Моя идеальная ошибка

35. Изабель

Следующий день был расписан по минутам. Я каждый день видела его в графике, готовилась и даже ждала с нетерпением несколько недель назад. Но сейчас с трудом удается набраться того же энтузиазма.

Он не захотел сказать, считает ли меня своей девушкой.

Трезвая, рациональная часть меня говорит, что это совершенно нормально. Мы это не обсуждали. Не определили отношения, уж тем более не сделали ничего официально. Но это не утешает ту часть меня, что ноет от обиды.

И я так устала от боли.

Вместо этого с головой погружаюсь в подготовку. Завтра День Благодарения, а сегодня день рождения Алека. Ему исполняется сорок один.

— Готово, — Сэм втаскивает стул на кухню и теперь стоит на нем рядом со мной, пока переворачиваю черничные панкейки. Уилла примостилась с другой стороны, аккуратно раскладывая ягоды по тарелке. Рядом валяется полураскрытая коробка со свечами. Мы встали до рассвета, чтобы успеть до школы.

— Красиво, — бормочет она, добавляя еще одну чернику к кругу по краю тарелки.

— Как думаешь, папа захочет кофе к завтраку? — спрашиваю я.

Уилла смотрит на меня, морща носик.

— Апельсиновый сок, наверное.

— Ладно, нальем ему стакан... — я нахожу огромный поднос, и мы вместе раскладываем еду.

Сэм выдергивает цветок из свежей композиции, которую Катя всегда ставит в прихожей, и пытается сунуть его в стакан. В итоге решаем положить на салфетку.

Уилла втыкает несколько свечек в стопку панкейков, я зажигаю их под восторженным взглядом детей. Сэм хлопает в ладоши. Его очки съехали набок, и я поправляю их, прежде чем присесть перед ним с сестрой.

— Итак. Какой план?

— Я открываю дверь, — сразу выпаливает Сэм.

— А мы поем, — произносит Уилла, сияя от предвкушения. — Я начинаю, ты подхватываешь. Да?

Мне так будет их не хватать, когда перестану быть няней.

— Верно. Пошли. И тихо-тихо.

— Это наша суперсила, — шепчет Сэм, картинно приседая и крадучись покидая кухню.

Я балансирую с подносом, пока они ведут меня к закрытой двери спальни Алека. Чуть больше семи, но тот, скорее всего, уже проснулся. Он не из тех, кто любит понежиться в постели.

Не знаю, что вчера сказал детям о нас. Он всегда сам укладывает их, когда дома, и вчерашний ритуал занял больше времени.

От нервов сжимается живот. Ты все еще любишь маму? Этот вопрос вчера пробрал меня до мурашек. Алек держит дистанцию неделями, даже когда отдает мне свои вечера, заботу и улыбки. Кажется, все дело в его прошлом.

Сэм распахивает дверь, а Уилла начинает петь. Брат тут же подхватывает. Я следую за ними, тише подпевая, и вижу, как у кровати загорается свет.

Алек приподнимается. Одеяло сползает с обнаженной груди, обнажая торс. Волосы растрепанны так, как я успела полюбить, так, как бывает только после сна.

Он улыбается.

— Что это?

Я ставлю поднос в ноги, песня заканчивается. Сэм тут же взбирается к нему, а Уилла указывает на панкейки.

— Свечек не хватило.

Взгляд Алека на секунду встречается с моим, прежде чем он кивает.

— Ничего. Давайте я задую...

Дети хлопают, когда он гасит огоньки. Я подаю ему апельсиновый сок и устраиваюсь на краю кровати, следя, чтобы никто не опрокинул поднос.

Алек притягивает Сэма к себе и смотрит на меня.

— Ты помогла, — произносит он.

Я киваю.

— С днем рождения, Алек.

Его улыбка не достигает глаз, и в горле сжимается еще сильнее.

— Спасибо. Какой сюрприз, ребята. Думаю, это будет лучший день рождения.

— А когда мы поедем к дедушке?

— Только вечером, — говорит Алек. — Там будет дядя Нейт, куча еды на День Благодарения. Больше, чем мы сможем съесть.

— Мне нравится дядя Нейт, — объявляет Уилла. — А тетя Конни тоже будет?

Я опускаю взгляд, проглатывая чувство вины, и жду его ответа.

— Вряд ли, солнышко. Наверное, будет с семьей мужа. Они уезжали на выходные. Но она хочет увидеться с вами на следующей неделе. Вчера мне так сказала.

Я поднимаю на него взгляд.

— Правда?

Алек кивает, но полуулыбка кривится. Понятно. Конни хочет видеть детей, но не его и, возможно, не меня. Мы толком не общались с той вечеринки. Я писала ей и та отвечала, но не с той легкостью, как раньше. Хочется верить, что все наладится, но сейчас... я не уверена.

Не уверена вообще ни в чем, и это тоже начинает утомлять. Вечное состояние подвешенности. С тех пор как ушла из балета, моя жизнь превратилась в сплошную неопределенность.

Но сегодня хороший день.

День рождения Алека, праздничный ужин и счастливые дети.

— Изабель, — Уилла жует панкейк без сиропа, держа его, как печенье. — Если выйдешь за папу... — она подчеркивает «если», — у вас будет ребенок? Я хочу сестру.

Алек откидывает голову на изголовье с тихим стоном.

— Уилла, мы не знаем, что произойдет в будущем.

— Знаю, — радостно говорит она. — Поэтому сказала «если». А ты как думаешь?

— Ну, детей я когда-нибудь хочу, так что... может быть?

Она довольно кивает.

— Ладно. Может быть. Только пусть это будет сестра, а то брат у меня уже есть.

Алек проводит рукой по лицу, и я стараюсь не замечать его напряжение. Точно такое же, как вчера вечером.

— Хорошо, учту, — говорю я. — Но это дети решают, кем им быть, а не родители. Мы тут бессильны.

— Знаю, — повторяет Уилла и отталкивает Сэма, тянущегося к ее панкейку. — А когда у тебя день рождения? Тоже панкейки в постель принести?

— В декабре, — бросаю взгляд на Алека.

Он гладит Сэма по голове, но взгляд где-то далеко.

— О, в Рождество, — произносит Уилла.

— В начале декабря, но да, близко.

— Тебе будет двадцать шесть? — спрашивает Алек.

Я киваю.

— Ага.

— Двадцать шесть, — повторяет Уилла. — Сорок один. А мне восемь, — она делает паузу. — Значит, тебе было тридцать три, когда я родилась, папа?

— Тридцать два, — говорит он.

Она медленно повторяет цифры, загибая пальцы, потом опускает руку:

— Вы оба старые.

Я заставляет меня засмеяться...

— Да уж, нам с тобой не тягаться! Ладно, давайте нормально позавтракаем? На кухне еще целая гора панкейков.

Сэм спрыгивает с кровати. Уилла хватает Алека за руку и тащит за собой. На нем пижамные штаны, что необычно, а из-под подушки выглядывает ноутбук.

Вот оно что. Он не спал, просто притворился ради детей. Из-за таких мелочей я влюбляюсь в него еще сильнее.

Алек слегка касается моей руки, проходя мимо.

— Спасибо, что помогла им, — шепчет он.

— С днем рождения, — шепчу я в ответ.

На сегодня у меня другие планы. После ужина, когда дети уснут, я приготовила кое-что особенное. Кое-что, отличающееся от панкейков и свечек, только сюрприз и кровать.

Квартира, в которую мы попадаем через несколько часов, совсем не похожа на дом Алека. Та же классическая лепнина, довоенные детали, но на этом сходство заканчивается. Здесь нет ощущения жизни. Все как в музее: серванты вдоль стены, персидские ковры аккуратно разложены по линеечке.

Конни говорила, что ее отец редко бывает в этой квартире, где когда-то жила вся семья. После ее отъезда в колледж и его выхода на пенсию это место стало лишь праздничной декорацией.

Сэм идет рядом. Он одет в накрахмаленную рубашку и синие чиносы. Что почти как школьная форма.

Я знаю свою роль. Нужно помогать с детьми, но видя, как Алек сжимает челюсти, понимаю, что ему помощь нужна не меньше.

Его брат прилетел из Лондона. Нейт первый встречает нас, подхватывает Сэма на руки и треплет Уиллу по волосам. Та отталкивает его.

— Раньше тебе нравилось.

— Никогда не нравилось, — шипит она.

Он смеется.

— Ну, ты была помладше тогда.

Они с Алеком обмениваются типично мужским похлопывающим объятием.

— Конни не придет? — спрашивает Алек.

Нейт качает головой. На губах играет кривая ухмылка, в взгляд на мгновение скользит по мне.

— Нет. Говорит, отец не приглашал.

Алек тихо стонет.

— Его упрямство меня добьет.

— Она держится молодцом. Приятно видеть, — произносит Нейт. А после крепко меня обнимает. — И ты привел очаровательную Изабель. Всегда рад тебя видеть.

— Взаимно, — говорю я.

Он во многом похож на Алека — костюмы, уверенность, выдержка Коннованов — но это его улыбчивая, обаятельная версия.

Алек идет впереди с детьми туда, где слышны голоса. Мы с Нейтом следуем за ними, проходя мимо огромных дедушкиных часов, мерно отсчитывающих секунды.

— Знаю, наша семья может быть... непростой, — говорит Нейт. — Констанция, Алек, наш отец... Возможно, даже я.

Это заставляет меня улыбнуться.

— Возможно?

— Готов допустить, что у меня есть пара недостатков, да. Только остальным не передавай.

— Унесу эту тайну в могилу.

Он кивает. Проводит рукой по подбородку и смотрит вперед, где Алек уже разговаривает с отцом. Тревога, которая живет во мне уже несколько дней, как молчаливый и незваный спутник, достигает нового уровня.

Я никогда не видела этого человека, но наслышана о нем предостаточно.

— Алек предан до мозга костей, — говорит Нейт, — и ничего не делает просто так. Но раскрывается он нелегко. Всегда был таким...

Я киваю.

— Да, я уже это поняла.

Нейт усмехается.

— Думаю, он того стоит, если выдержать его характер. Не то чтобы встречался с ним, конечно. Мы связаны по другой причине.

Это вызывает у меня смешок. Значит, Нейт думает, что мы встречаемся? Видимо, Алек ему сказал. Смех вырывается громче, чем я ожидала. Наверняка из-за нервов и напряженной атмосферы, потому что мужчины в комнате оборачиваются.

Дэвид выглядит как старшая версия сыновей, отделенная от них десятилетиями и парой сантиметров. Седые волосы, стальной взгляд. Он мельком смотрит на меня, прежде чем снова обратиться к Алеку.

Верно. Для него я всего лишь няня внуков... а не девушка его сына. Потому что я ею и не являюсь. Ни девушкой Алека, ни партнершей, ни кем-то, кто мог бы означать будущее. Пока что.

Стол в гостиной украшен изысканными декорациями. Кажется, он рассчитан на пятнадцать человек, а не на шестерых. Все здесь разительно отличается от завтрашнего ужина на День Благодарения у родителей.

Звуки, обстановка, бесконечные вопросы, эмоции, споры, которые неизбежно вспыхнут.

Мы рассаживаемся за столом. Я оказываюсь между Сэмом и Уиллой, готовая помочь, если понадобится. Алек садится по другую сторону от Сэма, Нейт напротив. А значит, Дэвид на противоположном конце стола... прямо в моем поле зрения.

Но дети ведут себя безупречно. Будто знают, что в доме деда действуют другие правила. Мужчины обсуждают бизнес, пока мы режем индейку, сладкий картофель и поливаем все соусом. Прислуга регулярно наполняет бокалы, а тарелки на столе ломятся от еды.

Только ближе к середине ужина их отец задает вопрос.

— Почему вашей сестры здесь нет?

Нейт и Алек переглядываются.

— Кажется, ты ее не приглашал, отец, — говорит Нейт.

— У нее постоянное приглашение. Она это знает, — отвечает Дэвид.

Я прикусываю язык, чтобы не встрять.

— Теперь у нее есть муж, — говорит Алек. — Возможно, она предпочла провести праздник с его семьей... особенно после того, как ты отказался прийти на их свадебную вечеринку.

Дэвид откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди. Переводит взгляд с Нейта на Алека, густые брови хмуро сведены.

— Неразумно, — говорит он. — Она никогда так себя не вела, пока не встретила этого Томпсона.

— Габриэля, — поправляет Алек. Его голос неожиданно резок. — Его зовут Габриэль. Нам необязательно любить «Томпсон Интерпрайзес», чтобы уважать человека, которого выбрала Конни.

Дэвид долго смотрит на Алека. Он игнорирует замечание, но видно, что резкость сына его задела.

— Ты сказал ей прийти?

— Я сказал, что она здесь желанна, — отвечает Алек.

Разница очевидна.

Их отец качает головой и берет бокал вина.

— Она неделями не звонила. Не понимаю, когда перестала ставить свою семью на первое место.

Во мне поднимается раздражение. Конни всегда ставит семью и «Контрон» на первое место. Возможно, даже слишком.

— Может, она ждет от вас извинений, — говорю я.

За столом воцаряется такая тишина, что слышно, как пролетает муха. Только Сэм продолжает есть, зачерпывая картошку вилкой.

— И кто, — произносит Дэвид, — тебя спрашивал?

Нейт качает головой.

— Она лучшая подруга Конни. И не ошибается.

Алек замер. Он смотрит на отца, и по профилю видно, как напряглась его челюсть.

Но я тоже раздражена и не могу сдержаться.

— Да, я подруга Конни, и уже много лет. Она вышла за человека, который вам не нравится. Это нормально. Дети не должны жить ради родителей, но, судя по всему, вы заставили всех своих детей делать именно это.

Слова вырываются сами. Фрустрация, вызванная собственными сомнениями насчет Алека, насчет меня и Конни, и просто нужно было кому-то противостоять.

Но в оглушающей тишине, что воцарилась после... возможно, не стоило выбирать отца Алека. И все же, я не чувствую ни капли сожаления.

Лицо Дэвида искажается от гнева. Но Алек поднимает руку в его сторону, прежде чем тот успевает что-то сказать.

— Нет, — звучит его приказ. — Ни единого резкого слова в ее адрес. И вообще ничего, что неуместно за столом. Мы продолжим этот разговор позже. Только ты и я.

Дэвид смотрит на Нейта, будто ожидая поддержки. Но младший брат лишь пожимает плечами. Сам нарвался.

— Ладно, — сквозь зубы цедит Дэвид. Его голос сочится недовольством. — Продолжим ужин. Где официант с клюквенным соусом?

Тишина оседает над столом. Я машинально глажу Сэма по спине и натыкаюсь на руку Алека. Его ладонь уже лежит там. Пальцы смыкаются над моими, сжимают скрыто, за спиной ребенка.

— Это прозвучало зло, — замечает Сэм. Он жует индейку и озирается по сторонам с любопытством в глазах. — Изабель девушка папы, и она хорошая. Мы играем в супергероев.

Так и хочется схватиться за голову.

Нейт фыркает в бокал вина.

А Алек прямо смотрит на отца.

— Позже, — повторяет он.

В голосе нет места переговорам. Он среди семьи, но еще и генеральный директор «Контрон», тот самый человек, каким его растил отец.

Ужин заканчивается быстрее, чем ожидалось.

Дети устают, и Нейт предлагает перейти в гостиную. Я оказываюсь на полу между ними, собирая старый пазл с изображением корабля XVII века. Сложновато, но детям пока весело.

Нейт присоединяется к нам.

— Не обращай на него внимания, — говорит он. — Я этим занимаюсь годами.

Я глажу Уиллу по голове.

— Трудно, когда он оскорбляет тех, кто мне... небезразличен.

Нейт кивает.

— Понимаю. Эй, ты не обязана здесь работать. Я могу показать детям жуткую коллекцию кукол нашей мамы. Отдохни немного.

Я улыбаюсь.

— Спасибо. Я просто схожу в уборную.

Дети убегают с Нейтом, и я остаюсь одна в гостиной с темными деревянными панелями, тишиной и своими мыслями. Отодвигаю пазл в сторону и встаю. Не помешал бы стакан воды, может пройдет начинающаяся головная боль.

И тут я слышу голоса из-за закрытой двери. Должно быть, она ведет в кабинет... потому что отчетливо различаю голос Дэвида.

— Значит, ты спишь с няней, — говорит он. — Поздравляю, очень клишированно. Ну и ладно. Только не теряй голову, как сегодня за столом.

Я прижимаюсь ухом к двери.

— Ты не будешь грубить ей, — сквозь зубы цедит Алек. Его низкий голос дрожит от ярости, прорывая привычный самоконтроль. — И не станешь поливать грязью Конни перед ее племянниками.

— Господи, послушай себя, — фыркает Дэвид. — Это все еще мой дом, а вы все мои дети.

Пауза.

— Мы взрослые. Можешь попробовать относиться к нам соответственно.

— Я всегда относился к тебе как к взрослому.

— Да, — сухо отвечает Алек. — Именно так. А теперь распространи эту привилегию на Нейта и Конни.

— Ты будешь учить меня отцовству? Твои дети еще малы, — говорит Дэвид. — Конни связалась с Томпсоном, а ты с охотницей за деньгами. Словно вы оба лишились разума.

Я резко вдыхаю.

— Что ты сейчас сказал? — голос Алека становится ядовитым.

— Послушай, сколько ей, двадцать? Включи голову, сын. Она работает няней, а ты ее работодатель. Окружена всем, что могут купить твои деньги, и знает, что жены больше нет. Ты легкая цель. Думаешь, я не встречал таких после смерти матери? Знаю, как это бывает. Но думай головой, а не членом, — продолжает отец. — Она симпатичная, но не жена. Не такая, как твоя мать. И не такая, как Виктория.

Я отстраняюсь от двери. Сердце колотится, мысли путаются, и не уверена, что готова услышать хоть одно следующее слово. Не вынесу, если услышу, как Алек соглашается... И не останусь там, где не нужна.

Слишком долго боролась за то, чтобы меня выбрали.