Даниил медленно перевёл на неё взгляд. Это был тот самый взгляд, от которого у меня всегда перехватывало дыхание — холодный, пронизывающий, полный угрозы. Но Лика только усмехнулась, ничуть не смутившись.
— Анжелика, — холодно уронил он, — я позволил тебе находится здесь, поскольку Анне нужна поддержка, но это не означает, что я позволю тебе открывать рот.
Юристы Даниила напряглись, будто готовились к худшему, но Лика, казалось, только раззадорилась от его тона. Она медленно сложила руки на груди, слегка наклонила голову и заговорила, тягуче и уверенно, с лёгкой насмешкой.
— Ой, Даня, какие мы строгие. Знаешь, мне казалось, что ты здесь для того, чтобы уладить вопрос цивилизованно, а не чтобы затыкать рот людям, которые говорят правду.
Его челюсть едва заметно дёрнулась. Это было почти незаметно, но я знала этот знак. Он злился. Очень злился. Однако Даниил, как всегда, быстро взял себя в руки.
— Анжелика, — произнёс он ещё раз, его голос стал тише, но от этого только опаснее. — Этот разговор между мной и Анной. Тебя здесь терпят исключительно из уважения к её эмоциональному состоянию. Так что, пожалуйста, воздержись от комментариев.
Лика повернула голову ко мне, её лицо по-прежнему выражало абсолютное спокойствие.
— Ты это слышала, Ань? Меня здесь «терпят». Ну, а тебя, видимо, просто «сносят». Знаешь, Даня, я понимаю, почему ты не хочешь слышать мой голос. Правда ведь всегда больно ранит.
Я почувствовала, как напряжение в комнате стало почти невыносимым. Хотелось одновременно остановить её и благодарить за смелость. Но прежде чем кто-то из нас успел вмешаться, Даниил сделал резкий жест рукой и нажал кнопку вызова на коммуникаторе.
— Даниил Сергеевич, — ответили на том конце.
— Миша, у нас в конференц-зале посторонний человек. Проводи ее, пожалуйста в приемную, пусть ждет там.
На мгновение воцарилась гробовая тишина. Лика замерла, её глаза вспыхнули возмущением, но я знала, что её это не остановит.
— Посторонний? — произнесла она с ядовитой усмешкой. — Да я для Анны ближе, чем кто-либо из присутствующих здесь! А вот ты, Даня, всё больше превращаешься в незнакомца. Это просто потрясающе — как быстро ты отрезаешь от себя всех, кто когда-то был тебе дорог.
Даниил ничего не ответил. Он смотрел на неё с холодной сосредоточенностью, его лицо было словно высечено из камня. Через несколько секунд дверь открылась, и в проёме появился Михаил — высокий мужчина в безупречном костюме, который исполнял роль его помощника.
— Анжелика, — произнёс Даниил, игнорируя её слова, — я уже сказал. В приёмную. Немедленно. Пока я не велел выставить тебя на улицу.
— Ах ты, сукин кот! — выдохнула Лика, оборачиваясь ко мне и глядя злыми глазами. — А ты так и будешь сидеть как клуша?
— Даня… — начала я, но мой голос сорвался. Я сглотнула и заговорила громче, срываясь на твёрдость. — Даниил, хватит!
Он медленно повернул ко мне голову, его взгляд был холодным, почти удивлённым, как будто он не ожидал, что я осмелюсь вмешаться.
— Это и моя компания, так же, как и твоя! — продолжила я, чувствуя, как дрожь в голосе сменяется гневом. — Анжелика останется. Она здесь, потому что я её позвала, и это моё право. Если ты не можешь справиться с этим, то, возможно, это твоя проблема?
Его глаза сузились, и я видела, как на мгновение его сдержанность дала трещину.
— Анна, — произнёс он медленно, с явным предупреждением, — не стоит пытаться…
— Пытаться что? — перебила я, уже не сдерживаясь. — Напомнить тебе, что ты делишь компанию, а не диктуешь условия? Ты ведь так любишь говорить про контроль, про бизнес, про правила. Так вот, правило номер один: мы оба имеем право голоса. И если ты хочешь, чтобы эта встреча продолжилась, то Анжелика остаётся.
Комната замерла. Юристы переглянулись, не зная, как реагировать. Лика стояла рядом, её лицо выражало смесь гордости и удивления. Но неожиданно, вместо гнева или возмущения, Даниил вдруг рассмеялся. Этот смех был не радостным, а каким-то острым, наполненным скрытой насмешкой.
— Аня, ты кое-чего так и не поняла… — сказал он, наконец уняв смех, его взгляд стал пронзительным. — Не мне эта встреча нужна, а тебе. Я бы с большим удовольствием всё передал тебе через юристов и закончил это дело. Но ты, зачем-то, решила поиграть в роковую, деловую женщину. Хорошо. Решила — попробуй.
Он откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы перед собой, его голос стал ниже, но каждая интонация была чёткой и выверенной.
— Хочешь компанию? Скажи мне, хозяйка, сколько людей работает в компании?
Его вопрос заставил меня замереть. Это был удар. Я не знала точного ответа, и он это знал. Я чувствовала, как Лика напряглась рядом, но я не могла позволить себе отвлечься. Мои мысли метались, но я заставила себя глубоко вдохнуть, чтобы ответить.
— Точно не скажу, — сказала я ровным голосом, стараясь скрыть свою неуверенность. — Но достаточно, чтобы этот бизнес оставался прибыльным.
Его глаза вспыхнули. Это была игра, которую он мастерски разыгрывал, ставя меня в неудобное положение.
— Верно, ты не знаешь, — мягко сказал он, но в этом голосе звучала насмешка. — А сколько филиалов у нас по стране? В каких городах?
— Этого тоже не знаю, — ответила я, чувствуя, как внутри нарастает гнев. — Но это не отменяет моего права на половину компании. Я не должна знать каждый отчёт, чтобы быть её совладельцем.
— Ты действительно так думаешь? — спросил он, чуть подавшись вперёд. — Ты правда считаешь, что можешь управлять этим бизнесом, не понимая, как он устроен?
— Я понимаю, как устроена справедливость, — парировала я, сжав руки на столе. — И это не отменяет того, что я вложила в эту компанию. Не материально — морально. Ты мог строить её, потому что я строила наш дом, растила наших детей и поддерживала тебя, когда у тебя не было ничего. Это тоже работа, Даниил. И теперь ты не можешь просто вычеркнуть меня из этой уравновешенной системы, словно я не существовала.
Он снова засмеялся, но этот смех уже не был наполнен насмешкой. Теперь он звучал горько, с толикой боли, почти сожаления.
— Ты так, Анюта, ничего и не поняла, — произнёс он, качая головой, словно разговаривал с ребёнком, который только что совершил глупость. — Совсем ничего. Всё так же живёшь чужими словами и чужим умом. А ещё хочешь забрать то, что тебе не принадлежит…
Его голос был тихим, но каждое слово било в самое сердце. Он смотрел на меня так, как взрослый смотрит на капризного ребёнка, который не понимает очевидного. Его взгляд был полон разочарования, но и какой-то жестокой снисходительности.
Я почувствовала, как щеки начинают гореть от унижения. Каждое его слово, каждая фраза были сродни пощёчине. Он отлупил меня, не физически, но морально, прилюдно, на глазах у своих сотрудников и моего адвоката.
— Не принадлежит? — проговорила я, с трудом сдерживая голос от дрожи. — Ты хочешь сказать, что я не была частью твоей жизни? Что всё, что мы построили вместе, ты сделал один?
— Примерно так, Ань, — его голос был как нож, холодный и резкий. — Но ты этого даже не заметила.
Его слова ударили меня, словно волна ледяной воды, но я не успела ничего сказать, как он уже продолжил.
— На этом предлагаю встречу завершить, — сказал он, поднимаясь из-за стола, его взгляд был таким же ледяным, как голос. — Хочешь судиться — попробуй. Только смотри, потерять ты можешь гораздо больше.
Я открыла рот, чтобы ответить, но он уже сделал шаг в сторону выхода, бросив через плечо:
— Жалеть тебя я больше не стану. Решила построить из себя гордую и независимую? Умей и ответственность за это нести. Научись, наконец.
Эти последние слова повисли в воздухе, словно эхо, от которого мне хотелось сжаться. Я видела, как мои руки предательски дрожат, и пыталась взять себя в руки.
Даниил вышел из зала, даже не оглянувшись. Его шаги эхом отдавались в моей голове, словно финальный аккорд в неравной битве, где победитель был очевиден с самого начала.
— Пошли уже, — тихо, но настойчиво сказала Лика, беря меня за руку. Её пальцы были тёплыми, как якорь в буре моих эмоций.
К нам подошёл мой адвокат, его лицо выражало сдержанную озабоченность.
— Госпожа Сокольская, — сказал он ровным, профессиональным тоном, — завтра жду вас у себя в офисе. Обсудим… всё. Сегодня вам нужно… успокоиться.
Успокоиться? Да как он это себе представляет? Успокоиться после того, как Даниил возил меня лицом по столу, как нашкодившую кошку? Каждое его слово, каждое движение кричали: «Ты ничто. Ты никто.» А я? Я даже ничего не смогла сделать. Ничего!
— У меня есть стратегия, Анна Юрьевна, — ободряюще прошептал мне Коротков, прежде чем уйти. — Не расстраивайтесь.
А мне хотелось умереть.