

— Я не хочу об этом говорить.

— Если ты говоришь, что не хочешь об этом говорить, значит, ты хочешь об этом поговорить, — в Рябинине вдруг проснулся недалекий философ.

— Нет, Влад. Если я сказал, что не хочу об этом говорить — значит, я, блять, не хочу об этом говорить. Точка.

— А-а-а, — протянул Череп и все посмотрели на него. — У нее месячные, да?

— Фу, блять, — с отвращением выплюнул Влад и нацепил наушники, чтобы больше не слышать нас.

— Ты просто еще не дорос, малыш. Настоящие мужчины говорят об этом спокойно, — прокричал Череп с нахальной улыбкой.

Рябинин скривил нос, демонстративно прибавил громкости и вновь погрузился в игры, больше не обращая на нас внимания.

Череп громко рассмеялся с реакции Влада на зашедшую тему, а я лишь еще больше разозлился.

Прошло совсем немного времени с тех пор, как я выбил из Черепа признание, чтоон знал Таню еще со школы. Череп уклончиво рассказывал о том, что их связывало на самом деле — он только сказал, что Таня помогала ему с учебой и уроками. По его словам, они время от времени тайно встречались в школе. Тайно потому что Череп не хотел портить безупречную репутацию Тани.

В универе же они никак не контактировали друг с другом, разве что за исключением пары раз, о которых я тоже заставил его мне рассказать.

И меня это взбесило. Черепу следовало рассказать мне о том, что он с ней знаком. Но это многое мне объяснило — например, почему этот придурок утешал нас обоих, когда мы расстались, и почему он выглядел раздраженным, когда я в его присутствии говорил о других девушках, придерживаясь амплуа казановы.

— Я так понимаю, с ней трудно, когда у нее эти дни? — спросил Череп.

— Трудно? — я насмешливо фыркнул. — С ней почти невозможно! В эти дни мы с ней ссоримся на ровном, блять, месте! Например, в прошлый раз я сел слишком близко к ней, а Таня наорала на меня, сказав, что я нарушаю ее личное пространство, хотя через пять минут сама же села ближе. Еще был случай, когда ее волосы зацепились за молнию моей куртки, из-за чего она мне чуть голову не оторвала. А вчера мы поссорились из-за кофе, потому что она считает, что класть в него сахар — это мерзость, а потому без остановки причитала о том, почему я кладу сахар в свой. И при этом я даже не сразу понял, в чем была причина этих заскоков. Теперь ты понимаешь весь абсурд происходящего? Это просто пиздец!

Когда я наконец замолчал, высказав всё, что давно накипело, мне мгновенно стало намного легче. Было приятно, что наконец-то нашлись люди, с которыми можно было поговорить о моей девушке, а не всё держать в себе.

— Хреново, Дань, — сказал Череп, изображая сочувствие.

Леха тоже скорчил сочувствующую гримасу, выслушав меня.

— Ксюша когда-нибудь вела себя так? — спросил Череп у него.

— Да нет вроде, никогда не замечал ничего такого. Я даже и не знаю, когда у нее эти дни.

— Тогда тебе повезло. Пока что, — зловеще добавил я. — Но тебе лучше подготовиться к такому повороту событий. Девушки непредсказуемы. Не могу представить, чтобы милая Ксюша разозлилась, но лучше быть готовым к такому факту.

Леха внимательно слушал меня, казалось, даже мотал на ус мои слова. И я был рад, что тот наконец-то обратил на меня внимание, так как не обращал уже давно, с тех пор как я застал друга в подвале его дома после встречи с Назаровой.

Вспоминать об этом было всё еще больно и неприятно, поэтому я старался просто не думать об этом.

— Сладкое должно ее смягчить, — задумчиво пробормотал Череп. — Я слышал, что сладкое в такие дни улучшает настроение. А еще массаж живота.

— Она едва позволяет мне прикасаться к ней во время месячных, — проворчал я. — И она не очень то любит сладкое.

— Так из-за чего вы поссорились на этот раз?

Я повернулся к Орлову, неожиданно задавшему вопрос.

— Опять на ровном месте? — добавил он.

— Нет, — честно ответил я. — Это было не на ровном месте.

Леха кивнул и отвел взгляд, но не раньше, чем я увидел вспышку вины в глазах своего лучшего друга.

Блять…

— Лех, — вздохнул я.

— Не говори мне, что дело не во мне, потому что я знаю, что это так.

Череп снова пнул меня ногой, когда я только собирался возразить.

А когда я посмотрел на него, Череп покачал головой. Стиснув зубы, мне ничего не оставалось поделать, кроме как закрыть рот и отвернуться.

Мне это не нравилось. После разговора Леши с Назаровой, после того как он опять развалился на части, мы старались лишний не раздражать друга и быть с ним крайне осторожными.

Но до каких пор мы будем осторожничать с ним?

Когда же Леша уже наконец будет в порядке?

POV Таня

Расплатившись, я взяла свой поднос и направилась к своему столу, где меня уже ждали Ксюша и Уля.

После ссоры с Данилом у меня всё еще было паршивое настроение. А боль внизу живота еще больше ухудшили мое самочувствие. Я ненавидела эти дни. И ненавидела то, что обезболивающее никак не начинало действовать на меня.

Позже я обязательно напишу Данилу и извинюсь.

Я не хотела ссориться с ним, просто… так вышло. И лучше бы это исправить, как только мы оба остынем.

И… О Боже, но я не могла пока рассказать ему о шрамах на своих ладонях. Или о том ужасе, который я испытала от рук матери. Он бы… Я не могла даже думать об этом. Я боялась того, что это знание сделает с ним, на что подтолкнет. А он, итак, сейчас проходил через ад, разбираясь с Лешей и пытаясь найти лазейку к нашему общему будущему в обход вмешательства Глеба.

И я не хотела пополнять этот список, по крайне мере, пока.

А еще… в глубине души я боялась, что он меня бросит. Я поступала с ним несправедливо, думая так.

Но это… это мое поведение только доказывало, что у меня могли быть те же проблемы с психикой, что и у моей матери. Я могу быть точно такой же, как моя мать. Мысль об этом и кошмары иногда не давали мне покоя целыми ночами.

И я боялась, что, узнай Данил об этом, он без сомнений оставит меня в прошлом.

Девочки заметили, что я подхожу к их столу, и тут же изменились в лицах. Меня раздражало, как Ксюше до сих пор хватало наглости бояться меня, и в то же время меня это расстраивало, из-за чего я не удержалась и хлопнула подносом по столу, заставив этих двоих подпрыгнуть от неожиданности. Я села, глубоко дыша, в надежде охладить свой пыл.

Но это не помогло.

— Т-Таня? — Ульяна наклонилась ко мне. — Ты… в порядке?

Я подняла вилку и наколола котлету на своей тарелке. Сдерживая свой гнев, я процедила свой ответ:

— Да, а что?

— Просто, со стороны кажется, что у тебя плохое настроение.

— Нет, у меня нормальное настроение.

— Нет, плохое. В хорошем настроении над котлетой так не издеваются. Если бы ее можно было убить, то ты бы это сделала.

Прежде чем я успела ответить, Уля внезапно вскрикнула и наклонилась, чтобы потереть голень, враждебно поглядывая при этом на Ксюшу.

Но лучше ведь было, что я проткнула вилкой котлету, а не кого-нибудь из них, верно? Значит, всё было не так уж и плохо.

— Это Леша? — услышала я вопрос Ульяны к Ксюше.

— Нет, — ответила Соколова, положив телефон обратно на стол. — Это папа.

— Я не понимаю твоего парня. Он как девушка в постоянном режиме ПМС.

— Может, хватит шутить про ПМС?

Тогда Уля повернулась ко мне.

— Что ты думаешь, Таня?

— О чем? — нехотя пробормотала я.

— О Леше.

Горечь подкатила к горлу. Я распознала ее признаки и попыталась подавить ее, ответив:

— Мне на него наплевать.

— Да ладно тебе, — проворчала Уля. — Скажи нам, что ты думаешь о его плохом настроении в последнее время.

Мой гнев стремительно нарастал, а горечь никак не давала себя подавить. Гнев, злоба, обида — всё смешалось в один гигантский снежный ком, на полной скорости разбившийся вдребезги вместе с моим самоконтролем.

Я с силой швырнула вилку на стол.

— Может, хватит о нем говорить?! — огрызнулась я. — Ты только и делаешь, что болтаешь о Леше, Леше, Леше! — я перевела взгляд на Ксюшу. — Просто порви с ним, если не можешь больше выносить его поганого настроения. Не понимаю, почему это так трудно сделать!

— Потому что я не хочу с ним расставаться, Таня, — тихо сказала она.

— Тогда перестань жаловаться! Ты знала, на что шла!

Ульяна положила руку мне на плечо и сказала:

— Вот что делает с людьми любовь, Таня.

— Любовь?! — я насмешливо хмыкнула, грубо скидывая ее руку. — К черту любовь! — обращаясь к Ксюше, я продолжила: — Разве ты не видишь, что он просто издевается над тобой? Может, он и не причиняет тебе физическую боль, но причиняет эмоциональную! Он играет с тобой, отдаляясь и держа тебя на расстоянии! Ему плевать на твои чувства! Потому что если бы ему не было наплевать, то он не заставлял бы тебя так волноваться! — кричала я, не обращая внимания на то, скольких студентов я привлекла. — Я же говорила тебе, что люди не меняются. Прежде чем измениться, они должны захотеть этого. А он не хочет меняться, Ксюша! Он не хочет, а ты дура, если надеешься, что он изменится!

На ее глаза навернулись слезы, но это меня не остановила. Я знала, что перегибала палку, и знала, что причиняла ей боль, номне тоже было больно и я была сыта по горло ее комплексом жертвы.

— Он просто заставляет тебя плясать под свою дудку. Заставляет тебя удовлетворять каждую его гребаную прихоть, — я отвела взгляд в сторону, потому что на мои глаза тоже навернулись слезы, которых я не желала показывать. — Почему мир каждого должен вращаться вокруг него? — сердито пробормотала я. — Почему он должен втягивать всех в свою дерьмовую жизнь?! Почему?!

Прежде чем я успела еще больше ранить Ксюшу, — а меня убивало осознание того, что я причинила ей боль, — я оттолкнулась от стола и пошла прочь, как можно дальше от нее.

— Таня! — крикнула мне вслед Ульяна. — Таня, подожди!

Я остановилась, не успев повернуть за угол безлюдного коридора, ведь все зеваки были сейчас собраны в кафетерии, когда Уля преградила мне путь.

— Уходи, Ульяна, — процедила я, невольно сжав руки в кулаки.

— Нет, — упрямо сказала она. — Нам нужно поговорить о твоем поведении.

Мои кулаки сжались еще сильнее, ногти впились в ладони.

Я молча обошла ее, но Ульяна уперто последовала за мной по пятам.

— Ты была так добра к Ксюше, — выпалила она, поднимаясь за мной по ступеням лестницы. — Ты стала относиться к ней как к настоящей подруге. Что изменилось?

— Ничего.

Тем временем я дошла до комнаты студенческого комитета и подумала, что Уля наконец отстанет от меня, ведь ей не нравился унылый кабинет и царящая в нем гнетущая атмосфера. Но мои надежды рухнули, когда она зашла вслед за мной и захлопнула за нами дверь.

— Я жду объяснений, — требовательно заявила она, по-детски топнув ногой.

Мы вдвоем были единственными людьми в кабинете. Не знаю, к счастью это или к сожалению.

— Очевидно, ты их не дождешься, — ледяным тоном ответила я.

— Хорошо, тогда говорить буду я, — заявила Уля, сложив руки на груди. — Я расскажу тебе то, что знаю.

— Ты ничего не знаешь, — прошипела я.

Она не отвела глаз, когда произнесла следующие слова:

— Я знаю о Даниле.

Моя голова дернулась назад.

— Я знаю о нем, Таня, — сказала она и ее лицо, и голос стали мягкими. — И всегда знала.

— Как? — прошептала я. — Откуда?

Она одарила меня дрожащей улыбкой.

— Это он сказал мне подружиться с тобой еще в школе. Он сказал, что ты мне поможешь.

Я уставилась на нее, потеряв дар речи и не в силах осознать, что она говорила.

— И тогда же Данил предупредил меня, чтобы я тебя не обижала, иначе бы мне пришлось иметь дело с ним. Он обещал уничтожить меня, если я как-то наврежу тебе. И, надо сказать, он был очень убедителен в своих словах.

— Почему ты сразу мне не сказала? — хрипло спросила я.

Уля пожала плечами.

— По той же причине, что и ты. Я думала, что он как-то обидел тебя, причинил тебе боль. Ты так злилась всякий раз, когда я упоминала его имя, что и я тоже начала испытывать к Громову неприязнь и злобу. Но потом твоя реакция изменилась, — Ульяна сделала шаг ко мне, выражение ее лица было серьезным и искренним. — Помнишь, как в прошлом году Милена и Сабина говорили о нем? Только я собиралась их заткнуть, как увидела твое лицо. Ты выглядела обиженной. И иногда, когда мы говорили о нем, ты выглядела грустной. Как будто ты скучала по нему. Тогда я поняла, что вас что-то связывает. Что между вами что-то есть…

— Ты должна была мне сказать.

— Мне не жаль.

Я уставилась на нее и по моей коже пробежал холодок.

— И я не слепая, Таня, — продолжила она. — Он не мог отвести от тебя глаз во время празднования дня рождения Ксюши. Когда ты не смотрела на него — смотрел он, а когда он не смотрел — смотрела ты.

Я всё еще молчала. Мне просто было нечего на это сказать.

Тогда Ульяна схватила меня за руку и встряхнула.

— Я знаю, что ты любишь его. И я знаю, что он любит тебя. Но не знаю, почему вы тогда не вместе?

Я не хотела ей лгать, но и не была готова рассказать ей всей правды об этом.

Поэтому я лишь сказала:

— Моя семья не хочет, чтобы мы были вместе. По их мнению — он не лучшая партия для меня.

— Хоть раз, Таня. Хоть раз! Перестань бояться своих родителей и делай то, что хочешь, — призывала она. — Ты думаешь, я слабая, раз позволила тем девчонкам издеваться надо мной в школе? Нет, Таня, я сильная. Сильнее, чем ты думаешь. Я отстаивала себя и то, во что верила. Я не сдавалась. Даже если я была несчастна, я не сдавалась. Я нашла способ выжить. Но то, что делаешь ты, — это не выживание, Таня. Это даже не жизнь! Перестань жить в страхе перед семейным неодобрением, потому что мне становится больно видеть тебя такой жалкой! — закончила она почти криком.

— Так ты считаешь меня жалкой?

Она затаила дыхание, но ничего не ответила.

— Что ты знаешь, Ульяна? — я грустно улыбнулась ей. — Что ты знаешь о такой жизни? Что ты знаешь о моей жизни? Что ты знаешь о такой семье, как у меня? Тебя любят. Почитают. Обожают! Ты можешь делать всё, что хочешь, и тебя всегда поддержат. Что ты знаешь о том, как быть мной?

И тут она прошептала:

— Я знаю, что ты сильнее, чем тебе кажется, Таня.

— Неужели ты не понимаешь? — процедила я в ответ срывающимся от подступающих слез голосом. — Это просто шоу. Всё, что видишь ты и все остальные, — это просто гребаное шоу. Первый урок, который я усвоила, когда была еще ребенком, — это то, что нужно быть актрисой, нужно выбрать роль, которую ты собираешься играть до конца жизни, и играть ее, чтобы выжить в этой семье. Я не сильная. Я просто выбрала роль, и это то… что ты видишь. Это. Просто. Моя. Роль.

— Господи, Таня… — прошептала Уля со слезами на глазах. — Что они с тобой сделали?

Я не ответила. Я сосредоточилась на том, чтобы разжать кулаки, потому что, хотя боль и успокоила бы меня и не позволила бы мне сейчас сломаться, я не хотела шрамов.

Я не хотел новых шрамов.

Я не хотела быть слабой.

Я должна была перестать быть слабой.

Ульяна сорвалась первой, зарыдав в голос.

Она стиснула меня в своих объятьях и прошептала мне на ухо:

— Что бы ни случилось, Таня, я всегда буду твоей лучшей подругой. Поэтому прошу тебя… Даже если я буду бесполезна, пожалуйста, рассчитывай на меня.

— Я знаю, Уля. Я знаю, — прошептала я, крепко обнимая ее.

— И прости, что надавила на тебя. Завтра твой день рождения. Хотя бы по этой причине, нужно было отстрочить этот разговор. Я, наверное, плохая лучшая подруга.

— Нет. Тот факт, что ты всё это мне сказала, говорит о том, что я тебе небезразлична. А значит, что ты хорошая подруга. И значит, что ты меня не потеряешь.

Она усмехнулась сквозь град слез.

— Но этого недостаточно. Я боюсь, что этого будет недостаточно.

Я чуть отстранилась и посмотрела на нее.

— Уля, ты не потеряешь меня, — заверила подругу.

Она уставилась на меня на мгновение. Потом кивнула.

Но не было похоже, что она мне поверила…

POV Даня

День рождения Тани, как я узнал, каждый год проходило тихо.

Она призналась мне, что никогда не любила устраивать вечеринки, с тех пор как ей исполнилось двенадцать.

Я даже не успел в очередной раз извиниться перед ней за то что сделал, как Таня тут же заявила, что ее всё устраивало. Она никогда не любила вечеринки по случаю своего дня рождения, считая, что родители таким образом просто показывали ее или Глеба родственникам и деловым партнерам, как свои выгодные вложения.

Она предпочитала тихий семейный ужин пышному холодному празднованию, потому что только так этот день казался ей особенным.

Даже ее мать и старший брат были внимательны к ней в день ее рождения. Они позволяли ей провести свой день без единого унизительного замечания. И это был для нее лучший подарок, который они могли ей преподнести…

Меня доводили ее рассказы о семье. Потому что в них редко можно было услышать что-то хорошее. В основном Таня рассказывала о том, как они дерьмово к ней относились и не ценили ее.

В этом году их семейный круг уменьшился на одного человека. Глеб смог прилететь из Японии, а вот мать не смогла сделать того же, в силу своего печального состояния.

Они устроили семейный ужин — Таня, Глеб и их отец. Судя по сообщениям Тани, Глеб сегодня вел себя довольно хорошо, а отец, как всегда, трепетно относился к ней. В целом, ужин ее порадовал.

А теперь была моя очередь поздравлять ее.

После той ссоры накануне ее дня рождения в вечер того же дня последовало наше примирение. Я позвонил ей первым, но не успел ничего сказать, как она уже извинилась передо мной. И хотя я так хотел увидеть ее в тот момент, быть рядом с Принцессой, когда часы пробьют полночь, и первым поздравить ее, я не смог, потому что мне позвонила Ксюша.

Сейчас же я лежал на ее кровати, оглядывая чистую комнату и всё еще думая о ней.

Я старался думать только о ней, потому что не хотел думать ни о чем, кроме нее.

Если бы мои мысли переключились с нее, то это бы плохо кончилось…

Прижав ладони к глазам, я прерывисто выдохнул.

Я должен был держать себя в руках.

Я не мог сейчас всё испортить.

Только не сегодня…

Я вынырнул из своих мучительных раздумий и сел на кровати, когда дверь в комнату распахнулась. Таня вошла в поглощенную тьмой комнату, свет снаружи отбрасывал на нее сияние, делая ее подобием ангела в моих глазах.

Она была прекрасна в этом белом платье, с черными локонами, спадающими по плечам, и горящим на щеках румянцем счастья.

Это счастье ничуть не померкло, когда она заметила меня. Более того, оно только усилилось. Она быстро закрыла за собой дверь и не стала включать свет — луна за открытыми окнами давала достаточно света, чтобы мы могли отчетливо видеть друг друга.

— Я боялась, что ты не придешь, — сказала она, ни на сантиметр не сдвинувшись от двери. — Я не видела тебя целый день.

— Прости, — ответил я, поднимаясь на ноги. — Кое-что случилось.

Ее плечи чуть опустились. От нее не ускользнули расстроенные нотки в моем голосе. И в этот момент я почувствовал себя полным мудаком из-за того, что плохо скрыл это.

— С днем рождения, Принцесса, — прошептал я, широко раскинув руки.

Не колеблясь больше ни секунды, она бросилась в мои объятия и так сильно, что повалила меня обратно на кровать. Я наполовину застонал, наполовину засмеялся, обвивая руками ее талию.

— Спасибо, — пробормотала она, уткнувшись мне в шею. — И спасибо, что ты здесь. Я думала, ты всё еще злишься на меня.

— Ты никогда не сможешь разозлить меня настолько, чтобы я больше не захотел тебя видеть.

— Я знаю. Это было проверено и доказано слишком много раз, — с грустной улыбкой пробормотала Таня.

— И я повел себя как придурок. Я не должен давить на тебя. Прости меня.

— И ты меня. Я тоже повела себя как стерва по отношению к тебе, — она подняла голову, посмотрела на меня и вдруг прошептала нерешительным голоском: —Если ты действительно хочешь узнать о моих… моих секретах, я готова сейчас рассказать тебе о них.

Я покачал головой и, приподнявшись на кровати, переложил Принцессу так, чтобы она оказалась у меня на коленях. Обхватив ее руками, я сказал:

— Не сегодня. Не хочу заставлять тебя говорить о неприятных вещах в твой день рождения, малышка.

Она нахмурилась и процедила после шумного вздоха:

— Я не уверена, что не сделаю тебе больно, если ты продолжишь называть меня “малышкой”.

Я усмехнулся, но даже для собственных ушей мой смех прозвучал неправдоподобно. Таня нахмурила свои темные брови и я, чтобы отвлечь нас обоих, припал к ее губам.

— Что они подарили тебе на день рождения? — спросил я, отстраняясь.

— Папа подарил мне новую машину. А Глеб подарил мне акции, — ответила она, облизнув влажные после поцелуя губы.

— Ты шутишь, да? — откинулся я назад.

Она покачала головой.

— Нет. Мой брат действительно подарил мне сертификаты акций компании.

— Ты не выглядишь разочарованной, — сделала я вывод по выражению ее довольного лица.

— Конечно, — радостно воскликнула она. — Это значит, что он отдает мне часть компании. Это значит, что я не просто движимое имущество в его руках. Мне уже всё равно, если они не дадут мне должности, я просто хочу быть частью компании, над созданием которой упорно трудились мои отец и дед.

— Ты так сильно этого хочешь?

— Конечно же!

Я усмехнулся и наклонил голову, чтобы снова поцеловать ее. Но Таня положила руку на мои губы и отстранилась. Она прикусила губу и какое-то время вглядывалась в мое лицо.

А затем она спросила обеспокоенным тоном:

— Данил, что-то не так?

У меня внутри всё сжалось.

Очевидно, я недостаточно хорошо скрыл то, что у меня было на душе.

— Да, — тихо и честно признался я.

Лицо Тани потемнело. На мгновение она замолчала, а затем спросила:

— Это опять из-за Леши?

В ответ мои руки поползли по ее телу, пока не коснулись ее милых щек.

Мне нужно было прикоснуться к ней.

Мне было жизненно необходимо, чтобы она снова сказала мне, что всё в порядке.

Но я не хотел показывать ей своей слабости после всех обещаний защитить ее.

— Да, — мой голос опустился до шепота. — Он снова в больнице.

— Почему?

Я закрыл глаза и облизал пересохшие губы.

— Прошлой ночью у него случился еще один приступ.

Приступ…

В груди всё горело от одного лишь этого слова.

Словно наживую резали, как неприятно это было произносить и вспоминать.

— Тогда почему ты здесь?

Я открыл глаза и тут же застыл, увидев очень сильно разозленную Таню.

— Разве ты не должен быть сейчас рядом с ним? — процедила она сквозь стиснутые зубы.

Мой ответ был максимально прост:

— Потому что я хочу быть с тобой.

— Данил, — закрыв глаза и резко выдохнув, она начала совсем другим тоном: —я знаю, что раньше была не такой уж понимающей и теперь ты боишься меня этим обидеть, но… если тебе нужно идти, то я пойму. Он твой лучший друг.

Я почувствовал, как заскрипели мои зубы, и, заставив себя разжать челюсти, сказал:

— А ты моя девушка.

— Но я сейчас не на больничной койке.

И словно по щелчку пальцев я перестал строить из себя крутого, перестал вести себя так, будто меня ни хрена не трогало то, что случилось с Лешей.

— Я знаю, — жалко прошептал я. — Я знаю. И я пиздец как рад, что это не так, потому что если с тобой тоже что-то случится, я… я не знаю, что буду делать.

Глаза Тани свернули, прежде чем она снова уткнулась лицом мне в шею.

— Останешься со мной на ночь? — прошептала она.

Мой взгляд метнулся к двери.

— А если они узнают? — озвучил я скорее ее страх, чем свой.

— Мне всё равно, — сказала она дрожащим от волнения голосом. — Я просто хочу убедиться, что с тобой будет всё хорошо. Пожалуйста, останься. Позволь мне побыть рядом с тобой сегодня ночью.

От этих слов у меня перехватило дыхание. И в то же время они полностью заполнили мои легкие ее воздухом.

Я нежно приподнял ее голову и прильнул губами к ее губам, в то время как ее руки обвились вокруг моей шеи.

Через несколько секунд я уже опрокинул ее на спину, навалился на нее всем своим весом и, не разрывая поцелуя, засунул руку ей в трусики.

Через несколько минут я уже снял с нее платье и нижнее белье, разделся сам и, продолжая наглаживать ее клитор, вогнал в нее свой член, заставив Принцессу приглушенно застонать от удовольствия прямо в мой рот.

А через несколько часов, после того как я заставил ее кончить столько раз, что сбился со счета, я прижал ее к себе, обняв и положив ее голову себе на плечо.

— Мы так запутались, правда? — прошептала Таня, прижимаясь к моей груди.

Я погладил ее по волосам и поцеловал в висок, думая о том, что не хотел, чтобы эта ночь когда-либо заканчивалась и чтобы наступал завтрашний день.

А потом я сказал ей слова, которые шли прямо из моего сердца:

— Только не покидай меня больше.