5. Изабель

«Контрон» пугает.

Это мир, к которому я не принадлежу. Жестокий, конечно, я к такому привыкла. Высокие ставки, да, я знаю, каково это. Но небоскреб передо мной, с огромными буквами названия компании семьи Конни, значительно отличается от танцевальной студии или сцены, где тебя встречает теплая публика. Это холодная сталь, резкие формы и штаб-квартира бизнес-империи.

Я глубоко вдыхаю и захожу в вестибюль.

Когда Конни позвонила и предложила пройти собеседование у Алека, на языке уже вертелось твердое «нет». Как я могу работать на него? Как могу просто войти в кабинет, почувствовать, как по телу проносится напряженный ток — как и всегда, когда он рядом, — и начать спокойно отвечать на вопросы о своем опыте?

Но правда — штука неприятная и неуютная. Мне нужен доход. Нужно, где жить, чем-то заняться. Прошлая неделя без часов балетной практики едва не свела с ума. Я не вынесу еще одну такую.

Я не стояла на месте уже много лет, и сломаюсь, если сейчас остановлюсь.

Поэтому иду вперед. Прямо к одинокой девушке на ресепшене в безмолвном, стальном вестибюле. Логотип «Контрон» расползается за ее спиной по стене.

Справа электронные турникеты, за ними лифты, скрытые за линией охраны. Я наблюдаю, как мимо проходят мужчины в костюмах с салатами в руках, прикладывают карточки и проходят дальше.

Администратор поднимает на меня взгляд.

— Здравствуйте. Чем-нибудь могу помочь?

— Да, могу я увидеть Алека Коннована?

Губы девушки кривятся в улыбке. Но доброй ее не назовешь.

— Простите, вы к генеральному директору?

— Да.

— И кто назначил встречу?

— Он. Ну, технически, я получила информацию от Конни.

— От Констанции Конновавн? — медленно уточняет она. — У вас есть физическое приглашение на встречу или письмо по электронной почте?

Я переминаюсь с ноги на ногу.

— Нет, она просто позвонила. Я подруга Конни.

Она все еще издевательски улыбается, но все же тянется к телефону.

— Я уточню. Как вас представить директору?

— Изабель Моралес.

— Хорошо. Отлично. Можете пока присесть.

Садиться на безупречно белый диван в холле неловко. Почти так же неловко, как стоять в черных джинсах и плюшевой коричневой куртке среди моря деловых костюмов. Я будто нарочно пытаюсь выглядеть чужой.

О чем вообще думала, согласившись на это?

Об Алеке. Ответ болезненно прост. Он всегда был невозможным для игнорирования. Каким бы ни было притяжение, я до сих пор не могу подобрать необходимые слова для точного описания. Чувствовала его с самой первой минуты, как Алек на меня взглянул. Карие глаза тогда были жесткими — в коридоре квартиры Конни. Волосы растрепанны. Хотя потом узнала, что они никогда таковыми не бывают.

Я пишу Конни сообщение.

Изабель: Привет. Я внизу, в лобби, но не могу пройти через турникеты.

Проходит пять минут, прежде чем она выходит из лифта и проходит через биометрический сканер. На Конни серые брюки и белая шелковая блузка, волосы убраны в пучок, делая девушку воплощением профессионализма.

Конни улыбается, замечая меня.

— Изабель, — говорит она и заключает меня в объятия. — Спасибо, что смогла так быстро прийти.

Все смотрят. Любопытные взгляды окружают нас, будь то возвращающиеся с обеда работники... или откровенно пристально следящая на ресепшене девушка.

Я никогда раньше не видела, чтобы на нее так реагировали. Для меня Конни всегда была просто Конни — подругой с йоги, на ужинах, дома или в ресторанах.

— Пойдем, — говорит она, проводит картой, и мы проходим через турникеты.

Лифт открывается, и она сразу заходит внутрь. Я замечаю, что остальные сотрудники останавливаются, выбирая другой лифт. Она вообще понимает, насколько ее тут уважают?

Судя по легкой улыбке на лице, сомневаюсь. Это заставляет любить ее еще сильнее. Хочется сказать, какая Конни крутая, но оставляю это для другого разговора.

— Алек очень благодарен, что ты пришла. Может, и не признается, но это так, — говорит она.

— Ты сказала, няня уволилась? Сегодня?

— Да, и она такая не первая, — она толкает меня в плечо. — Моя племянница... с характером. Надеюсь, ты не против трудной публики.

Это заставляет меня засмеяться впервые за несколько дней.

— С детства перед такой выступаю.

— Я так и думала, — говорит она. — Ты, может, и гибкая, но не ломаешься.

Может и нет, но за эту неделю не раз казалось, что хожу по лезвию ножа. Мы идем по офису на верхнем этаже с длинными коридорами, где один скучнее другого. Наконец, подходим к мужчине за столом справа от большой деревянной двери с надписью «Генеральный директор», выбитой на позолоченной табличке.

Интерьер немного ошеломляет. В Танцевальной Академии все было старым. Поношенным, как пара старых пуантов. Гранты были редкостью, и каждый цент шел в постановку, а не на внешний антураж. А здесь же деньги ощущаются в каждой линии. В дорогом декоре, в глянцевой краске на стенах.

— Прости, вынуждена тебя оставить, — говорит Конни с виноватой улыбкой. — У меня с минуты на минуту видеозвонок с поставщиком из Японии. Напиши, когда закончишь, ладно? Может, пообедаем вместе.

— Ага, отличная идея.

Она исчезает, и я остаюсь одна прямо перед дверью офиса. Его ассистентка бросает на меня короткий взгляд, нажимает кнопку на клавиатуре, и массивная дверь распахивается, но за ней никого нет.

— Входите, — раздается голос.

Я сглатываю ком в горле и ступаю в офис Алека.

Тот сидит за огромным стеклянным столом. За его спиной простираются панорамные окна, открывающие вид на город. По левую руку — встроенные книжные полки, уставленные книгами, чертежами и редкими рамками с сертификатами.

— Привет, — говорю я.

Выражение его лица нечитаемо.

— Привет. Присаживайся.

Я опускаюсь на стул напротив. Закидываю ногу на ногу и прочищаю горло.

— Слышала, ты ищешь новую няню?

— Да. Конни предложила твою кандидатуру, — отвечает он, и в уголках губ появляется слабый намек на недовольство. — Как твоя травма?

— Уже лучше, — говорю я. — Спасибо, что отвез меня домой.

— Но ты больше не танцуешь.

Я прожила с этим фактом уже целую неделю. Неделю — после многих лет, прожитых внутри мечты. Больно слышать это вслух, в такой прямой формулировке.

— Нет, пока нет. До тех пор, пока полностью не восстановлюсь.

Он кивает и откидывается в кресле. Густые темно-русые волосы аккуратно подстрижены и зачесаны назад.

— Почему ты считаешь, что справишься с ролью няни?

И вот я уже на собеседовании. Глубоко вдыхаю и вхожу в знакомый режим прослушивания. Ведь столько раз проходила через это.

— Я люблю детей. У меня есть младшие брат и сестра — близнецы, и с ними было непросто. С детства я помогала маме, а потом сидела с ними сама. Я дисциплинированная и ответственная благодаря годам тренировок. И быстро учусь в процессе.

Он один раз кивает, складывая руки перед собой на столе. Взгляд задерживается на его жесте — больших, широкие кистях, длинным пальцах с четко видимыми суставами. У него сильные руки.

— Изабель, — говорит Алек, и мое имя, произнесенное им, звучит неожиданно приятно. — С моей дочерью непросто. Она решила, что не нуждается в няне. Но ей восемь, так что это не обсуждается.

Я улыбаюсь.

— Значит, она бунтарка?

— Время от времени. Насколько я понял, с няней она может быть довольно... сурова, — он внимательно изучает выражение моего лица. — Ты с этим справишься?

Прямой вопрос вызывает почти усмешку. То, что я пережила с балетными педагогами, любого непосвященного заставит содрогнуться. Меня шлепали, орали и тыкали, доводили до слез прямо перед всем классом. Прошло несколько лет, прежде чем я научилась стоять перед тренером, кричащим в сантиметре от лица, и не шевелиться ни на миллиметр.

— Справлюсь, — отвечаю я.

— Хорошо. Работа с проживанием.

— Да, Конни говорила, — голос звучит удивительно ровно, хотя сама мысль жить под одной крышей с Алеком заставляет напрячься до самих кончиков пальцев.

— Иногда я уезжаю рано, а вечерами бывает, что возвращаюсь поздно, — поясняет Алек. Он не выглядит счастливым. Хотя, если честно, я никогда не видела Алека улыбающимся. Он всегда серьезен. Сдержан. Под контролем. — Тебе будут помогать. Моя домработница, Катя, приходит с полудня и остается до ужина. Мак, водитель, знает все маршруты, будь то школа, кружки или что-то еще. Ты получишь мой личный номер на случай непредвиденных обстоятельств. Вот все подробности.

Он подвигает стопку бумаг, и я начинаю их перелистывать. Все записано с пугающей точностью. Имена и возраст детей, их любимые блюда, привычки, прозвища, адрес дома Алека, адрес школы...

Это не подработка, как в старших классах, а нечто гораздо серьезнее. И человек, сидящий напротив, точно не потерпит дилетантов.

— Работа по контракту. Ознакомься, и если тебя устраивает сумма, подпиши.

Он передает еще одну пачку документов.

— Когда ты хочешь, чтобы я начала?

— Завтра не рано?

— Нет.

— Отлично, — его челюсть напрягается. — И, Изабель, я знаю, ты подруга Конни...

Зачем он так интимно произносит мое имя? Чересчур, чересчур интимно.

— Я понимаю, но обещаю, это не повлияет на работу. Я умею быть профессионалом.

— Хорошо, — отвечает он. А потом, как будто невзначай: — Я тоже.

Я почти улыбаюсь. Как будто он когда-то не был профессионалом. Алек бросает взгляд на массивные часы на запястье.

— Я вписал эту встречу между другими. Мне нужно идти.

— Конечно, — поднимаюсь, прижимая к груди стопку документов. — Я пришлю подписанный контракт как можно скорее.

Алек протягивает руку через стол. Я встречаю ее своей, обхватывая длинные пальцы. Мы пожимаем руки один, два, три раза. От его прикосновения по руке пробегает тепло.

— Спасибо, — говорит Алек.

Голос вежливый, но взгляд пронизывающий. Я не могу его прочитать. Может, он и сам сомневается, не совершил ли ошибку.

Я выхожу из офиса, ощущая пульсацию от недавнего прикосновения, и задаюсь тем же самым вопросом.

Восхищаться им издалека — это одно.

Но жить под одной крышей — совсем другое.

Загрузка...