Глава 38. Тайное становится явным

*Таня в возрасте двенадцати лет*

Звук открывающейся двери спальни отвлек Таню от учебника.

Она села на кровати, отложив книгу в сторону, и увидела в дверном проеме свою мать, от одного взгляда на которую по ее позвоночнику побежала дрожь.

— М… Мама? — прошептала она.

Лицо ее было наполнено яростью, глаза безумны. Мать сделала шаг к ней и Таня поняла, что она была здесь не для того, чтобы поздравить дочку с днем рождения.

“Только не сегодня”, - взмолилась Таня про себя. — “Пожалуйста, только не сегодня.”

Таня знала, что ей нужно было бежать.

Но ее мать была слишком быстрой, а бежать было просто некуда.

— Мама, — повторила Таня со слезами на глазах, когда мать схватила ее за волосы.

Но мать была глуха к крикам и мольбам дочери.

Она стащила Таню за волосы с кровати и повалила на пол.

С яростным воплем она склонилась над дочерью и, сжав в кулаке ее рубашку, другой рукой принялась бить ее по лицу.

Таня подняла руки в попытке защититься, но это только сильнее разозлило женщину. Прекратив град из пощечин, она начала пинать ее ногами по ребрам.

Свернувшись в клубок, Таня ждала, когда мать устанет и оставит ее в покое. Она плакала и стонала от боли, пока ее сознание постепенно угасало. И когда мир наконец померк, последнее, что увидела Таня, прежде чем чернота окончательно поглотила ее, — было лицо матери, искаженное и багровое от ярости.

Когда она пришла в себя, мать смотрела на нее с другого конца комнаты. На лице женщины можно было без труда считать беспокойство, но когда она увидела, что ее дочь проснулась, то поднялась на ноги и неторопливо направилась к Тане.

— Нам нужно убрать эти синяки с твоего лица, — холодно пробормотала она, силой потянув Таню в ванную. — Скоро начнется вечеринка по случаю твоего дня рождения. У тебя не должно быть синяков.

— Ма-ма…

Ее слова оборвались, когда мать внезапно швырнула ее в ванну, наполненную ледяной водой. Таня пыталась вынырнуть и, как только ей удалось это сделать, мать снова погрузила ее с головой в воду.

— Не дергайся! — прошипела она.

Таня замахала руками, пытаясь выбраться из воды, но ей не позволяли этого.

Ее легкие горели, отчаянно нуждаясь в воздухе.

Как и горела ее кожа от запредельного холода воды.

Изо всех сил Таня пыталась выбраться из воды, чтобы позвать на помощь, потому что понимала, что могла умереть, если этого не сделает.

Потому что она не могла дышать…

— ГЛЕ-Е-ЕБ! — закричала Таня, когда ей удалось на доли секунды вынырнуть из воды на поверхность. — БРАТИК, ПОМОГИ!

*****

POV Таня

— Ладно, что на этот раз?

Вытерев слезы с лица салфеткой, я повернула голову и посмотрела на Кирилла.

Его челюсть была твердой, брови нахмуренны, а он сам сидел за рулем моей машины. Я долго смотрела на его профиль, гадая, что он подумал, когда Данил позвонил другу и попросил отвезти его рыдающую девушку домой.

А сейчас я смотрела на темную дорогу за окном, думая о том, что должна была сказать ему и как объяснить эту ситуацию. Но в конце концов я просто сказала ему:

— Не твое дело.

— Таня, — начал он, проявляя, по-видимому, чрезвычайное терпение. — Если ты не скажешь мне, что происходит, я найду Громова и тебе лучше не знать, что я с ним сделаю.

— Он ни в чем не виноват. Это… — я замешкался, пытаясь подобрать верные слова. — Дело во мне. Это я виновата.

Я услышала, как он глубоко вздохнул.

— У него был очень расстроенный голос, когда он позвонил мне. Так что, кто бы ни был виноват, — ты, он или кто-то еще, — он сильно переживал за тебя, раз попросить меня отвезти тебя домой. И Громов знает, Тань, что я сверну ему шею, если он тебя обидел. А я думаю, что он тебя обидел.

Я вновь вернула взгляд к нему.

— Кирилл, оставь его в покое. Я просто сказала ему кое-что… кое-что, что его очень расстроило. Пожалуйста, не трогай его.

Романов покачал головой и замолчал, а я вместе с ним.

И так продолжалось некоторое время.

— Ты все еще собираешься на мою вечеринку? — спросил он, нарушив молчание.

— Конечно. Это же твой день рождения. Кстати, у меня уже есть подарок для тебя.

Он устремил на меня любопытный взгляд.

— Что это?

— Кондитерские изыски.

Кирилл помрачнел и даже поморщился, отвернувшись обратно к дороге.

— Скорее, кондитерская отрава. Ты не умеешь готовить.

— Я стала лучше, ясно? — проворчала я, раздраженная его словами. — Я попросила Ксюшу научить меня.

— Да, по-моему, Ксюша что-то говорила об этом. Как ты чуть не спалила ее кухню дотла.

Я усмехнулась и перевела смущенный взгляд в окно. Потому что я и впрямь чуть не спалила ее кухню и это при том, что печенье внутри всё равно осталось сырым. Кулинария это чертовски сложно. По крайней мере, для меня.

Когда дом показался в поле зрения, я вдруг кое-что поняла и посмотрела на Кирилла.

— Как ты доберешься до дома?

— Вызову такси, наверное, — ответил он, задумчиво постукивая пальцами по рулю.

— Можешь взять мою машину, если хочешь.

— Без обид, но я лучше пойду пешком. Не хочу, чтобы меня поймали за рулем твоей девчачьей тачки. Имей в виду — это была разовая акция, больше я сюда не сяду. Так что вам двоим лучше не ссорится.

— Моя машина вовсе не девчачья… — пробурчала я.

Я бы хотела сказать что-то еще, но слова застряли где-то в горле, когда я заметила знакомую машину на подъездной дорожке своего дома. Мое сердце забилось быстрее, а к горлу начал подбираться страх.

— Господи… — на выдохе пробормотала я. — Данил здесь.

Глаза Кирилла проследовали за моим взглядом.

— Ну, теперь я знаю, как доберусь до дома, — оптимистично пробормотал он.

Романов едва успел припарковать мою машину, как я выскочила наружу и со всех ног побежала к дому. Я взбежала по крыльцу, молниеносно распахнула дверь своего дома, но, прежде чем успела войти, прямо перед носом появился Харитон и двое наших охранников, перегородивших мне путь.

— Глеб Андреевич просит вас пройти в свою спальню, Татьяна Андреевна, — сразу же монотонно сообщил он мне.

Мое сердце перестало быстро биться, вместо этого начало бешено колотиться о грудную клетку.

— Данил Громов здесь? — резко спросила я.

Харитон кивнул Диане, которая стояла позади них.

— Пожалуйста, отведи Татьяну Андреевну в ее комнату.

— Я задала вопрос, — с нажимом сказала я низким, твердым голосом, заставив мужчину снова посмотреть на меня, но в этот с нескрываемым удивлением на лице.

Он уставился на меня, а я в ответ. Это был первый раз, когда я показывала характер перед ним. Он, наверное, и не знал, что я была на такое способна.

— Он и Глеб Андреевич сейчас находятся в библиотеке, — наконец ответил он, коротко склонив голову. — Нам был отдан приказ, чтобы их никто не беспокоил.

Я почувствовала присутствие Кирилла за своей спиной и увидела недовольные взгляды охранников, тоже заметивших его. Пока они находились в доме, территория никем не охранялась и присутствие Романова в каком-то смысле было их упущением. Я обернулась, чтобы посмотреть на него, и, казалось, он ничуть не был напуган их агрессивным гостеприимством. Скорее, он даже забавлялся их реакцией, вызывающе ухмыляясь.

— Могу я остаться внутри, пока Даня не освободиться? — спросил он меня, не отрывая взгляда от охранников.

Я посмотрел на Харитона и ответила тоном, подобающим своему положению “молодой хозяйки богатого дома”:

— Конечно. Харитон, это Кирилл Романов, мой друг и гость в нашем доме.

— Да, Татьяна Андреевна, — ответил Харитон, окинув Кирилла оценивающим взглядом, хотя и без того прекрасно знал его. — Следуйте за мной, Кирилл Вадимович.

Кирилл подмигнул мне, немного успокоив своим присутствием и безмятежностью, и вальяжно последовал за Харитоном в гостиную. Диана ждала, что я пойду с ней, и, не имея выбора, я побрела в свою комнату под конвоем сопровождения, следящего, чтобы я не направилась в злосчастную библиотеку.

— Я хочу побыть одна, — сказала я Диане, как только переступила порог спальни.

— Но Харитон Трофимович сказал не оставлять вас одну, — воспротивилась она.

Я бросила на нее свой самый суровый взгляд, от которого она побледнела прямо на глазах. Затем, пробормотав, что принесет мне что-нибудь перекусить, она поспешила удалиться с моих глаз. Дверь за ней закрылась и я простонала в голос, прижав пальцы к вискам, охваченная паникой.

Почему Данил был здесь?

Почему Глеб пустил его в наш дом?

Почему они закрылись в библиотеке и никого к себе не пускали?

Что вообще, черт возьми, здесь происходило?!

Сквозь вопросы, которые крутились у меня в голове, я случайно взглянула на окно и увидела сквозь раздвинутые шторы гигантское дерево. То самое дерево…

И тут в голове вспыхнула идея — я могла спуститься по дереву и, возможно, избежать убийства в нашем доме, будь то Данил или Глеб. Я даже не знала, кто из них больше хотел убить друг друга. Знала точно лишь то, что их чувства в этом плане были взаимны.

Я сразу же подошла к окну и, тихо открыв его, посмотрела вниз, выискивая взглядом охранников.

Библиотека находилась с другой стороны дома, а потому мне следовало быть очень осторожной, чтобы не попасться никому на глаза. А еще целой и невредимой спуститься с этого дерева.

Не теряя больше времени, я вылезла на карниз, ступила на широкую ветвь и аккуратно, а главное, бесшумно спустилась с дерева.

Мягко спустившись на землю и отряхнув руки после коры, я незаметно заглянула в окно гостиной. Там Кирилл пытался поближе рассмотреть самурайские мечи, находящиеся в одной из витрин, а Харитон вежливо, но твердо пытался не дать ему взять в руки холодное оружие.

Продираясь сквозь кусты и осторожно, на цыпочках, обходя цветочные клумбы, я как можно быстрее побежала к противоположной стороне дома, где находилась библиотека, стараясь держаться в тени и подальше от света, исходящего от фонарных столбов, расположенных вокруг дома.

Когда оказалась возле библиотеки, я уже не могла дышать. Так сказывались усталость и волнение, которые сконцентрировались на биении сердца и напрочь забыли о немаловажном дыхании.

Окна в основном были закрыты, но одно было чуть приоткрыто на проветривание, в чем мне безумно повезло. И пока я судорожно оглядывалась в поисках какой-нибудь подставки под ноги, чтобы дотянутся до окна и заглянуть внутрь, послышались голоса:

— Так ты теперь всё знаешь? — это был Глеб. — Прям всё?

— Да, ублюдок, — последовал сердитый ответ Данила.

— Она сама рассказала тебе? Или ты заставил ее это сделать?

Все мое тело застыло от холода, прозвучавшего в голосе брата.

— Не надо переводить стрелки на меня, когда во всем виноваты ты и твоя мать.

Я услышала резкий смех Глеба, прежде чем он спросил:

— А ты безвинный, да? Думаешь, твой уход никак не повлиял на нее?

— Я уже объяснил, почему я так поступил, — Данил сделал паузу и мой ошеломленный мозг представил, как он угрожающе шагнул к Глебу, в то время как мой брат невозмутимо сидел на диване, не обращая внимания на происходящее. — И я знаю… Я, блять, знаю, что отчасти виноват в том, что она причиняет себе вред. Я виноват в этом. И я принимаю эту вину и беру на себя ответственность за это. Но что насчет тебя, Градов?

— Я же сказал тебе. Ты ничего не знаешь.

— Тогда, блять, просвети меня! — я вздрогнула всем телом, когда в библиотеке раздался громкий хлопок. Должно быть, Данил на эмоциях ударил по полке с книгами. — Просвети, пока я еще могу удержаться от того, чтобы, сука, не убить тебя нахрен! Разве ты не знаешь, что ты сделал со своей сестрой?!Она считает себя слабой. Она считает себя ущербной. Она считает себя виноватой в том, что вы ее ненавидите! Я чуть не сдох, когда услышал это от нее! Ты хоть понимаешь, что вы, блять, натворили?!

Я прикрыла рот рукой, чтобы случайно не издать ненужного звука, и, повернувшись спиной к окну, прислонилась к стене, чтобы дрожащие колени не подвели меня и я не рухнула на холодную землю.

Почему он рассказал это моему брату?

Почему Данил рассказал это Глебу?

Глебу было всё равно. Ему было всё равно на меня. И Данил только что еще сильнее осложнил мою жизнь, дав моему брату оружие, благодаря которому он продолжит контролировать каждый мой шаг и вздох…

— Я ушел, чтобы защитить ее.

Мои мысли резко оборвались на полуслове.

— Я уехал жить в Японию, потому что знал, что должен был увести мать подальше от Тани.

— О чем это ты? — прозвучал потрясенный голос Данила.

Тишина.

Гнетущая, давящая тишина…

А затем Глеб, наконец, продолжил:

— С тех пор как я себя помню, мать никогда не проявляла к Тане любви или привязанности. И сколько я себя помню, у Тани всегда были синяки по всему телу. Когда я спрашивал о них, она отвечала, что упала или ударилась обо что-нибудь. Я ей не верил, потому что она никогда не была неуклюжей. А потом она стала скрывать их от меня и нашего отца и я забыл об этом, как будто никогда их и не видел.

Дурные предчувствия выползали из окна и обрушивались на меня, на мой разум, заходящийся от паники, и на мое тело, застывшее от страха.

— Она… мать причиняла ей боль, когда папа или кто-нибудь из домашнего персонала не видел этого. Она избивала ее, когда этого не видел я… Я не знал, Данил, — сокрушенно прохрипел брат. — Я не знал, пока собственными глазами не увидел, как она пыталась утопить Таню в ванне утром в день ее двенадцатилетия.

Снова долгое молчание.

Сильно затянувшаяся тишина…

— Господи… — срывающимся голосом пробормотал Данил. — То есть ты сейчас на полном серьезе говоришь мне, что Таня подвергалась физическому насилию со стороны своей матери?! Но зачем ей это делать?! Зачем ей причинять боль собственному ребенку? Избивать, топить?!

— Таня тебе не рассказала? — спросил Глеб, а затем после секунды молчания, которая показалась целой вечностью, пробормотал: — Ну, думаю, теперь ты знаешь всё.

— Это пиздец! — громко выпалил Данил, не сдерживаясь.

— Мать умоляла меня не рассказывать отцу, — продолжил Глеб, повысив голос. — Она умоляла меня в слезах и криках, говоря, что всего лишь защищала меня от моей родной сестры, которая, в ее безумном уме, собиралась убить меня. Я не знаю, с чего она это взяла, но мать до сих пор считает Таню монстром, который хочет меня убить.

— Ты должен был запереть ее! Сдать в дурдом!

— Она всё еще моя мать! Как бы жалко это ни звучало и каким бы слабым я ни казался, но я не смог этого сделать. Я понимал, что она сходит с ума и видит в Тане врага. И я посчитал, что лучшим выходом для всех нас будет, если я уеду с ней в Японию, а Таню оставлю здесь с нашим отцом. Я сделал это, чтобы уберечь Таню.

— Это не оправдывает того факта, что ты…

— Что я?! — сорвался Глеб, потеряв самообладание. — Что я причинял ей боль? Что я причинял боль своей сестре, контролируя ее? Я пытался защитить ее. Ты не представляешь, через что мне пришлось пройти, чтобы уберечь ее. Ты не представляешь, через какое дерьмо я прошел, чтобы у нее было будущее! То будущее, которого она, блять, сама бы хотела! То будущее, которого она заслуживает! То будущее, в котором ее бы не сковывала эта семья!

Что?

На глаза тут же навернулись слезы, из-за которых картинка мира тотчас размылась.

Что только что сказал мой брат?

— Я уехал в Японию вместе с сумасшедшей матерью, хотя хотел остаться здесь! Я начал вставать на ноги и разбираться в семейном бизнесе, хотя мог бы, как ты, прожигать свою жизнь по клубам и тусовкам! — перечислял Глеб свои жертвы. — Я как мог заботился о своей сестре, даже если не говорил этого. Я всё делал ради нее и ее же блага! — на эмоциях кричал брат.

— Когда я узнал, что семья захотела выгодно выдать Таню замуж, я стал искать жениха выгодного больше ей, нежели семье, — продолжил он более спокойным тоном. — Я хотел найти того, с кем Таня начнет нормальную жизнь, кто защитит ее и благодаря кому она освободится от нашей семьи. Таким мне показался Симонов Роберт. Но когда я узнал, что он издевался над Таней, обещал сломать ее после свадьбы и только еще сильнее усложнить ее жизнь… Я сломал его. Я уничтожил его и его семью.

Но он сказал…

— Сейчас же мой выбор пал на Илью, потому что знаю, что он никогда не обидит ее, а его семья примет Таню, как свою родную дочь. Вот истинная причина ее помолвок по расчету — ее свобода! Не выгода, не какой-то там союз компаний, а благополучие моей сестры.

— Я дам ей всё…

— Я позаботился о том, чтобы Таню и словом никто не обижал ни в школе, ни в универе, ни в любой компании, где она появлялась. За ней всегда присматривали мои люди, которые обо всем мне докладывали. Кстати, прими мою благодарность за заботу о Еремееве. Но если бы это был я, у него бы не осталось ни копейки за душой.

— Глеб…

— И ты. Я не знаю, почему моим людям потребовалось так много времени, чтобы сообщить мне, что ты встречаешься с моей сестрой, но я знаю, что ей было больно, когда ты снова предпочел ей своего дружка Орлова. Если бы моя сестра не любила тебя, я бы сделал всё, только чтобы ты отплатил за это пренебрежение.

— Глеб, твою мать, послушай….

— Я люблю свою сестру! — я отпрянула от стены, когда Глеб выпалил эти слова, будто взревев от внутренней боли, и этот звук, казалось, разорвал мое сердце. — Я всё время, что меня не было рядом, скучал по своей младшей сестре, но знал, что без меня она будет в безопасности. Я был причиной ее боли и того, почему наша мать желала ей смерти. Я, понимаешь?!И я до сих пор не могу смириться с тем, что это всё из-за меня! И что я не смог вовремя защитить свою сестру! Ты не представляешь, как меня убивало видеть ее ладони в крови и тот факт, что я слишком поздно понял, что она начала с собой творить! — охрипшим голосом кричал Глеб. — А знаешь, почему я начал вести себя с ней, как полный мудак? Чтобы она ненавидела меня, чтобы она без капли сожалению ушла из дома в свое светлое будущее, не скованное оковами семьи Градовых. Чтобы я не был причиной, по которой она захочет остаться в этой проклятой семье!

Мой разум отключился от последующих слов. Я отшатнулась в сторону на ватных ногах, сделала шаг куда-то, потом еще один, пытаясь отвлечься от боли и ужаса всех этих откровений.

И тут я на что-то наткнулась.

Я вздрогнула, подняла глаза и увидела перед собой Харитона.

— Пожалуйста, Татьяна Андреевна, вернитесь в свою комнату, — прошептал мужчина, накидывая свой теплый пиджак мне на плечи, и в его голосе, если бы я не была готова растечься лужей слез и горя, я бы заметила грусть. — Здесь холодно. Вы совсем замерзли и дрожите.

— Я хочу, чтобы ты оставил мою сестру в покое, — услышала я слова брата, доносящиеся из окна библиотеки.

Мои руки начали сжиматься в кулаки, но Харитон перехватил мои ладони, защищая их от моих ногтей. Тогда я неконтролируемое вонзила ногти в него. Это должно было быть очень больно, но он не показал никаких признаков боли.

— Нет, я этого не сделаю. Можешь…

Глеб не дал Данилу закончить:

— Я хочу, чтобы ты подумал о том, что ты только что узнал о моей семье, о Тане и обо мне. Я хочу, чтобы ты был уверен в своем желании быть с моей сестрой. Потому что на этот раз, если ты снова обидишь мою сестру, — я тебя уничтожу.

— Мне не нужно это время, — уверенно отрезал Данил.

— Это была не просьба, — заявил Глеб тихим, но жестким тоном.

— Пойдемте, — прошептал Харитон, а у меня и не было сил сопротивляться.

С затуманенным сознанием, неспособным думать ни о чем другом, кроме того, что я только что услышала, я позволила ему отвести меня обратно в дом.

Когда мы вошли в мою спальню, лицо Дианы было белым как полотно.

— Я позабочусь о ней, — неуверенным шепотом пробормотала она, отпуская Харитона.

Диана довела меня до кровати и заставила лечь в нее прямо в одежде.

Укрыв мое дрожащее от холода, которого я не чувствовала, тело одеялом и присев на краешек кровати, Диана положила руку на мое плечо и стала успокаивающе поглаживать его.

Всё это проходило в какой-то прострации.

Я жалела, что не чувствовала ярости.

Было бы лучше не чувствовать ничего, кроме злости на то, чтоДанил предал мои откровения, и на то, что Глеб годами обманывал меня, хотя и то, и другое было сделано ради меня.

Но я ничего не чувствовала. Ничего, кроме душевной боли.

Боль, не похожая ни на какую другую, разрывала меня на части.

А потом пришли они.

Слезы.

Беззвучные, но сотрясающие все мое тело крупной дрожью…

POV Даня

Мне хотелось напиться.

Нажраться в дрова и просто забыться.

Сидя на диване, откинув голову на спинку, я тупо смотрел в потолок расфокусированным взглядом.

У меня в голове не укладывалось всё то, что я услышал несколькими часами ранее. Я всё еще не мог поверить, что всё это произошло взаправду, а я даже не подозревал об этом.

Впрочем, ничего нового…

Я всегда обо всем важном узнавал слишком поздно…

Я слишком поздно узнал, через что прошел Леша.

Слишком поздно узнал, что перенесла Таня.

Слишком поздно понял, что Глеб — не тот, за кого я его принимал.

Что сказать… Это пиздец…

Дверь открылась, но я не поднял головы, чтобы посмотреть, кто вошел.

— Сынок?

Бля-я-я… Только не она. Только не сейчас.

Ее мне сейчас не хватало до полного счастья…

У меня даже просто не было сил сейчас бороться с кем-то еще, а тем более с ней.

Я почувствовал, как она присела рядом со мной и, несколько мгновений промолчав, невесомо коснулась ладонью моего лба.

— Тебе нехорошо?

Повернув голову, я сказал ей:

— Пожалуйста, мама, уйди, — она тотчас убрала руку от моего лица и положила ее себе на колено. Но об уходе, казалось, речи и не шло.

— Что случилось? — спросила она, слегка наклонив голову. — Опять что-то с твоим Орловым?

Я покачал головой и снова уставился в потолок.

— Я попрошу принести тебе что-нибудь поесть и, может быть, чаю, чтобы ты уснул, — она похлопала меня по колену и поднялась со своего места. — Отдыхай.

— Ты так и не расскажешь мне? — прохрипел я.

— Что? — спросила мама после секундной паузы.

Подняв голову, я посмотрел на свою мать.

— Не расскажешь, зачем ты это сделала?

Она прекрасно понимала, о чем я говорил и без всяких уточнений.

Этот разговор велся у нас вот уже долгие восемь лет и всё никак не мог сдвинуться с мертвой точки.

Я наблюдал за тем, как лицо матери из обеспокоенного медленно превращалось в огорченное. Ее брови сошлись на переносице и она уставилась на меня, блуждая взглядом по моему лицу. Я не знал, какое выражение было у меня на лице в этот момент, да и мне было всё равно. Я слишком устал, чтобы притворяться, что всё было хорошо.

И во мне начала теплиться надежда. Узнав, что Глеб не был таким ублюдком, каким я его считал, я начал надеяться, что и моя мать не была такой уж плохой.

Может быть, это наивно.

Может быть, это глупо.

Но я наделся…

Я нуждался в ней.

Сегодня мне была жизненно необходима моя мама. Потому что я просто не знал, что делать дальше.

— Зачем? — невозмутимо спросила она через некоторое время.

Оторвав от нее взгляд, я устало покачал головой.

Она не собиралась мне ничего рассказывать. Возможно, она и никогда не признается.

— Она тебе всё еще небезразлична, — на тяжелом выдохе пробормотала она, присаживаясь обратно на диван. — Ты с ней встречаешься, да?

— Зачем тебе это знать? — пробурчал я в ответ. — Чтобы снова разлучить нас?

Мама лишь прищелкнула языком на мои слова.

— Не обижайся, сынок. Я просто задала тебе вопрос.

— И ты ждешь от меня ответа? — хмыкнул я. — Когда ты не дала мне ни одного ответа на все вопросы, которые я тебе задавал?

— Ты хочешь знать, почему я разлучила вас с Таней? До сих пор, спустя столько лет…

Я повернул голову обратно к матери.

Она смотрела на свои руки, которые были небрежно сцеплены на коленях. В этой ее позе было что-то тревожное, потому что она казалась… уязвимой.

Неужели расскажет?

Она повернулась ко мне, встретилась со мной взглядом и вымолвила:

— Это из-за ее матери.

— Что? — ошеломленно ответил я.

— Это женщина была слишком амбициозной. Жадной, по своей сути. И я бы ни за что не позволила ей использовать моего сына, чтобы добиться своих целей.

Получается… мать Тани была источником всеобщего горя?

Из-за нее жизнь Тани была поганой.

Из-за нее нас с Принцессой разлучили.

— Почему, по-твоему, Таня была постоянным гостем в нашем доме? — спросила мама с каменным выражением лица и неприятная тяжесть осела в моей груди. — В то время Градовы переживали трудные времена, у них не было твердой опоры под ногами. Их компания была нестабильна и они были готовы пойти насамые грязные методы, чтобы получить желаемое, чтобы устроиться в России. За исключением, конечно же, главы семьи — Градова Андрея. Этот человек — святой и считает всех членов своей семьи такими же. Он так и не понял, что зачастую собственная семья притворяется теми, кем не являются на самом деле, используя его и обводя вокруг пальца.

— При чем здесь мы с Таней? — нетерпеливо спросил я, не улавливая сути ее разглагольствования.

— Я заставила тебя разорвать дружбу с ней, чтобы защитить тебя.

— Защитить меня? — воскликнул я от накипевшего гнева.

Не обратив внимания на мое раздраженное выражение лица, мама продолжила:

— Изначально мы с ними были в хороших дружественных отношениях. Мы с твоим отцом были готовы помочь им стабилизировать их компанию в России и при этом, насильно не принуждая тебя к отношениям с их дочерью, которую Жанна всеми силами пыталась буквально отдать нам, как какую-то разменную монету. Мы с Денисом не разделяли идей Градовых женить своих детей по расчету во благо бизнеса. Мы хотели, чтобы ты рано или поздно женился на той, кого выберешь сердцем, — мама тяжело вздохнула на этих слов, словно вспоминая о своем не таком уж и счастливом браке.

— Но…? — подтолкнул я маму.

— Но основатели их компании, а именно родители Жанны, заставили Андрея отказаться от важной сделки с твоим отцом, потому что нашли более выгодное им предложение, — мама едва заметно покачала головой, утонув в своих воспоминаниях. — Денис был в ярости, потому что потерял кучу денег на вложениях в их компанию, а они просто взяли и отвернулись, как будто мы для ничего не сделали. И если бы я не вмешалась, твой отец бы уничтожил их репутацию, если не всю компанию.

Когда она на мгновение замолчала, я напомнил ей тихим голосом:

— Из-за тебя я потерял друга, свою будущую девушку, которую любил уже тогда и любил все эти годы.

Моя мать горько усмехнулась и мое разочарование заставило ее продолжить рассказывать о том, что она скрывала от меня годами.

— Думаешь, Таня бы осталась твоим другом, когда бы твой отец покончил с ее семьей? Я заставила тебя сделать это, чтобы она смогла сохранить свою привилегированную жизнь. Продолжи ты с ней общаться и твой отец точно бы взялся за их семью. Ты ведь знаешь, насколько он вспыльчив. Поступок Градовых он расценил как предательство, плевок. И только представь — какой бы это был удар для тебя? Что твой родной отец уничтожил семью девочки, которую ты любил. Ты бы тогда нас точно возненавидел, — ответила мама и было что-то такое, что заставило меня иначе взглянуть на ситуацию. — Признаюсь честно, Таня мне не нравилась, но я бы никогда не пожелала, чтобы что-то подобное случилось со столь юной и умной девушкой. И я точно не хотела, чтобы ты пострадал от своего отца или ее матери. Вот почему я это сделала.

Черт…

Я разочарованно провел рукой по волосам.

Так вот какой была правда — Глеб и мама на самом деле не портили наши с Таней жизни, а просто защищали нас.

И теперь я чувствовал себя конченным уродом из-за того, что вел себя так по отношению к ним обоим. Вот почему многие предпочитали жить в неведении — это было проще, чем жить с правдой.

— Как она могла тебе не нравиться? — рассеянно пробормотал я. — Она… она была такой правильной девочкой. Тебе ведь как раз такие и нравились.

— Потому что она пнула тебя в вашу первую встречу.

Мой взгляд скользнул к ней.

На ее лице появилось извиняющееся выражение, и, клянусь, я никогда раньше не видел, чтобы на лице моей матери было что-то подобное.

— Никто не смеет прикасаться к моему сыну с такой жестокостью. Именно по этой причине я не сразу прониклась к ней симпатией.

Сузив глаза, я сказал ей:

— Ты ведь помнишь, что отец в детстве наказывал меня со всей жестокостью?

Ее лицо стало в мгновение ока стало мрачным.

— А ты думаешь, что все наши ссоры были из-за его… его похождений? Я никогда не одобряла эти наказания, Данил.

Это был первый раз, когда моя мать вслух признала измены отца.

И я ни разу не вспомнил, чтобы она меня ударила или наказала. Она даже почти не ругала меня тогда.

— Ты всё мне позволяла, — пробормотал я, вспоминая.

— Я старалась дать тебе все, чего ты хотел, — пробормотала мама в ответ. — То, чего у меня не было в детстве. Я не росла в богатстве, сынок. Я тяжело боролась, чтобы стать той, кем являюсь сейчас, и продолжаю бороться по сей день. Но на этом пути я была настолько сосредоточена на работе, чтобы вывести компанию на нынешний уровень, чтозабыла о своем материнском долге, — ее голос стал нежным и виноватым. — А когда я вспомнила об этом и попыталась стать тебе матерью, то поняла, что опоздала и потеряла твою любовь.

Я не знал, что на это ответить, а потому просто уставился на нее.

— Если ты хочешь связать свою жизнь с Таней, то я не стану больше препятствовать. А твой отец, может, и недолюбливает Градовых, но он всегда обожал Таню как дочь, которой у него никогда не было.

— Ее мать причиняет ей боль, — как можно тактичнее для собственной целостности признался я.

Но моя мать совсем не выглядела удивленной при этих словах.

— Ты знала? — спросил я.

— Догадывалась. Почему, по-твоему, она такая покорная? — спросила она.

— Я не понимаю, — разочарованно произнес я. — Как она может любить сына и не любить дочь?

— Потому что он — золотой ребенок. А Таня в ее глазах — паршивая овца.

— Она не паршивая овца.

— У нее самовлюбленная мать, — когда я еще больше удивился, мама продолжила: — Ты же не думаешь, что я не навела о ней справки? Да, у нее нарциссическое расстройство личности. А также хроническая депрессия и, возможно, шизофрения, вызванные жизнью в жесткой и деспотичной семье. Хотя бабушка и дедушка Тани добры к своим внукам, они не были так добры к собственным дочерям. Но именно из-за них же у Жанны развилось подобное отношение к собственным детям — обожание к сыну-наследнику и ненависть к бесполезной, по мнению Градовых, дочери. Будь у нее два сына — она была бы здоровее. Будь у нее две дочери — она бы совсем с ума сошла под гнетом своей семьи.

— Я слышал, что ее тетя сбежала и за это от нее отреклись.

— Так и есть, — мама кивнула. — Алла Градова много лет назад сбежала от этих тиранов, лишившись всего, но обретя свободу, жизнь и… себя саму. Она одна из немногих из этой семьи, у кого всё в порядке с головой, раз она решилась на такой поступок.

Я замолчал, осмысливая всю информацию, что только что узнал и что с трудом помещалась в голове.

— А ее брат?

— Ах, да. Глеб. Он яростно защищает свою сестру, как и подобает примерному старшему брату. Ты не знаешь, но он приходил на следующий день после того дня рождения Тани, ее двенадцатилетия.

Пораженный, я наклонился к матери.

— Правда?

Она кивнула.

— Он был очень зол. Глеб хотел поговорить с тобой, но я его не пустила. И я рассказала ему то, что рассказала только что тебе. О его отце, о его семье и о планах Дениса уничтожить их. Он умный мальчик, сразу всё понял. А я без колебаний рассказала ему, что делать, чтобы защитить свою сестру.

— Я думал, он ее ненавидит.

— Ненавидит? — фыркнула она. — Когда всё, что он делал, было ради нее? Он боролся за власть, старался быть замеченным и принятым в их кругу, даже несмотря на свой юной возраст и учебу, терпел враждебность и высокомерие семьи, шизофрению собственной матери, и всё ради того чтобы однажды стать генеральным директором и возыметь власть над всеми ними, над всеми Градовыми. А все потому, что он не хотел, чтобы его сестра всю жизнь прожила в оковах собственной семьи. И для этого ему пришлось пожертвовать собой.

Я, не веря, покачал головой. Я всю жизнь думал, что Глебу просто всё преподнесли на серебряном блюдечке с голубой каемочкой, а оказалось…

Оказалось он всего добился своим трудом, дело было лишь в мотивации.

И в тот момент я почувствовал себя самым никчемным человеком на свете.

Потому что что я сделал в своей жизни?

Чего я добился? Да нихрена я не добился.

Я почувствовал как ко мне вернулось прежнее восхищение Глебом. Его заслугами, достижениями, им самим. И теперь это вряд ли когда-нибудь пройдет.

— И, если я правильно догадываюсь, — продолжала моя мать, — Глеб полностью игнорирует Таню в присутствии их матери, чтобы не провоцировать ее на ревность.

— Я знаю, — вздохнул я. — Он сказал мне.

— Он всё еще ненавидит тебя?

Я грустно усмехнулся.

— Да, к сожалению. Это из-за того, что я слишком часто причинял Тане боль.

— Но…? — подталкивала меня мама к продолжению.

— Но он считает, что я могу сделать его сестру счастливой. И, — я посмотрел на мать, — он хочет посмотреть, что наша семья сможет предложить ему, как только он получит полный контроль над их семейной компанией. Готов поспорить, он не повторит ошибки отца и больше не нарушит ни одной сделки с нами.

И пусть я сказал Глебу, что уважу его просьбу не видеться с Таней какое-то время, но я не собирался ждать слишком долго, чтобы снова увидеть ее. Градов хотел, чтобы я держался подальше от Тани до самого конца третьего курса, но это было слишком долго. Я так или иначе получу его одобрение, а с Принцессой мы, итак, потеряли слишком много времени, чтобы вот так расточительно разбрасываться им.

— Конечно, он этого не сделает, — рассмеялась мама. — Ведь Денис полностью поддерживает Глеба в качестве генерального директора в будущем и с нетерпением ждет, когда Глеб возглавит “Град-Тайм” и они начнут вместе вести дела. Можешь себе представить — спустя столько лет Громовы и Градовы вновь объединятся!

Я улыбнулся, глядя на смеющееся лицо матери, и сказал:

— Это то, чего я хотел в детстве.

Ее смех утих, как только я произнес эти слова. Мы долго смотрели друг на друга, когда она наконец сказала:

— Мне очень жаль, сынок. Но теперь, когда ты понимаешь, почему я так поступила, я надеюсь, что отношения между нами наладятся.

Я тяжело вздохнул и подумал о Леше, который потерял мать и был готов на всё, чтобы вернуть ее.

Подумал о Тане, которая нуждалась в матери, а вместо нее получила воплощение демона.

Даже подумал о Черепе, который потерял обоих своих родителей, и хотя он вел себя так, будто уже смирился с этой потерей, но я то знал, что боль всё еще терзала его.

А у меня всё еще были родители. И у нас еще был шанс снова стать семьей, в отличие от остальных.

— Никогда не поздно, мама, — сказал я ей. — Просто будь… терпелива со мной. Это нелегко — отпустить 20 лет обиды.

— Я знаю, сынок, — она протянула руку и сжала мою ладонь со слезами на глазах. — Спасибо тебе.

Я сжал ее руку в ответ.

Возможно, этот день был наполнен болью и страданиями, но у меня наконец-то появилось то, что поможет мне заснуть этой ночью.

Знание того, что ко мне вернулась мама.

Знание того, что я наконец-то узнал правду, которую так жаждал узнать, даже если она разбила мне сердце.

Знание того, что у меня еще был шанс всё исправить. Помочь людям, которых я любил.

— Кстати, твой отец хочет познакомить тебя с нашими химиками.

Я усмехнулся и похлопал ее по руке, прежде чем отпустить.

— Хорошая попытка, мама.

Загрузка...