Моя идеальная ошибка

39. Изабель

Этот день наполнен волнением. Мы с Дианой нашли просторную студию с годовым лизингом. Панорамные окна на солнечной стороне, старые деревянные полы и та самая правильная концентрация пылинок в воздухе. Не слишком большая, придется самим красить стены и устанавливать станки. Ставить шкафчики для вещей учеников. Возможно, обустраивать небольшую кухонную зону для персонала... И, в идеале... обновлять систему кондиционирования... и акустику...

Предстоит много работы.

Но я привыкла к труду, только теперь он будет не ради выступления. А ради преподавания, вдохновения, ради самой радости творчества, как никогда раньше.

Я бросаю сумку в угол. Раньше здесь был тренажерный зал, и вдоль правой стены тянется ряд окон. Пол потерт от машин и тяжелых весов, в воздухе еще витает слабый запах резины и моющих средств. Зал создавался для жильцов здания, пока растущие расходы не заставили их пересмотреть решение. Поэтому помещение и сдается, а мы так быстро его нашли лишь потому, что брат Дианы живет в этом доме.

Я переступаю через порог. Сколько времени не была в студии. Пришла в спортивной форме под курткой на случай, если выпадет момент побыть одной. И удача, Диана ушла, а ключи у меня.

Управляющий зданием разрешил подержать их у себя целую неделю перед принятием решения о лизинге. Видимо, идея балетной студии в престижном старом доме пришлась по вкусу правлению кооператива, и они сочли это элегантным решением.

Я сбрасываю куртку на сумку. Смотрю на свое отражение в зеркале: знакомые очертания, которые я изучала, доводила до совершенства двадцать лет жизни. Инструмент для шлифовки. Инструмент для использования.

Бедро почти зажило. Я скрупулезно выполняла все предписания физиотерапевта, но до идеала далеко. Возможно, оно никогда не восстановится до уровня профессионального балета высшего эшелона. А если и восстановится... на это уйдет год. Два. Мне будет почти двадцать восемь.

Я всегда знала, что карьера недолговечна.

Снимаю свитер, остаюсь в тонком топике и лосинах. Растягиваюсь, наслаждаясь простором и огромными зеркалами. Здесь куда больше места, чем в спортзале квартиры Алека.

Хватит ли смелости подписать контракт с Дианой?

Тело само включается в движения. Впечатанные в мышцы, вбитые в кости, мне не нужно думать, что делать дальше. Череда растяжек, первая, вторая, третья позиции, отрабатывают постановку стоп, и я чувствуя привычные щелчки в суставах после нескольких дней без движения. Гибкость не дается никому просто так. Это навык, как и все в жизни.

После разговора с Конни я приняла решение. То, что должна сказать Алеку... как только наберусь смелости.

Я понимаю, что ему нужно время. Но мне нужна ясность, а он ее не дает. Не с разговорами о том, чтобы не причинить мне боль. Если Алек действительно считает, что у нас нет будущего, если это не стоит попытки...

Это ранит.

Больнее, чем жжение в бедрах, когда скольжу по полу, отрабатывая движения, которые знаю лучше собственных пальцев. Но я знакома с болью. Переживала ее раньше, переживу и теперь.

Я думала, наконец наступило время не просто выживать и побеждать. Время, когда можно сосредоточиться на развитии, на углублении запущенных отношений, на том, чтобы снова научиться радоваться... на поисках любви.

Делаю пируэт в пустом пространстве. Пол определенно нужно отшлифовать, неровности чувствуются даже через пуанты. Но во всем этом столько потенциала, что он буквально сочится из половиц и потертых стен.

Потенциал для новых друзей, новой работы, новой жизни. Возрождения. Я могла бы создать здесь что-то прекрасное. Преподавать. А может, даже учиться заочно, найти что-то по душе...

Здесь есть потенциал.

А я не видела его долгие месяцы.

Я делаю пируэт, затем еще один, но переключаюсь на прыжки, прежде чем бедро снова даст о себе знать. Какое же это блаженство. Снова двигаться так свободно, заполнять танцем все пространство студии.

Может, нам с Алеком не суждено быть вместе.

Может, это еще одна вещь, которую предстоит принять.

От этой мысли сердце сжимается. Но возможно... возможно, теперь я достаточно сильна, чтобы пережить и эту боль. Я пережила потерю мечты, карьеры.

Переживу и эту.

— Мог бы вечно на тебя смотреть, — раздается голос.

Я резко оборачиваюсь к полуоткрытой двери. Студия находится на втором этаже довоенного здания; здесь есть консьерж, но никто не должен был меня беспокоить.

Но это он.

Алек прислонился к дверному косяку. На нем костюм, левая рука в кармане, а взгляд прикован ко мне.

— Привет, — говорит он. — Не хотел напугать.

Я вытираю ладонью лоб.

— Все в порядке. Как ты нашел меня?

— Катя, — он делает несколько шагов вглубь помещения, осматриваясь. В волосах блестят капли дождя, и я бросаю взгляд в окно. Даже не заметила, что начался ливень. — Это то помещение, которое ты рассматриваешь для студии? — спрашивает он.

— Да, но ничего еще не подписано.

Он кивает и поворачивается ко мне. В правой руке лежит тонкая картонная коробка, которую я даже не заметила. На несколько мгновений воцаряется тишина.

Сердце бешено колотится от напряжения.

Губы Алека искривляются в полуулыбке.

— У нас не было возможности нормально поговорить. С тех пор, как в среду...

— Да. Было много дел.

— Надеюсь, ты хорошо провела День Благодарения с семьей. Елена была там?

— Да, и все остальные родственники. Они были в ужасе от истории с ограблением, — говорю я. — Но родители были очень благодарны, когда Елена рассказала о тебе.

Лицо Алека снова становится серьезным.

— Завтра я позвоню в полицию. Хочу узнать, как продвигается расследование.

— Спасибо, — я переминаюсь с ноги на ногу и снова смотрю на коробку. — Все в порядке? Ничего не случилось с детьми или...

— Нет. Я пришел к тебе, — он сокращает расстояние между нами, и между его бровями появляется складка. Та самая, знакомя. Руки сами тянутся разгладить ее. — Я слышал, тебе предложили работу.

Я скрещиваю руки на груди.

— Конни рассказала про Сиэтл?

— Да, — говорит он. В глазах мелькает та самая серьезность, та самая интенсивность, которая всегда была. Теперь она заставляет меня нервничать. — Если сама этого хочешь, я не стану тебя останавливать. Но не могу позволить принять решение, не сказав, что чувствую.

Дыхание перехватывает.

— Да?

— Я понял, что смотрел на нас неправильно.

— Правда? — шепчу я.

— Да. Совершенно неправильно. Я так зациклился на потенциальных проблемах, на том, как можем не сработаться, что забыл сказать самое главное. Единственное, что действительно важно, — он протягивает мне коробку, и я наконец понимаю, что это. Электронная книга. Последней модели. — Открой. Включи.

Дрожащими руками я достаю устройство.

— Что это?

— Я отметил свою сцену, — тихо говорит он. — Свою фантазию. Там есть выделенный фрагмент.

Я нажимаю кнопку, и экран оживает. В библиотеке всего одна книга. Без обложки, и когда я открываю ее, появляется страница с текстом. Взгляд сразу находит выделенный фрагмент посередине. Всего три слова.

Я люблю тебя.

— Что? — шепчу я.

Глаза Алека теплее, чем когда-либо видела, но так же серьезны.

— Я люблю тебя, — говорит он. — Вот что забыл упомянуть той ночью. Что должен был говорить каждую ночь все эти недели, потому что знал это так же давно.

— Ты любишь меня, — шепчу я.

Его губы растягиваются в улыбке, и в уголках глаз собираются морщинки.

— Да, милая. Поэтому и изводил себя всеми этими мыслями. Твоей семьей. Разницей в возрасте. Детьми... Ничто не имело бы значения, если бы я не чувствовал этого. И пугает, настолько сильно. Это вне контроля, я не могу поставить на паузу свои чувства, и даже если бы мог... не стал бы.

Алек поднимает мое лицо, положив руку под подбородок, и наши взгляды встречаются.

— Ты самая прекрасная, неожиданная, добрая девушка, которую я когда-либо встречал, и так рад, что ты впорхнула в мою жизнь. Если собираешься разрушить меня, Иза, я позволю. Ни за кого другого не хотел бы страдать.

Я приоткрываю рот от удивления.

— Я не собираюсь причинять тебе боль.

Его большой палец нежно скользит по моей щеке, а улыбка становится печальной.

— Рад это слышать, милая. Но ты могла бы. Возможно, в этом и заключается настоящая, глубокая любовь. Способность дарить человеку абсолютное счастье... и абсолютное страдание. Именно это я бы почувствовал, потеряв тебя.

— Алек, — шепчу я. — Ты не потеряешь меня.

Его улыбка не исчезает, а в глазах появляется новое тепло.

— Возможно. Но куда хуже было бы потерять тебя, так и не сказав, что люблю. Потерять все это... Ты вернула волшебство в мою жизнь. Я много думал об этом на выходных. О том, что привело нас сюда. Столько препятствий стояло на пути к союзу. Столько ошибок, неожиданных поворотов. Каковы были шансы, что ты поселишься по соседству с Конни и случайно встретишь ее... Что Виктория погибнет, а твоя травма бедра разрушит мечту. Если бы предыдущая няня детей не уволилась именно тогда...

Его палец медленно выводит круги вдоль моей линии подбородка, а голос становится хриплым.

— Мы с тобой никогда бы не встретились, если бы не все эти события, — говорит он. — Возможно, это случайность, космическая ошибка. Не запланированная и неожиданная. Но это лучшее, что случалось со мной.

Я сглатываю ком в горле. Слезы вот-вот прольются.

— Значит ли это, что ты готов попробовать?

Его улыбка расширяется в самом прекрасном выражении, которое я видела все чаще в последнее время.

— Попробовать? Я хочу всего. Хочу видеть тебя рядом каждый день. Баловать. Выходить с тобой в свет. И чувствовать в своей постели каждую ночь. Мои желания по отношению к тебе бесконечны. И не помню, чтобы когда-либо хотел чего-то так сильно, но теперь это все, что я чувствую.

Он прикасается к моей щеке, теплое дыхание касается губ.

— Я хочу сделать тебя такой же счастливой, как ты сделала меня.

— Ты уже сделал, — говорю я дрожащим голосом, хватаясь за лацканы его пиджака. — Я тоже хочу всего этого, и только с тобой. Но не хочу, чтобы ты снова передумал. Зациклился на том, что скажут люди, разнице в возрасте или всем том, о чем говорил на днях.

В ответ он целует меня, сначала легко, затем твердо, уверенно.

— Означает ли это, что я перестану злиться на тех, кто будет косо смотреть на тебя за связь со мной? Или что перестану бояться, что однажды ты возненавидишь нашу разницу в возрасте и уйдешь? Нет, конечно нет.

Я обвиваю руками его шею.

— Тогда остается только остаться с тобой навсегда, чтобы доказать, что ты ошибаешься.

Его пальцы скользят вдоль моего тела и останавливаются на пояснице.

— Хорошо, — бормочет он. — Я никогда раньше не чувствовал ничего подобного. Словно ты проникла внутрь меня, под кожу, растворилась в крови. Ты стала необходимостью.

Тепло разливается по моему телу, как растопленный мед, заполняя пустоты, о которых не подозревала.

За окном дождь усиливается, тяжелые капли бьют о стекло.

Губы Алека вновь касаются моих.

— Я хочу дать тебе все.

— Мне не нужно все. Только ты.

Он улыбается.

— Я твой. Но все остальное ты тоже получишь.

Я прижимаюсь к нему, наши тела соприкасаются в каждой точке, и шепчу слова, едва касаясь губ.

— Я тоже тебя люблю.

Алек целует меня так глубоко, что перехватывает дыхание, затем слегка отстраняется.

— Повтори.

— Я люблю тебя, — выдыхаю я.

Его объятия крепки, но мы все равно опускаемся на неровные деревянные доски. Алек встает на колени, притягивая меня к себе.

— Милая, — бормочет он, проводя рукой по моей спине и целуя с яростью, лишенной обычной изысканной медлительности. Его губы скользят по щеке, шее, щетина на подбородке заставляет меня дрожать. — Люблю тебя, — шепчет он в мою кожу. — Я забыл, каково говорить кому-то эти слова и чувствовать их каждой клеточкой тела.

Я запускаю пальцы в его волосы. От нахлынувших эмоций перехватывает дыхание. Глаза застилает влажная пелена.

— Я тоже люблю тебя. Так давно...

Его губы скользят по краю топика, касаются кожи на груди.

— Ты нужна мне. Навсегда, — хрипит он, крепко обхватив мою талию. — Я хочу... всего этого. Не знал, что тоже по этому скучал. По желанию. Оно заставляет меня чувствовать себя живым. Ты делаешь меня живым.

Я приподнимаю его лицо, и мы снова целуемся. Всепоглощающе. Каждая клеточка тела будто охвачена пламенем. Я чувствую слишком много, и все это сосредоточено здесь, в тесном пространстве между нашими телами. Ничего больше не существует.

Алек ложится на пол, укладывая меня сверху. Его руки скользят по спине вверх-вниз, а губы не перестают целовать.

Надеюсь, он никогда не остановится.

— Люблю тебя, — снова шепчу я. Его карие глаза потемнели, в них пляшут искры, но теплее, чем когда-либо. — Я никогда раньше не говорила этого мужчине.

Он касается моей щеки тыльной стороной ладони.

— Для меня это честь.

Я чувствую себя невесомой, будто вот-вот улечу, и в то же время прочно прикованной к этому человеку. Пальцы скользят по морщинкам у глаз, высоким скулам, густым волосам с легкой проседью. Касаюсь его губ, все еще не веря, что он здесь. Лежит в костюме на старом полу и смотрит снизу вверх, будто я — весь его мир.

Может, мы улетим вместе.

Я сильнее прижимаюсь к нему, целую шею. Алек вздрагивает, и тогда я чувствую что-то твердое, упирающееся в живот. Его руки опускаются ниже, скользя по тонкой ткани лосин.

Упираюсь ладонью в его грудь, слегка приподнимаясь.

— Ты возбудился?

Алек поднимает бровь, но улыбается.

— Я не настолько стар.

— Знаю, — смеюсь я. — Не думала, что признание в любви так на тебя подействует.

— М-м, ну вот так вышло, — он сжимает меня крепче. — Я всегда хочу быть внутри тебя, милая. Мое любимое место.

Щеки пылают. Бросаю взгляд на полуоткрытую дверь. Диана не появится до вечера.

— Что ж, — целую его. — Как хорошо, что студия в нашем полном распоряжении...