Музыка гремит, но терпимо. А вот грохот из телевизора на стене — совсем другое дело. Оглушительный рев раздается, когда Англия забивает гол, и, хоть не хочу, оторваться не могу.
— Ребят, — говорит Конни. В голосе сестры клокочет раздражение. — Ну почему именно здесь?
— Матч, — отвечает Нейт.
Младший брат на пару дней прилетел из Лондона, а Конни случайно проговорилась, что они договорились поужинать.
Вот я и решил к ним пристроиться.
Она удивилась, когда сам это предложил. Быстро скрыла, но я все равно заметил вспышку. Последние годы я редко появлялся. Не вспомню, когда мы втроем в последний раз вот так собирались.
Вроде бы сейчас мне положено во всем становиться лучше.
— С каких пор ты фанатеешь от футбола? — спрашивает Конни.
— С тех пор, как переехал в Англию.
— Жизнь тебя окончательно испортила, — бросаю я.
— Обогатила, — поправляет он. — Усовершенствовала. Да и работаю-то я с британцами, знаете ли. Каждый день в нашем лондонском офисе. Проявлять интерес к их интересам — хорошая стратегия.
Я качаю головой. Нейт лишь ухмыляется в ответ. Он всегда был беспечным. Все с него скатывается, как вода с гуся. В детстве мы были не разлей вода. Всего два года разницы, из-за чего во всем соревновались. Ссорились, препирались, пока не выросли и не заменили это на совместную работу.
— Скоро придется отозвать тебя обратно, — говорю я, — иначе ты окончательно перейдешь на темную сторону. Твой дом — Нью-Йорк.
— Так точно, сэр, — отзывается он.
Конни щурится.
— Ты же не всерьез думаешь там остаться?
— Кон, — вздыхает он, — ты же знаешь, я не загадываю дальше двух месяцев.
Я фыркаю.
— Ты возглавляешь нашу европейскую стратегию, так что придется.
Оба смеются. Я делаю глоток пива и наблюдаю, как легко им друг с другом. Давно мы не смеялись. Годами разговоры крутились вокруг работы. Логистики. Отца. Праздников и планов экспансии.
— Там у тебя кто-то есть? — спрашивает Конни.
— Ну ты же меня знаешь, — легко отбивается Нейт.
— Значит, «да».
Я прочищаю горло.
— По-моему, это как раз «нет». Так что, Нейт?
Взгляд на секунду цепляется за меня, прежде чем он пожимает плечами.
— Ты заваливаешь меня работой, — и переводит стрелки на Конни: — Где сегодня твой муж-предатель?
Конни закатывает глаза.
— Только потому, что задаешь этот вопрос ты, пропущу мимо ушей. Знаю, ты не всерьез. Он в Бостоне, на конференции.
— Конспектирует для обеих компаний? — подкалывает Нейт.
— Нет, — она поворачивается ко мне, и улыбка становится серьезнее. — Ты же знаешь, дома мы не обсуждаем работу.
— Знаю, — говорю я.
Но не могу сдержать недовольную гримасу. Она что, намекает, что мимо меня этот комментарий не прошел бы?
— Он, знаешь, не так уж плох, — говорит Нейт. — Если присмотреться. Почти даже достоин Конни.
— Почти, — повторяю я. — Не знал, что вы общаетесь.
— Не то чтобы прямо общаемся, — Нейт снова пожимает плечами. — Вообще, я удивился, что ты решил присоединиться.
— Ну да. Не каждый же день брат прилетает из Лондона, — я проворачиваю бутылку пива в руке.
Стекло ледяное от пенистой жидкости, а где-то в другом конце бара снова взрывается крик болельщиков.
Не помню, когда в последний раз был в таком месте. В колледже. В первые годы после возвращения в город, когда был всего лишь младшим маркетологом в «Контрон». В первый год с Викторией.
Где-то на повороте жизни такие вечера отфильтровались, растворились в воспоминаниях о молодости и свободе. Быть здесь — значит не работать и не быть с детьми. Трудно оправдать такую цену.
— Как отец? — спрашивает Нейт.
Оба смотрят на меня, будто я знаю ответ на этот вопрос лучше всех. В каком-то смысле, так и есть. Отец звонит мне несколько раз в неделю с мнением, мыслями и советами о «Контрон». О том, что прочитал в газетах или услышал на гольф-поле. О способах вмешаться и настоять на своем.
Я прочищаю горло.
— В порядке. Кажется, на этой неделе он в Палм-Бич. Сказал ему, что ты в Нью-Йорке на выходных. Хотел присоединиться, но...
— Но не присоединился, — Нейт усмехается. — Наверное, не смог пропустить время гольф-тайма.
— Он заговаривает о новом бизнесе.
— Что? — Конни моргает. — Правда?
— Да. Что-то про кедди для гольфа... Вряд ли из этого выйдет толк, — машу рукой. — Просто хобби, чтобы занять себя.
— Может, так и надо, чтобы перестал тебе мешать, — замечает она.
— Ага. А ты когда с ним в последний раз говорила?
Она наклоняет голову.
— Кажется... недели три назад. Как раз перед свадебным ужином, на который он не удосужился явиться.
— Жаль, что он так поступил.
Конни качает головой.
— Не надо. Он сам себе хозяин, — говорит она. — Рано или поздно поймет, что брак с Томпсоном не делает меня предательницей семейного дела... или не поймет. И с этим придется смириться.
Нейт согласно кивает, будто они уже обсуждали это.
Я хмурюсь.
— Он примет твой выбор.
— Да? — сухо спрашивает она. — Может быть. Но если ждет, что я приползу с извинениями, то не дождется. Я никогда не стану извиняться за любовь к Габриэлю.
Именно на это он и надеется. Я смотрю на свою младшую сестренку. Она всегда казалась такой маленькой. Родилась, когда мне было уже одиннадцать, голос ломался, а тело стремительно тянулось вверх. Она была крошечной в моих руках, когда мама впервые разрешила подержать ее.
Но теперь она не маленькая, не с подобными заявлениями.
— И не должна, — говорю я. — Кстати, ты отлично справляешься в Фонде. Возможно, я не говорил этого.
Она удивленно моргает.
— Спасибо. Мне нравится эта работа.
— Заметно.
За столом повисает молчание немного натянутое, немного неловкое. Я делаю долгий глоток пива и снова смотрю на экран. Она моя младшая сестра... но Изабель еще моложе. Всего на несколько лет, но все же.
Пятнадцать лет.
Новая волна вины накатывает. Я не должен хотеть Изабель. Даже если она взрослая женщина, даже если никогда не знал ее иной. Даже если, когда она в моих руках, это не кажется неправильным.
Вряд ли другие согласятся.
Конни же точно нет. Вина сжимает горло: она направила Изабель, веря, что может доверить мне подругу. Дать ей работу и кров.
Не спорить с ней. Не целовать. И уж точно не спать с ней.
— Так с кем ты потом встречаешься? — спрашивает Конни Нейта.
Он ухмыляется.
— Намекаешь, что я назначил два дела на вечер? Да ни в жизнь.
— Кроме сейчас. Ну так что? Ты же приехал всего на пару дней.
— Ага. Позже увижусь с Дином.
Конни хмурится. Понимаю ее реакцию. Университетский приятель Нейта — не тот, кто мне особенно нравился, по крайней мере, в наших редких встречах. Он напорист в раздражающей манере.
Нейт усмехается.
— Да, знаю. Но он стал лучше.
— Встретил кого-то? — подхватывает Конни. — Может, она помогает ему немного приглушить... экспрессию.
Нейт опускает взгляд в стакан и пожимает плечами с нарочитой небрежностью.
— Харпер. Она тоже придет.
— Бедняжка, — вздыхает сестра, подталкивая Нейта локтем. — Ну ладно, Дин ведь завидная партия и все такое, но мне бы пришлось поставить его на место, будь я на ее месте.
Нейт криво улыбается. Улыбка как будто не доходит до глаз.
— Да уж. Она... классная.
— Кстати, это напомнило мне... Я недавно думала, — Конни отхлебывает коктейль, — каким был отец до смерти мамы? Она его изменила?
Я перевожу на сестру взгляд. Да и Нейт тоже, но она лишь спокойно ждет ответа.
— Ну же, — говорит она. — Вопрос не такой уж странный. Я миллион раз спрашивала о ней, но вдруг поняла, что никогда не спрашивала о нем. Я знала его только вдовцом.
Нейт проводит рукой по волосам.
— Ну, он... все время пропадал на работе. «Контрон» тогда как раз активно расширялся, выходил на канадский рынок...
— Не о компании. Об отце. Каким он был дома, с вами?
Вопрос жжет. Не должен, но жжет, особенно после вчерашнего разговора с Изабель.
Нейт смотрит на меня. А я на него. Мы тоже редко говорим об этом. Да и было это почти тридцать лет назад.
— Мама была той, кто всегда находился рядом, — тихо говорю я. — Она приходила на все матчи, все школьные мероприятия. Отец появлялся изредка.
Нейт кивает, но выглядит задумчивым.
— Зато с ним было веселее. Он определенно не был таким жестким, пока мама была жива. Мы ездили всей семьей... Все было по-другому. Да. Он был другим. Не думаю, что он по-настоящему смирился с ее смертью.
Опять тишина. На этот раз гнетущая, и оба отводим взгляд. Черт возьми, я же не...
Не знаю, кто я.
Я уже не оплакиваю Викторию. Кажется. Кто знает, что это вообще значит? Она оставила дыру в наших жизнях и разнесла вдребезги все мои представления о будущем. Невероятно несправедливо, что не дожила даже до тридцати пяти, не увидела, как Уилла играет на пианино... что навсегда застыла во времени с маленькими детьми и мужем, который вечно на работе... черт.
Я делаю еще один глоток пива. Все это время даже не думал, что брат с сестрой могут считать меня застрявшим в безнадежном горе. Но теперь эта мысль засела в голове. Еще одна вещь для беспокойства.
Гул возбуждения прокатывается по бару, мгновенно затмевая неловкую тишину. На экране ничья 2:2, до конца матча остается несколько минут.
— Ты только посмотри, — Нейт удивленно свистит. — Максвелл перед пенсией выкладывается по полной.
Я наблюдаю, как английский футболист мчится по полю. Его невозможно не заметить, камера не даст. Человек-легенда. Я видел его полуобнаженное тело на билбордах Таймс-сквер чаще, чем хотелось бы.
— Британские СМИ гадают, сможет ли он играть на Чемпионате Мира следующим летом, — говорит Нейт. — С его-то историей травм.
— Да уж, ты определенно задержался в Англии, — язвит Конни.
Нейт лишь качает головой, но Конни тоже смотрит на экран. Я пользуюсь моментом, чтобы проверить телефон. Два сообщения от ассистента, подтверждение от Мака о времени... и сообщение от Изабель.
Мы переписывались и раньше. О детях, о делах. Но это нечто совсем иное.
Изабель: Теперь я знаю, чего хочу. Оставила электронную книгу на твоей тумбочке. В первых пяти книгах выделенные места... если захочешь посмотреть.
Мозг на секунду отключается, и я убираю телефон. Ее электронная книга ждет меня на прикроватной тумбочке. Еще никогда в жизни я не был так заинтересован в чтении. Увидеть, что читает Изабель, поздно ночью, в уюте кровати, где может протянуть руку и...
Черт. Опасная мысль. Неправильная мысль.
Конни извиняется и уходит в туалет, а я усилием воли возвращаюсь к Нейту. Он ухмыляется в свое пиво.
— Похоже, плохие новости? — произносит он. — Или... неожиданные?
— Все нормально, — отвечаю я.
— Ага, — Нейт бросает взгляд вслед сестре. — Так, насчет Изабель. Как работается с лучшей подругой сестры?
Ублюдок.
— Все в порядке.
— Просто «в порядке» или «лучше, чем в порядке»?
— Просто «в порядке», — язвлю я.
Он откидывается на спинку стула, вытягивая ноги под столом.
— Она чертовски красивая, не думаешь? Я не осознавал этого, пока не встретил ее на свадьбе Конни и Габриэля.
Я прищуриваюсь.
— Не заметил.
— Неужели? Ну, тогда уверен, ты не станешь возражать, если я приглашу ее на свидание, — произносит Нейт.
Пальцы сами сжимаются вокруг бутылки. Гнев иррационален, но всплывает вопреки всему. А вместе с ним и эмоция, которую я не испытывал годами.
Ревность.
К Нейту. Обаятельному, остроумному, не имеющему двух детей на руках и компании, требующей управления. Изабель могла бы выбрать вариант и похуже... например, меня. И это не радостная мысль.
Нейт усмехается.
— Ага. Так я и думал.
— Ты живешь в Лондоне, — говорю я. — Это непрактично.
— М-м-м. Справедливо, — кивает он. — Слушай, просто будь с ней честен, ладно?
Я скрещиваю руки на груди.
— Насчет чего?
Но Нейт не отступает.
— Насчет того, что можешь ей предложить. И чего не можешь. Ты вообще был с кем-то после смерти Вики?
Я не отвечаю. Этот разговор — последнее, чего сегодня хотел, просто последнее, что мне, черт подери, нужно, так что я оглядываюсь. Но Конни все еще в туалете.
Нейт пристально смотрит на меня, будто ожидая ответа. Я выдерживаю его взгляд, бросая вызов. Но тот не отступает. Похоже, сегодня брат с сестрой решили бунтовать.
— Да, — наконец признаю я.
Дважды. Оба раза были быстрыми, поспешными встречами в гостиничных номерах. С женщинами, которых я знал поверхностно, которым нужно было ровно то же, что и мне. Но даже так, оба раза я пожалел.
— Хорошо, — говорит он. — Это отлично. Просто обращайся с ней правильно. Она лучшая подруга Конни.
— Я знаю.
Он поднимает руки, сдаваясь.
— И с собой тоже обращайся правильно, ладно?
— Это еще что значит?
— Просто... прошло пять лет. Это нормально, — пожимает он плечами. — Двигаться вперед.
Мне абсолютно нечего на это ответить.
Двигаться вперед? Неужели он думает, что это я делаю с Изабель? Еще один из тех расплывчатых терминов, вроде «все еще скорблю» и «обращайся с ней правильно». Я не знаю, как это делать и даже не уверен, делаю ли сейчас. Пустые утешения, которыми меня потчевали последние годы, всегда казались бессмысленными.
Если быть честным с Изабель, нужно прекратить все, что между нами происходит, пока я не ранил ее и не дал ложных надежд. Вряд ли они есть, во всяком случае не за пределами физического, и это дарит хоть какое-то утешение.
Я провожу ладонью по затылку, чувствуя себя последним подлецом. Потому что хочу ее сильнее, чем кого бы то ни было за последние годы, и настолько, что не знаю, как с этим справиться. Та ночь в ванной, ее бедра, сжимающие мою голову и вкус только разожгли жажду.
Не стоило этого делать.
Я не могу быть виноватым в том, что ее дружба с Конни прекратится, или в том, что она потеряет работу. Вполне возможно, Изабель сама захочет уйти, когда поймет, как мало я могу дать. Даже красивой и доброй, каковой она и является.
Возможно, это и ранит сильнее всего. Знать, что будь я на десять лет моложе, без груза обязательств, было бы легко стать для нее тем самым мужчиной. И я бы с радостью им стал.
Но я не он.
Не мне направлять ее в поисках удовольствия, не мне помогать озвучивать желания и уж точно не мне брать свое. Это право другого. Кого-то лучше, подходящего ей. Мысль об этом ублюдке сводит с ума, но это правда. С этим решением вина медленно сползает по горлу. Оседает. Я все еще подлец. Но тот, кто не станет потакать своим желаниям.
Конни возвращается через несколько минут. Со вздохом плюхается рядом с Нейтом, жалуясь на очередь в женском туалете. Я киваю и, допивая пиво, слушаю их легкую беседу.
Когда поздно ночью возвращаюсь в тихую квартиру, где оба ребенка крепко спят, на прикроватной тумбочке меня поджидает электронная книга Изабель.
И сразу же запихиваю ее в ящик — выключенной и непрочитанной.