Надежный тыл

30. Анна

Первые три дня я полностью провела в больнице, после съездила домой переодеться и принять душ. Состояние Даниила оставалось тяжёлым, и его так и не перевели из реанимации в палату.

Меня к нему не пускали. Даже несмотря на скандал, который я устроила, требуя своего законного права находиться рядом с мужем.

Коротков уверенно утверждал, что закон на моей стороне, что я могла находиться рядом с Даниилом, чтобы поддерживать его, но главврач оказался непреклонен. Его слова были твёрдыми, холодными, как лёд:

— Мы делаем всё возможное, чтобы стабилизировать его состояние. Никаких посетителей в реанимации, это может помешать работе врачей.

Я стояла в его кабинете, готовая взорваться, но понимала, что любые дальнейшие угрозы или крики будут бессмысленны.

— Я имею право, — бросила я в последний раз, чувствуя, как гнев сменяется отчаянием.

— А я имею обязанности, — спокойно ответил он, отодвигая бумаги на столе. — Обеспечить ему шансы на выздоровление.

Этот холодный диалог стал последней точкой. Выйдя из его кабинета, я направилась к креслу в холле, чувствуя, как беспомощность разливается внутри. Всё, что я могла, — это ждать и надеяться, что он борется.

Впрочем, остальные новости приходили более утешительные. Николай понял, что конфликтовать со мной — дело бесполезное и допустил Борю в компанию, даже не стал спорить, когда сын занял свое законное место в кабинете Даниила. Кто, как не сын должен был заменить отца у руля.

К тому же я не упускала из виду и Киру, несмотря на то, что всё это время она жила у Николая. Я говорила с моей девочкой каждые два-три часа, стараясь убедить её вернуться домой. Пока она ещё не соглашалась, но я чувствовала, что её решимость слабеет. Каждый её вздох, каждая пауза в разговоре говорили о том, что внутри она уже не так уверена в своём решении.

Впервые в жизни я вдруг поняла, что многое, очень многое сейчас зависит от меня. Моё поведение, мои слова, мои решения — всё это стало центральной осью, вокруг которой вращалась судьба семьи.

Я часто расспрашивала Бориса о делах моей компании. Он охотно делился: рассказывал, какие украшения сейчас делают, какие материалы используют, когда выйдет новая коллекция. Я слушала внимательно, хотя понимала, что часть его информации могла быть поверхностной.

Когда он сообщил, что в основу коллекции будут положены не драгоценные, а полудрагоценные камни, мне эта идея категорически не понравилась.

— Боря, — сказала я, стараясь говорить спокойно, — это сильно снижает престиж коллекции. Разве не лучше придерживаться классики?

Он пожал плечами, как будто мои слова были ему не особенно важны, но я заметила, что к сведению он их всё же принял.

Коротков тоже не оставлял меня без внимания. Он звонил, уточнял ситуацию и напоминал, что необходимо быть готовой ко всему.

— Анна Сергеевна, — говорил он, — я продолжаю готовить всё для бракоразводного процесса, на случай, если понадобится.

Честно говоря, я не думала, что до этого дойдёт. Несмотря на всё, что случилось, я верила, что Даниил поправится, и мы сможем начать всё с начала. Эта болезнь словно расставила всё на свои места. Боря занял своё положение в компании, пусть и с ошибками, но с уверенностью. Я была рядом с мужем, там, где и должна была быть. А Кира, судя по нашим разговорам, начинала понимать, что семью никто и никогда ей не заменит, хотя она была какой-то уставшей.

Алина же в больнице так ни разу за эти дни и не появилась. Я горько усмехнулась — не хотела молодая дрянь брать на себя такую ответственность — ухаживать за лежачим. Конечно…. Приятного в этом мало. Когда его переведут в палату, нужно же будет его кормить, помогать переодеваться, убирать за ним. Естественно, в этой больнице хорошие медсестры и санитарки, ему будет обеспечен уход по высшему уровню, но разве любящая женщина допустит чужие руки рядом с любимым?

Иногда меня посещали мрачные мысли: что будет, если вдруг Даниил… не справится? Сердце сжималось от тоски и боли, и дыхание становилось тяжёлым. Но, как ни странно, я понимала, что к такому развитию событий я тоже готова.

Я любила Даню. Всегда любила. И если так случится, что он уйдёт, я готова была его отпустить. Без обид, без злости, без упрёков. Мы прожили хорошую жизнь, несмотря на всё, что с нами случалось. Были взлёты, были падения, но я никогда не перестану помнить его добрым, спокойным, иногда упрямым, но всегда настоящим.

— Анна Юрьевна, — окликнул меня главный врач, спустившийся в комнату отдыха. — Мне нужно с вами переговорить.

— Конечно, — поднялась я, возвращаясь к реальности. Сердце замирало от страха, пока мы шли к его кабинету.

— Анна Юрьевна, — вздохнул мужчина, садясь за свое место, напротив меня. — Мы стабилизировали состояние вашего мужа…. Пока его жизни ничего не угрожает, хоть мы и оставляем его в реанимации.

— Ох, — вырвалось у меня, — слава Богу!

— Да. Конечно. Но…. остается еще одна проблема. Ему нужна операция.

— Операция? — переспросила я, надеясь, что, может быть, ослышалась.

— Да. Операция. Это сложное вмешательство, но оно необходимо, чтобы устранить основную причину его состояния. Мы сделали всё возможное, чтобы стабилизировать его, но без хирургического вмешательства есть риск, что он снова окажется в критическом состоянии.

Врач говорил сдержанно и профессионально, но я видела, что за его словами стоит тяжёлая ответственность. Он понимал, насколько важно каждое слово, каждое принятое решение.

— Каковы шансы? — выдавила я, чувствуя, как сжимаются пальцы на подлокотниках кресла.

— Мы делаем всё возможное, — уклончиво ответил он, — но любая операция всегда связана с рисками. Тем не менее, это единственный шанс на его восстановление. Хотя полного и не обещаю, но хотя бы частичного.

Моё сердце металось между страхом и надеждой. Оставалось только одно: верить врачам и решиться на этот шаг ради Даниила.

— Когда её нужно проводить? — спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал твёрдо.

— Как можно скорее. Завтра мы хотим собрать консилиум, чтобы окончательно утвердить план действий.

— Хорошо…. Мне нужно подписать согласие?

— Не только…. Анна Юрьевна, операция, которую мы хотим провести будет стоить порядка семи миллионов.

— Семь миллионов… — выдохнула я, будто проверяя, правильно ли услышала. — А разве…. У нас в стране не бесплатная медицина?

— Анна Юрьевна, — фыркнул врач, — у нас частная клиника. Вы и ваша семья уже давно наблюдаетесь у нас, но ваша страховка эту операцию не покроет. Это сложная и высокотехнологичная операция, и она требует участия лучших специалистов, а также применения современного оборудования. Мы сделаем всё возможное, чтобы найти пути финансирования, но значительная часть должна быть обеспечена с вашей стороны.

Я замолчала, пытаясь собраться с мыслями. Раньше я никогда не задумывалась об этой стороне вопроса. Даниил всегда занимался финансовыми вопросами сам, ведь я мало что в них понимала. А сейчас… а есть ли у нас на счету такие деньги….

Обычно, когда мне нужны были деньги — я снимала их с нашей карты. Наличку давал Даниил. Все финансовые операции, связанные с крупными суммами всегда проходили через него. Я понятия не имела, сколько денег находится на счетах, а документы, которые прислал адвокат так пока и не смотрела, справедливо полагая, что в этом он разбирается лучше меня.

— Анна Юрьевна, — поторопил меня врач.

— Да, простите… — я помотала головой. — Когда нужны деньги?

— Чем скорее, тем лучше. Вы наши многолетние клиенты, поэтому подготовку мы начнем немедленно, однако… деньги должны поступить на счет клиники в течение 10 дней. Понимаете?

— Да… Понимаю, — ответила я, стараясь сохранить видимость уверенности, хотя внутри бушевал ураган.

Десять дней. Это немного, но это шанс. Я понимала, что нужно будет срочно связаться с адвокатом, разобраться в документах и, возможно, даже продать что-то ценное, чтобы собрать такую сумму. У меня не было права ошибиться или медлить.

— Мы сделаем всё, что нужно, — сказала я наконец, с трудом выдавливая из себя эти слова.

Главврач кивнул.

— Хорошо. Я буду держать вас в курсе. Если возникнут вопросы — обращайтесь ко мне в любое время.

Я кивнула и молча вышла из кабинета, пытаясь сообразить с чего мне начать. Наверное, для начала — позвонить Короткову, он-то точно знает, какими средствами я могу располагать.

Зайдя в ближайшее от больницы кафе, я сразу же набрала адвоката. К счастью, трубку он взял сразу.

— Да, Анна Юрьевна.

— Максим Владимирович, простите, что беспокою. Знаете… — замялась я. — У меня к вам глупый вопрос, просто времени на изучение документов не было совсем. Мне срочно нужно… семь миллионов, у нас на счетах вообще есть такая сумма?

— Семь миллионов долларов? — уточнил он.

— Нет, рублей, конечно.

На том конце провода повисла полная тишина.

— Анна Юрьевна, вы сейчас шутите?

— Нет… — у меня сердце упало. — У нас их нет….

— Анна Юрьевна, — Коротков явно искал слова, — вы вообще хотя бы понимаете стоимость ваших активов? Хоть приблизительно?

Я замолчала, пытаясь осмыслить его вопрос.

— Нет, — призналась я наконец, осознавая, как беспомощно это звучит. — Все эти годы Даниил занимался финансами. Я даже не знаю, сколько денег у нас на счетах.

— Понял, — коротко сказал он, и в трубке вновь повисла пауза, пока он, видимо, обдумывал, как объяснить мне очевидное. — Анна Юрьевна, ваши активы — это не просто пара счетов в банке. Это компании, недвижимость, ценные бумаги. Суммы, о которых вы говорите, для вас не являются проблемой. Да для вас это вообще ни о чем. Но есть нюанс. Мы сами с вами подали заявление о наложении обременения на все активы в рамках бракоразводного процесса.

Эти слова прозвучали, как гром среди ясного неба.

— Что? — спросила я, чувствуя, как холодный пот проступает на лбу. — А да… но….

— Вы сами настояли на этом, чтобы защитить свои интересы, — ответил он спокойно, но мне казалось, что его слова били по нервам. — Это стандартная практика. Такие меры принимаются, чтобы во время развода не произошли необратимые изменения в распределении имущества.

Я попыталась вспомнить, как именно проходил наш разговор об этом, но в памяти всё смешалось. Тогда я согласилась, потому что мне казалось, что это просто формальность, необходимая для защиты меня и детей. Да и Лика убеждала, что этот шаг — самый разумный из возможных.

— Что это значит сейчас? — спросила я, стараясь говорить твёрдо, но голос всё равно дрогнул.

— Это значит, что для доступа к крупным суммам, которые вам сейчас необходимы, у нас их нет, — ответил Максим Владимирович холодно и чётко. — Ровно поэтому я настаивал на том, чтобы вы заранее сняли со счёта приличную сумму, когда начали бракоразводный процесс. Но теперь мы не можем ничего сделать до суда.

— Но обстоятельства поменялись… — бросила я с отчаянием. — Даниил в больнице, и ему срочно нужна операция!

В трубке вновь повисла тяжёлая пауза, прежде чем он продолжил:

— Простите, Анна Юрьевна. Но Даниил сам инициировал развод и своё заявление не отзывал. Это значит, что процесс всё ещё идёт. Наше ходатайство об обременении активов также остаётся в силе, и сейчас его невозможно отменить.

Эти слова звучали, как приговор.

— Но это же абсурд! — воскликнула я, чувствуя, как эмоции берут верх. — Разве не понятно, что он не может сейчас принимать никакие решения? Его жизнь под угрозой!

— Я понимаю вашу ситуацию, — ответил адвокат, стараясь говорить спокойно, — но, к сожалению, юридическая система не работает так быстро. Даже если бы мы подали новое ходатайство, это заняло бы недели.

— То есть… — начала я, чувствуя, как воздух становится вязким, — вы хотите сказать, что ничего нельзя сделать?

— На данном этапе — нет, — ответил он. — Все активы остаются под обременением до завершения судебного разбирательства. Единственное, что я могу предложить, — искать деньги из других источников.

— Других источников… — повторила я тихо, пытаясь переварить его слова.

— Возможно, друзья, родственники или временные займы. Я понимаю, что это сложно, но другого выхода пока нет, — добавил он с ноткой сочувствия.

Я отключила телефон, не в силах продолжать разговор.

Это какой-то сюрреализм! Разве такое в нормальном мире может происходить? Разве это не наши деньги? Разве….

Я не знала, что мне делать. Схватила сумочку и помчалась в офис компании. Нужно было срочно переговорить с Борей и Николаем.