Надежный тыл

4. Анна

Даниил приехал ближе к обеду на следующий день. От звука подъезжающей машины я вздрогнула, чувствуя, как сердце застучало так громко, что казалось, его могли услышать и за пределами дома.

Весь остаток вчерашнего дня я провела в нашей спальне, лежа на нашей кровати, которую мы делили 25 лет. Я не хотела ни ужинать, ни завтракать, и даже обычные звуки дома раздражали, словно напоминая о том, что моя жизнь не остановилась, хотя внутри меня всё трещало по швам.

Я хотела одного — чтобы ушла эта страшная, сосущая боль в сердце, чтобы исчезли эти образы, которые преследовали меня.

Закрывала глаза — и видела перед собой Даниила. Его руки, уверенно обнимающие Алину за тонкую талию. Его взгляд, обращённый к ней, а не ко мне. Эту молодую, гибкую хищницу, которая так легко взяла то, что я считала своим.

Стук входной двери разорвал тишину, словно выстрел. Я замерла, не двигаясь с места. Прислушалась к звукам внизу.

Боря встретил отца и что-то ему говорил, но разобрать слов я, увы, не могла. Тяжело поднялась и на негнущихся ногах вышла из спальни, спускаясь в общую гостиную. Ноги дрожали, но я заставила себя идти туда, где уже собралась вся семья.

Кира сидела с ногами на диване, уткнувшись в телефон, но взгляд её то и дело поднимался на нас.

Даниил стоял посреди комнаты, его фигура выглядела внушительно, но я заметила уставший вид: слегка мятая голубая рубашка, расслабленный галстук, белые снежинки, которые всё ещё таяли в его русых волосах.

Напротив него, напрягая плечи, стоял Боря. Его лицо было сосредоточенным, а руки сжаты в кулаки.

Мой взгляд метался между ними. Я не могла понять, о чём они говорят, но чувствовала напряжение, которое висело в воздухе.

— Мам, — заметив меня, обернулся Боря. Его голос звучал спокойно, но в нём проскользнула нота предупреждения, словно он просил меня сдержаться.

Даниил тоже повернулся, его карие глаза встретились с моими. Взгляд был серьёзным, но в нём я не увидела вины.

— Аня, — произнёс он, и в его голосе слышалась усталость, словно он понимал, что нас ждёт нелёгкий разговор. — Мы можем поговорить спокойно?

Я сделала шаг вперёд, почувствовав, как внутри закипает смесь гнева и боли.

— Поговорить? — переспросила я, и мой голос дрогнул. — Ты хочешь поговорить?

— Да, — он ответил уверенно, но осторожно, словно проверяя, насколько я готова слушать. — Нам нужно всё обсудить.

Боря шагнул в сторону, словно освобождая нам место, но его взгляд был настороженным.

Кира закатила глаза, бросила телефон на подушку и саркастично пробормотала:

— О, начинается.

— Кира, выйди, — резко сказал Даниил, не отрывая взгляда от меня.

— А почему это я должна уходить? — возразила она, но её тон был больше демонстративным, чем серьёзным.

— Потому что это не касается тебя, — отрезал Боря, бросив на сестру строгий взгляд.

Кира что-то недовольно пробурчала, но встала и направилась к лестнице.

— Я наверху, если что, — бросила она через плечо, прежде чем скрыться из виду.

В гостиной повисла напряжённая тишина. Даниил сделал шаг ко мне, но я снова подняла руку, останавливая его.

— Говори, — сказала я, чувствуя, как горло сжимается. — Просто скажи мне правду, Даниил.

Он вздохнул, провёл рукой по волосам, словно собираясь с мыслями.

— Что ж, — вздохнул он, — не знаю, кто именно рассказал тебе об Алине, но я рад, что ты все знаешь.

Голос Даниила был как всегда сдержан и спокоен, а от этого мне стало совсем плохо. Где-то в глубине души я надеялась, я мечтала, чтобы он улыбнулся, назвал меня истеричкой, отругал за мнительность и сказал, что я все себе придумала.

Но он не собирался этого делать.

Он просто стоял посреди комнаты — спокойный и уверенный, как скала, и смотрел мне прямо в глаза.

— Ты хочешь сказать… — я сделала паузу, глотая горячие слёзы. — Ты хочешь сказать, что всё это… правда?

Даниил кивнул, как будто подтверждал какую-то очевидную истину, что-то, что не подлежит обсуждению. Его лицо было как каменное — на нём не дрогнул ни один мускул.

— Да, Аня, — сказал он тихо, почти буднично. — Ошибки нет.

Мир, который и так рушился, теперь разлетелся на осколки. Я не успела даже найти слова, чтобы выразить всю боль, как он добавил:

— И раз уж пошёл такой разговор — завтра я подам на развод.

Эти слова прозвучали как грохот грома. Я замерла, ощущая, как земля окончательно уходит из-под ног.

— Что? — прошептала я, не веря своим ушам. — Развод?

Он кивнул, его взгляд оставался спокойным, почти холодным.

— Да. Я не хочу продолжать этот фарс, — произнёс он, словно выносил приговор.

Мои колени дрогнули, я едва устояла на ногах.

— Фарс? — переспросила я, голос сорвался, став высоким и надтреснутым. — Фарс, Даниил? Это ты так называешь нашу семью? Наши 25 лет? Фарс⁈

— Аня… — начал он, но я перебила его.

— Нет! — крикнула я, чувствуя, как слёзы текут по щекам, горячие, солёные. — Ты думаешь, что можешь просто так это закончить? Ты думаешь, я это приму?

Боря шагнул вперёд, его лицо было перекошено гневом.

— Папа, ты что, совсем? — его голос прозвучал громко, почти раскатисто. — Ты хочешь просто так оставить нас? Оставить маму?

— Оставить вас — это кого? — резко развернулся Даниил к нашему сыну. — Тебя? Тебе сколько лет, Борис? Напоминаю — 22, а ведешь себя словно тебе до сих пор 13! Ни ответственности, ни таланта, ни смелости! Кира в свои 16 ответственнее тебя! Что касается наших отношений с твоей матерью — ты к ним какое отношение имеешь? — слова Даниила били страшнее плетей, Боря дергался от каждого предложения.

Боря стиснул кулаки, его лицо побелело от сдерживаемого гнева.

— Мама — моя семья! — выкрикнул он, его голос дрожал. — Я имею право говорить, когда ты делаешь такое!

Даниил фыркнул, качая головой.

— Семья? Семья — это не только слова, Борис. Это поступки. А ты что сделал для этой семьи? Что сделал, чтобы заслужить право говорить мне, как поступать? Ты до сих пор прячешься за материнской юбкой, что, скажешь не так?

Эти слова были последней каплей.

— Прячусь? — выдохнул Боря, его голос сорвался на крик. — Я прячусь? Да если бы ты хоть раз по-настоящему посмотрел на меня, увидел, что я делаю, что я пытаюсь…

— К сожалению, — отрезал Даниил, — видел. И то, что увидел — мне не понравилось. А поэтому заткнись. А если не можешь — вышел вон отсюда, и дай поговорить с твоей матерью.

— Не смей с ним так говорить! — вырвалось у меня.

Даниил горько усмехнулся.

— Когда он научится отвечать по-мужски, тогда и перестану. А теперь ты тоже помолчи и послушай меня, Анна! Развод будет оформлен в максимально короткие сроки — так будет легче и тебе и мне.

— И твоей шлюхе! — вырвалось у меня, как раскат грома.

Эти слова повисли в воздухе, как удар молнии.

Даниил сжал губы в тонкую линию, его взгляд на мгновение стал ещё более суровым.

— Перестань, Анна, — сказал он наконец, его голос звучал тихо, но в нём слышался металл. — Не надо опускаться до этого.

— Не надо? — я почувствовала, как голос мой дрожит от ярости. — Ты стоишь здесь, в нашем доме, и говоришь мне о разводе, потому что тебе «так легче»! Легче, Даниил? А как насчёт меня? А как насчёт наших детей?

Он устало вздохнул, но в его глазах не было ни сожаления, ни раскаяния.

— В чём проблема с нашими детьми, Ань? — сказал он, его голос был ровным, почти бесстрастным. — Один — совершеннолетний, вторая — скоро станет.

Он бросил быстрый взгляд на Кирин планшет, который всё ещё лежал на диване.

— Кира сама выберет, с кем ей оставаться, а Борис… — он повернулся к сыну, не скрывая холодной насмешки. — В двадцать два года, Ань, на минутку, пора бы уже самому начинать жить.

Его слова были, как удары молота, каждое слово било по нашей семье, разрушая её окончательно.

— Вылезти из-под юбки! — добавил он, бросив взгляд в сторону Бори, который стоял, сжав кулаки, лицо его пылало гневом.

Я открыла рот, чтобы возразить, но он не дал мне шанса.

— В случае, если Кира останется с тобой, — продолжил он так же холодно, как будто речь шла о бизнес-сделке, — ты получишь алименты в полном объёме. Я не собираюсь бросать дочь.

Его слова звучали так, словно он делал мне одолжение, и это только усиливало мою боль.

— Помимо алиментов, — продолжал он, чуть ехидно улыбнувшись, — я оставляю тебе дом. Ты столько сил в него вложила.

Он усмехнулся, и эта усмешка резанула меня сильнее любого слова.

— Аж пять ремонтов за последние семь лет! Забирай. Документы на дом получишь при разводе.

Я стояла, сжимая руки, чувствуя, как внутри всё закипает.

— Остальное имущество, кроме фирмы, — добавил он, словно резюмируя, — будет поделено пополам. Компания останется полностью в моём распоряжении.

— Компания? — перебил его Боря, его голос был низким, но в нём звучала такая ярость, что я испугалась, что он сорвётся. — Это всё, что тебя волнует, папа? Компания?

Даниил обернулся к сыну, его взгляд был холодным, как лёд.

— Да, Борис, — ответил он. — Потому что это единственное, что имеет значение в этой ситуации. Компания — это результат моего труда. И она останется при мне.

— Компания стоит дороже, чем все ваше имущество вместе взятое раз в тридцать! — заорал сын, — очень благородно, папочка!

Даниил не дрогнул, не изменился в лице. Его губы изогнулись в холодной ухмылке.

— Считаешь чужие деньги, сынок? — спросил он с ледяной насмешкой. — Отличное начало карьеры. Только ты с подсчетами ошибся на порядок, экономист. Нолик добавь!

— А ты хоть понимаешь, что говоришь? — выкрикнул Боря, шагнув ближе. — Ты думаешь, что можно просто забрать всё, что имеет значение, оставить нас ни с чем, и тебе всё сойдёт с рук?

Даниил слегка приподнял брови, его взгляд оставался спокойным, но за этим спокойствием скрывалась опасная твёрдость.

— Да, думаю и да, сойдет, Боря! И только 25 лет брака и жизни в этом склепе, — он обвел руками дом, — останавливают меня от подобного шага.

Он, глядя мне в глаза, назвал наш дом склепом! Дом, в который я вложила столько сил, столько жизни, столько любви!

— На этом все, — закончил Даниил спокойно. — Слушать ваши истерики я больше не желаю. Еще одно слово, Борис, и полностью лишу тебя финансирования, в том числе и в учебе. Я устал за поездку, а мне еще нужно собрать вещи и уехать.

С этим словами он спокойно стал подниматься по лестнице в нашу спальню.

Я осталась стоять посреди комнаты, чувствуя, как всё внутри сжимается. Боря стоял рядом, его дыхание было тяжёлым, его руки дрожали.

— Мама, — прошептал он, но его голос сорвался.

Я посмотрела на него, пытаясь найти слова, которые могли бы утешить нас обоих, но их не было. Слёзы, которые я сдерживала, теперь катились по моим щекам.

— Как он мог? — наконец выдохнула я, и мой голос был едва слышен.

Но ответа не было. Лишь тишина, которая наполнила наш дом, словно холодный сквозняк, разрушая всё, что оставалось.

Наверху послышались голоса Даниила и Киры. Они что-то обсуждали на повышенных тонах, и их слова то сливались в хаотичный шум, то слышались отдельными фразами. Кира, судя по всему, кричала, её голос звучал напряжённо и надломлено, а Даниил отвечал ей резкими, отрывистыми словами.

«Теперь моя маленькая девочка, с её не сахарным характером, столкнётся с реальностью, которую я уже почувствовала на собственной шкуре. Её замечательный папа, её идеал, оказывается, вовсе не тот, за кого она его принимала».

Я опустила голову, чувствуя тяжесть этой мысли. Она жгла, оставляя внутри горький осадок.

Кира столько раз подчёркивала, что любит отца больше. Сколько раз она говорила мне это — прямо или между строк. Её резкие замечания, её упрямое восхищение им, её пренебрежение мной, словно я всегда была где-то на втором плане.

И вот теперь ей придётся понять, что у её «идеального» папы приоритеты давно изменились.

Этот урок, который я хотела бы ей не давать. Но теперь это неизбежно.

Боль за дочь разрывала моё сердце. Ведь она, такая молодая и уязвимая, не заслуживала этой раны. Но в то же время где-то глубоко внутри тлело крошечное злорадство.

«Ну что, Кира, теперь ты видишь, что и тебя он готов бросить? Что не только я оказалась жертвой его решений, его нового счастья?»

Я провела рукой по лицу, стирая слёзы, и сделала глубокий вдох.

Они спускались по лестнице вместе: заплаканная Кира и спокойный Даниил. У обоих в руках были большие чемоданы.

Я замерла, чувствуя, как внутри всё сжимается. Грудь словно обхватила невидимая стальная лента, и каждое дыхание давалось с трудом.

— Что… это? — мой голос дрогнул, но я старалась держаться.

Кира всхлипнула, опустив голову, её плечи дёргались от подавленных рыданий.

— Она остаётся со мной, — спокойно сказал Даниил, его тон был деловитым, словно он обсуждал рабочий график.

— Что? — Я сделала шаг вперёд, не веря услышанному. — Что ты сказал?

— Кира решила пожить со мной, — повторил он, глядя прямо на меня. Его лицо оставалось непроницаемым, как маска. — Мы обсудили это.

— Обсудили? — мой голос стал громче, и я почувствовала, как слёзы начинают подступать снова. — Обсудили? Кира, ты… ты согласилась на это?

Моя дочь подняла взгляд. Её глаза покраснели, ресницы слиплись от слёз.

— Мам, — пробормотала она, её голос был слабым, но всё же звучал решительно. — Мне кажется… так будет лучше.

— Лучше? — я повторила её слова, как эхо.

— Я… я не хочу терять папу, — продолжила она, с трудом удерживая слёзы. — Он сказал, что хочет начать всё заново, что мы сможем быть счастливы…

Её голос сорвался, и она снова заплакала.

Даниил слегка сжал её плечо, словно пытаясь успокоить, но его взгляд оставался твёрдым.

— Анна, — сказал он, глядя мне в глаза, — это её выбор. И я поддерживаю его.

— Её выбор? — я сделала ещё шаг вперёд, мои руки дрожали, но я не могла остановиться. — Ты заставил её сделать этот выбор, Даниил!

Он покачал головой, его лицо выражало смесь усталости и раздражения.

— Никто её не заставлял, — сказал он. — Мы говорили об этом честно. Кира хочет быть со мной, и я готов взять на себя эту ответственность.

— Ответственность? — горько усмехнулась я, ощущая, как комок ярости и боли подкатывает к горлу. — Ты хочешь забрать у меня всё, что осталось, называя это ответственностью?

Кира зарыдала громче, но я уже не могла остановиться.

— Ты… ты забрал нашу семью, нашу жизнь, а теперь ещё и её?

— Анна, — произнёс он твёрдо, но не громко. — Это не забирание. Это решение.

Эти слова были последней каплей. Я развернулась и выбежала из комнаты, оставив их стоять там, на лестнице, со своими чемоданами и иллюзией нового начала.