Надежный тыл

15. Анна

Встала и заварила себе кофе — голова все эти дни после встречи с Даниилом и ссоры с Кирой оставалась тяжелой и словно набитой ватой. Она так и не позвонила мне, ни в тот день, ни на утро, ни в другие дни, на мои же звонки отвечать тоже не спешила — сбрасывала. Я звонила сотни раз, пока не услышала механический голос: «Аппарат абонента….».

Эти слова ударили по мне, как удар молота. Я опустила телефон на стол и села, чувствуя, как горечь заполняет меня изнутри.

— Что такое, мам? — Боря, поднял на меня голову от своего телефона. На кухне, где мы сидели, в этот раз не пахло ни булочками, ни корицей, ни аппетитным ароматом ванили, которые я так любила.

— Она выключила телефон, — ответила я, чувствуя, как скапливаются слезинки в уголках глаз.

Боря встал, его движение было плавным, уверенным. Он подошёл ко мне и положил руку мне на плечо. Его прикосновение было тёплым, поддерживающим, родным.

— Мам, — сказал он мягко, с ноткой уверенности, которая всегда меня поражала, — ты же её знаешь. Мама, она маленькая, избалованная, эгоистичная девчонка.

Я повернула голову, чтобы посмотреть на него. Его карие глаза смотрели на меня с нежностью, но и с твёрдостью.

— Она сейчас с отцом только потому, что он во всём потакает ей, — продолжил он. — Он её не воспитывает, мам. Он покупает её. Всё. Внимание, гаджеты, поездки… Всё. А ты стараешься сделать из неё человека. Чувствуешь разницу?

Я сглотнула, стараясь осознать его слова. Они звучали так просто, так логично, но эта правда всё равно обжигала.

— Мам, у неё сейчас такой возраст, — добавил он, присаживаясь рядом. — Её любовь и уважение можно скорее купить, чем заслужить. Отец знает это, поэтому и даёт ей то, чего она хочет, а не то, что ей нужно. А ты… Ты стараешься её воспитывать, думаешь о её будущем.

Я крепче сжала кружку с давно остывшим кофе. Слова Бори принесли облегчение, но и заставили задуматься.

— Ты думаешь, я всё делаю правильно? — спросила я, почти шёпотом.

Боря улыбнулся, его улыбка была тёплой, словно солнечный свет пробивался сквозь грозовые тучи.

— Мам, ты всегда всё делаешь правильно, — сказал он. — Просто она пока этого не понимает. Но поймёт. Обязательно поймёт. Особенно, мам, когда ты станешь полноправным партнёром отца по фирме. Ты же понимаешь, что в этом случае сможешь и сама диктовать условия. Понимаешь?

После срыва и того жестокого урока, который мне преподал Даниил, мне казалось, что бороться за компанию, не такая уж и хорошая идея. Я ведь действительно ничего не понимала в бизнесе, более того, мне не очень-то это все было интересно. Уже по дороге домой, когда Лика везла меня в мою норку, я вспоминала, как засыпала всякий раз, когда Даня начинал мне говорить о бизнесе, о делах. Это было что-то настолько далекое от меня, настолько из мира мужчин, что я всегда искренне полагала, что женщинам там делать нечего.

О, как много бы я сейчас отдала, чтобы услышать мягкий, спокойный голос Даниила. Услышать, как он рассказывает хоть о чём-нибудь. Его голос всегда был для меня якорем, пусть даже я не всегда слушала, что он говорил. Как много я бы сейчас отдала, чтобы снова почувствовать это спокойствие, этот уют. Но теперь этого не будет. Никогда.

— Мама, когда у тебя встреча с Коротковым? — Боря вывел меня из тоскливой задумчивости.

— Послезавтра, — машинально ответила я, — он сейчас изучает документы, которые мы с тобой ему отправили.

— Хорошо, мама, очень хорошо, — довольно улыбнулся мой сын.

Сын, который был очень недоволен моим поведением и стычкой с Алиной, про которую ему во всех красках расписала Лика.

— Мам! — он посмотрел на меня чуть укоризненно, но старался сохранять терпение. — Ты хоть понимаешь, что из-за Кирки ты дала этой суке козырь в руки? Господи, мама!

Его слова заставили меня замереть. Гнев в его голосе был явным, но он говорил с заботой, стараясь донести до меня суть.

— Кира вернётся, как только поймёт, что такое жить без мамы, — продолжил он. — Думаешь, с ней эта шалава будет нянькаться? Прибирать за неё в комнате, готовить ей вкусняшки? Это сейчас она её приручить старается, но надолго таких шлюх не хватает! Они ведь про другое. Ей отец нужен, компания, карьера, а не дом или семья.

Он усмехнулся зло, покачав головой.

— Да Кира только разок зубы свои покажет, как у них тут же отношения испортятся! А уж если эта мелкая кикимора порвёт что-нибудь или срач в квартире устроит, думаешь, эта станет терпеть? Я бы даже посмотрел на лицо папаши, когда они начнут орать друг на друга.

Я поймала себя на том, что тоже невольно усмехаюсь. Вопреки всему, меня резануло такое пренебрежительное отношение к отцу, но я не могла не улыбнуться, представив эту картину. Даниил, который, наверное, больше всего в жизни ненавидел скандалы, и Кира, с её способностью раздувать любую мелочь до уровня катастрофы. А рядом — Алина, идеальная до зубовного скрежета, теряющая терпение от того, что её мир разрушает подростковый хаос.

— Боря, — сказала я, пытаясь сохранить серьёзность, но уголки губ продолжали подрагивать. — Ты так говоришь, будто это неизбежно.

Он пожал плечами, совершенно невозмутимо.

— Мам, ты же знаешь, что так и будет. Вопрос времени. И в тот момент Кира поймёт, кто действительно за неё боролся, кто её любит, а кто просто использовал для своих игр. Ты лучше расскажи, что Коротков говорит о наших перспективах?

— Говорит, что они у нас хорошие, — я слабо улыбнулась, радуясь хотя бы небольшой хорошей новости. — Хочет подать документы на обременение на всё имущество, чтобы твой отец не смог воспользоваться временем и вывести активы.

— Отлично, мама! — воскликнул Боря, его глаза, так похожие на мои, сверкнули триумфом. — Это правильно. Нужно держать удар, пока он не поймёт, что мы серьёзно настроены.

На мгновение в его лице я увидела ту силу, которой мне самой не хватало в этот момент. Его уверенность заражала, заставляла верить, что мы можем справиться.

Он внезапно сменил тон, став более мягким, почти радостным:

— Смотри, праздники на носу. Давай ты приготовишь для меня что-нибудь особенное? Что-нибудь вкусненькое! Надо же отметить праздники! Как считаешь?

Я посмотрела на него и не смогла сдержать улыбку. Его детская непосредственность, эта вера в то, что домашние традиции могут исправить даже самые тяжёлые моменты, была одновременно трогательной и вдохновляющей.

— Хорошо, Боря, — сказала я, чувствуя, как на сердце становится немного легче. — Что ты хочешь? Булочки с корицей? Или, может быть, печенье, как раньше?

— Печенье! — без раздумий ответил он, глаза снова загорелись. — И горячий шоколад! Как ты всегда делала.

Я рассмеялась. Боря умел заставить меня забыть о тяжести. Пусть ненадолго, пусть на мгновение, но это было так нужно.

— Ладно, будет тебе горячий шоколад и печенье, — сказала я, вставая из-за стола. — Праздники ведь. Надо хоть немного тепла в дом вернуть.

— Спасибо, мама! — Боря поцеловал меня в щеку. — И…

Он не успел договорить. Раздался резкий звонок телефона. Я вздрогнула, и взгляд тут же упал на экран. Имя, которое отозвалось в груди резким уколом. Даниил.

На экране высветилась наша фотография — такая счастливая, такая далёкая. Мы с ним, ещё беззаботные, улыбаемся, а он обнимает меня за плечи. Я её так и не поменяла. Может, из-за лени, а может, потому что всё ещё не могла отпустить.

В носу резко защипало, но я заставила взять себя трубку.

— Да, Даниил, — старалась, чтоб голос звучал ровно и спокойно, а в памяти тот час всплыли глаза полные холода и равнодушия, так контрастировавшие с фото на вызове.

— Анна, чего ты добиваешься? — его голос был холоднее льда.

— Ты сейчас о чем, Даниил? — я вскинула голову.

— Твой адвокат наложил обременение на все счета, — резко выпалил он. — Анна, ты в своём уме?

Я замерла на мгновение, его слова обрушились на меня с силой удара. Но вместо того чтобы дать слабину, я глубоко вдохнула, напоминая себе, что это часть той игры, в которую он сам меня втянул.

— Это разумный шаг, Даниил, — ответила я ровно, с лёгкой ноткой холодности в голосе. — Мы просто защищаем то, что принадлежит мне и детям.

— Детям, да, Ань? Это кому? Боре? Напоминаю, Ань, ты сейчас этими счетами тоже воспользоваться не сможешь!

— О, не переживай, дорогой, у меня есть на что жить до конца суда! — выпалила я мужу. — А вот твоей шлюшке будет сложновато тратить наши семейные деньги!

На том конце повисла напряжённая тишина. Я представила, как он сжимает челюсти, пытаясь сдержаться, чтобы не выплеснуть весь свой гнев.

— Знаешь, — наконец, сказал он, — я даже не удивлен. Молодцы, вовремя подсуетились и ты, и твой сынок. Что ж, Ань, ты всё сама выбрала… — Он замолчал, как будто раздумывая, стоит ли говорить дальше. Но затем его голос прозвучал снова, резче, словно выдавливая из себя слова: — А что касается… Алины. Она поступила честнее всех нас, Анюта.

Я замерла, ошеломлённая этим неожиданным поворотом. Честнее всех нас? Это прозвучало так странно, так неожиданно. Что он имел в виду? Что за игру он затеял на этот раз? Внутри всё напряглось, но я заставила себя ответить ровным голосом:

— Честнее? Ты серьёзно, Даниил? Эта женщина разрушила нашу семью, она…

— Она не врала мне, — перебил он, его голос вдруг стал твёрдым, как будто он давно носил в себе эти слова. — Она не притворялась, что любит, когда ничего не чувствовала. Она не делала вид, что всё нормально, когда всё развалилось. И она… она просто ушла, Ань.

— Ушла? — повторила я, чувствуя, как в голосе начинают прорываться эмоции. — Ты называешь это честностью? Просто уйти, бросить всё — это честно, Даниил? Ты был нужен ей когда был успешен и силен, когда мог дать ей все, что она хотела, а сейчас…. О, она молодец! Найдет себе нового папика! Знаешь, я могла бы сказать, что мне жаль…. Но мне не жаль, Даня. Ты, наконец-то, получил честный урок от судьбы!

У меня кружилась голова от странного чувства эйфории. Правы были и Лика и Боря — не привыкли подобные шлюхи к сложностям, им другое нужно.

Я почти слышала голос Лики, язвительно смеющейся над ситуацией, и видела довольный взгляд Бори, который бы только подтвердил: «Мам, я же говорил.»

— Анна, — наконец произнёс Даниил, его голос стал ниже, но в нём чувствовалась усталость. — Ты так ничего и не поняла. Впрочем, — вздохнул он, — иного я и не ожидал.

С этими словами он положил трубку.

Боря весело улыбнулся мне.

— Мам, похоже… отец уже… сожалеет?

Эти слова ударили прямо в сердце. Неужели? Неужели Боря увидел и почувствовал то, что я пропустила, захваченная злобной радостью, этим почти мстительным удовлетворением?

Я посмотрела на сына, ища в его глазах ответы. Может, он прав? Может, в голосе Даниила действительно звучала нотка сожаления, едва уловимая? Или я так погрузилась в собственные чувства, что просто не могла этого заметить?

— Ты так думаешь? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

— Даже если и так, мам. — твердо ответил сын, — отступать ты не должна. Пусть поймет, что поступать с тобой как он поступил больше не получится. И если… мам… если тебе больно с ним общаться…. Я могу стать твоим представителем. Если хочешь!

Я обняла сына, прижавшись к нему — высокому, как отец, но доброму и мягкому.

— Хочу, Борь, очень хочу!