Надежный тыл

16. Алина

Прогулка по снегу в туфельках и в мокром платье не прошли даром — я заболела. Заболела сильно, так, как не болела уже лет пять, наверное. Я болью в горле, надрывным кашлем. Все тело ломало и трясло в лихорадке, а когда я падала в сон — меня мучали неясные кошмары.

Я просыпалась на широкой двуспальной кровати с тяжестью в груди, молча глядя в большое панорамное окно. За ним раскинулась заснеженная еловая роща, укрытая белым покровом, такая безмятежная и спокойная. Этот вид раньше меня успокаивал, но сейчас он только подчёркивал, как далеко я от всего этого спокойствия.

Слёзы сами собой текли из воспалённых глаз, катились по щекам, оставляя влажные следы на подушке. Я даже не пыталась их остановить. Просто лежала, позволяя им стекать, и чувствовала, как внутри всё пусто.

Этот дом, вдали от городской суеты, который когда-то мы с Зоей отреставрировали, стал моим убежищем на эти дни. Светлая, уютная комната, где меня поселила подруга, с этим огромным окном, выходящим на занесённую снегом еловую рощу. Она была такой же неподвижной, как и я, казалось, весь мир застыл, замер в ожидании.

Каждый вечер я наблюдала, как Зоя включает на улице весёлые фонарики. Их свет заливал пространство мягким мерцанием, превращая зимний сад в сказочную иллюзию. Глядя на них, я невольно улыбалась сквозь слёзы. Эта маленькая деталь, которую она добавила ради меня, напоминала мне о том, что в этом мире ещё есть тепло, забота и для меня.

До новогодних праздников оставались считанные дни, но впервые в жизни я не чувствовала никакого волнения. Не было того приятного предвкушения, когда ты торопишься завершить все дела, подводишь итоги года. Мне даже не хотелось вставать с постели. Некуда было торопиться. Внутри жила странная, тянущая, ни на что не похожая пустота. Словно что-то внутри меня исчезло, сломалось, болело и тосковало.

— Держи, — Зоя принесла мне большую кружку с какао. — Вроде упала сегодня температура?

— Да, — хрипло ответила я, садясь на подушках, — ночь спала спокойно.

— Уже хорошо, — подруга забралась на кресло напротив меня с ногами, — давай, выздоравливать пора. Полежала недельку, надо и голову поднимать. Там твой телефон не затыкается, я его пока на беззвучку поставила.

— Кто…. Кто звонил?

— Я почем знаю? Трубку не брала. Судя по всему — с работы. Там фамилии разные высвечивались. Сама разберешься. Но твое заявление на отпуск и последующее увольнение я отправила, как ты и просила.

— Спасибо, — тихо ответила я, глядя на восходящее над лесом солнце, лучи которого медленно, но верно заливали комнату.

— Точно все решила? — тихо спросила Зоя.

— Да…. — кивнула, чувствуя холод в груди.

— Почему, Алин?

— Пусть разбираются сами… — ответила, прикрыв глаза.

— Ну… тоже верно, — кивнула подруга, отпивая какао. — Ладно, Лин, мне на работу пора — я и так там не появлялась уже неделю. Ты за старшую в доме: спать, есть, на улицу не вылезать. Обложись кошками и спи.

С этими словами она поднялась и поцеловала меня в лоб.

— Сейчас на ипподроме полный коллапс. Конный спорт в моду входит, так что ты всегда можешь начать у нас работать на постоянной основе. Сергей точно против не будет — он, конечно, тот еще говнюк, но деньги считать умеет. А ты — золотая девочка-инструктор. Как и я, — она самодовольно улыбнулась, — хорошо нас бабуля выдрессировала, да?

— О, да, — я вспомнила старую Лейлу, которая привязалась ко мне как к родной и учила наравне с Зоей, — забудешь нашу старую грымзу! До сих пор помню, как она меня выпорола за то, что я поленилась убрать вилы.

Зоя звонко рассмеялась и выпорхнула из комнаты, оставляя меня в одиночестве.

Я прикрыла глаза, невольно улыбаясь, и мысленно перенеслась к Лейле. Перед глазами всплыли её теплые, шершавые руки, которые всегда казались такими надежными, и её спокойный, но пронзительно мудрый взгляд, будто видевший меня насквозь.

В те дни, когда я убегала из дома, спасаясь от бесконечных ссор родителей, только у неё я находила убежище и понимание. Её суровое, но честное внимание служило для меня опорой, её молчаливая, искренняя поддержка помогала мне устоять перед хаосом, в который превращалась моя жизнь. Её строгость была словно холодный, обжигающий ветер, который, несмотря на свою резкость, помогал мне очиститься, обрести ясность и понять саму себя.

Её замечания — иногда жесткие, даже резкие — никогда не ранили по-настоящему. Напротив, они были наполнены неподдельным желанием помочь мне стать сильнее. Она не высмеивала мои мечты, как это делали другие. Она ругала меня лишь за то, что я позволяла себе от них отказываться. Лейла не просто поддерживала меня — она возвращала мне веру в себя, показывая, что даже среди хаоса я могла найти свой путь.

Смерть родителей стала болезненным ударом, но этот удар я смогла пережить. Они давно были для меня чужими людьми, отдалившимися и холодными. Они не верили ни в мой талант, ни в мой успех, ни в мои мечты. Я помогала им из чувства долга, но близкой связи между нами никогда не было.

Смерть Лейлы, напротив, стала для меня и Зои настоящей трагедией, оставившей после себя тяжелую, невыносимую пустоту. Мы обе потеряли не просто бабушку или наставницу — мы потеряли того, кто был для нас другом, поддержкой и тихим островком покоя в бурном море жизни. Её уход словно вырвал из нашей жизни целый мир, наполненный её теплом, мудростью и суровой, но искренней заботой.

Я смахнула слезы, скопившиеся в уголках глаз, и взяла телефон, пролистывая историю вызовов.

Почти 50 за неполных пять дней. Личный рекорд.

Звонили с работы из кадров, несколько раз звонил заместитель Даниила — Николай, несколько пропущенных от Ирины, но в самом начале — после ей Зоя сказала, что я заболела. Были и незнакомые номера — разные. Некоторые из них явно рабочие, другие могли быть спамом. Ни один из них не повторялся дважды.

Дани понял, что я бросила его в черный список и не пытался связаться со мной. Тоскливо. До боли. До слез.

Но может и хорошо — я устало прикрыла глаза. А после, все-таки встала и спустилась на кухню, чувствуя слабость во всем теле. Поставила чайник и села в глубокое кресло, прислушиваясь к тишине дома, нарушаемой звуками с улицы и шумом чайника.

Снова завибрировал телефон с незнакомым номером. Хотела сбросить, но остановилась — в конце концов действительно пора возвращаться к жизни.

— Да, — нажала кнопку вызова.

— Алина, — услышала на другом конце знакомый девчачий голос, неуверенный, ломкий, и мысленно выругалась.

— Да, Кира, — ответила настолько сухо, насколько позволяло мне горло.

— Прости что тревожу, Алина, — девочка явно была не уверенна. — Но мне… мне нужна помощь.

Мне вся ситуация казалась просто дурным сном. Неужели, взяв трубку на первый вызов после пяти дней, я снова нарвалась на представителя кошмарной семейки Сокольских?

— Что такое? — все-таки спросила, пересилив себя.

— Алина, ты умеешь готовить яичницу? — вдруг выдала она.

— Что? — это было похоже на шутку.

— Яичницу, Алин…. — девочка едва не плакала на том конце.

— Кира…. Ты, прости, что, за 16 лет жизни…. Ни разу не готовила?

— Нет, — послышался первый нервный всхлип. — Обычно мама меня на кухню не пускала. Я в 12 хотела ей помочь с готовкой, но опрокинула кастрюлю с борщом. И после этого она говорила, что я не приспособлена для готовки….

— Закажи пиццу, — фыркнула я, едва сдерживая нервный смех. — У отца что, деньги закончились?

На том конце линии послышался короткий вздох.

— У нас счета заблокированы, — внезапно выдала она, и я замерла.

— Что? — переспросила, не веря своим ушам.

— Папа… Он мне теперь наличку даёт, но… — голос Киры стал тише, почти шёпот. — Алин, я не хочу много тратить. Не знаю, когда и чем эта… война закончится.

Её слова прозвучали так искренне и по-взрослому, что у меня на миг пропало желание подшучивать. Она продолжила, и я почувствовала в её голосе нотку решимости:

— Папа ещё спит. Я хочу его порадовать завтраком.

— Позвони матери.

— Алина! — рыкнула она на меня, и я впервые узнала в ее интонации отцовские нотки. Львенок начинал походить на льва.

— Ладно, — рассмеялась я, прочувствовав весь идиотизм ситуации. — Начнем с поиска сковороды. Она-то у вас есть?

— Думаю, да, — ответила Кира, на этот раз немного спокойнее. — Сейчас посмотрю.

На том конце послышались звуки открывающихся и закрывающихся ящиков.

— Нашла! — радостно объявила она через пару секунд.

— Отлично, — сказала я, удерживая смешок. — Теперь посмотри, есть ли масло. Если нет масла, можно использовать сливочное. Ну или, если уж совсем ничего, кусочек сала, но я очень надеюсь, что до такого мы не дойдём.

— Масло есть! — быстро отчиталась она.

— Хорошо. Ставь сковороду на плиту, включай средний огонь и добавляй немного масла. Пусть оно разогреется. А ты пока почисти и нарежь лук. Справишься?

— Постараюсь. А его как резать? Кубиками или колечками?

— Да хоть по диагонали, только пальцы береги. Яичницу с беконом люди любят, с пальцами — вряд ли…. Держи нож правильно: одной рукой держишь лук, пальцы согнуты, чтобы они не попадали под лезвие. Другой режешь, двигаясь аккуратно. Не торопись.

На том конце послышался звук нарезки, а затем Кира с гордостью сказала:

— Получилось! Всё нарезано!

— Молодец, — похвалила я. — Теперь добавь лук на сковородку с маслом. Он должен стать мягким и слегка золотистым. Только не забывай помешивать, чтобы не подгорел.

— Поняла, — ответила она, и я услышала, как на том конце линии звенит сковорода. Только бы она ничего на себя не опрокинула! Тогда Даниил меня засудит, а Анна просто убьет. Или наоборот.

— Кира, только аккуратнее, — сказала я чуть громче, чтобы её предупредить. — Лук может немного стрелять, если на нём есть вода. Держи руки подальше от сковороды.

— Да-да, я осторожна, — ответила она, и в её голосе послышалась лёгкая нервозность.

Сквозь шум я услышала звук помешивания, и это меня немного успокоило.

— Отлично, — продолжила я. — Теперь, пока лук становится золотистым, подготовь яйца. Ты их разбить сможешь?

— Думаю, да, — ответила Кира. — Как лучше? О край миски или прямо о сковородку?

Я вздохнула, мысленно представляя, как яйцо может разлететься по всей кухне.

— Лучше о край миски, — посоветовала я. — Постучи чуть сильнее, а потом разломи скорлупу. Только следи, чтобы кусочки скорлупы не упали внутрь.

Я сделала паузу, а затем добавила с едва скрытой мстительностью:

— А если и упадут — ничего страшного. Кальций. Запомни, где именно упала скорлупа, и скорми этот кусочек отцу.

На том конце линии повисла тишина, а затем Кира рассмеялась. Этот смех был неожиданным, но таким искренним, что я не смогла удержаться от улыбки.

— Алина, ты просто ужасная! — сказала она, но в её голосе слышалась теплая нотка.

— Зато честная, — ответила я, чувствуя, как этот момент неожиданно сблизил нас. — Ну что, яйца разбила?

— Да, почти, — отозвалась Кира. — Правда, немного всё-таки разлила, но ничего страшного.

— Ничего страшного, — подтвердила я. — Теперь посоли их чуть-чуть, можешь добавить немного перца, если любишь. А потом выливай на сковородку.

— А… перец… Это какой? Красный такой? Сыпать сколько — половины упаковки хватит? — раздался на том конце линии наивный вопрос, и я чуть не подавилась смешком.

— Нет! — воскликнула с лёгкой паникой в голосе. — Перца не добавляй! Никакого перца! Оставь перец в покое. Просто посоли немного.

— Ладно, — пробормотала Кира, явно смущённая, но, к счастью, послушалась. — А сколько соли? Щепотку? Или ложку?

— Щепотку, — успокоила я. — Маленькую щепотку. Поверь, лучше недосолить, чем пересолить.

На том конце послышался звук высыпаемой соли, и я с облегчением выдохнула.

— Теперь выливай яйца на сковородку, где уже готов лук, — продолжила я. — И перемешивай аккуратно лопаткой, чтобы они не пригорели.

— Хорошо, — ответила Кира. — Выглядит вроде не плохо. Алин, вы с папой поссорились?

Вопрос застал меня врасплох. Я открыла рот, потом закрыла.

— Нет, Кира, мы не поссорились. Я ушла из компании. И больше не полезу в вашу жизнь.

На том конце телефона послышался странный звук, словно Кира вздохнула.

— Значит… мама и Лика были правы, да? Ты от него только положения и денег хотела? С проблемами он тебе не нужен?

Горечь заполнила рот, так резко и полно, что мне захотелось рассмеяться. Не от веселья, конечно. От бессилия и боли. От абсурдности того, что я сейчас слышу.

— Знаешь, Кира, — резко ответила я, — если ты считаешь, что мать и Лика правы — звони им, а не мне!

На том конце снова повисла тишина. Мне даже показалось, что она сбросила вызов. Но нет, её тихий, дрожащий голос вернул меня в реальность:

— Прости…. Все так запуталось…. Я не знаю, что думать….Ты единственная, кто меня слышит, Алина. Не делает вид, что слушает, а слышит по-настоящему. А знаешь, что самое страшное? — ее голос задрожал. — Я начинаю понимать, почему папа ушел от мамы, — это она сказала почти шепотом.

— Поздравляю, — с горечью ответила я, чувствуя, как кружится голова, — ты начинаешь взрослеть. Хреновое чувство, не так ли?

На том конце линии послышался тихий вздох, а затем Кира прошептала:

— Очень хреновое.

Её слова прозвучали так искренне, так по-настоящему, что мне вдруг захотелось её обнять.

— Будет еще хреновее, если ты сейчас спалишь яичницу. По моим прикидкам, она уже готова!

На том конце линии я услышала, как Кира вскрикнула и зашумела на кухне. Потом, через пару секунд, её голос прозвучал с облегчением:

— А! Всё в порядке! Не сгорела.

— Первый уровень пройден, деточка. Надеюсь, вы не отравитесь, но на всякий случай перед завтраком положи телефон на стол — быстрее скорую вызвать.

— Ты умеешь мотивировать, Алин, — хмыкнула Кира.

— Обращайся!

— Могу, если что?

— О да, куда ж я от тебя денусь? — фыркнула я. — Ты меня с того света достанешь. Давай, корми…. Отца. И дай бог ему стальной желудок!

Звонкий смех был мне ответом.

— Спасибо, Алина.

— Пока, — я сбросила вызов и улыбнулась, пусть улыбка и получилась вымученной.