Я не находила себе места, вышагивая из угла в угол по холлу больницы и ожидая звонка Лики, Бори или, возможно, Киры. Но минута проходили за минутой, а мне так никто и не звонил. И я уже не знала, плакать мне, злиться или звонить в полицию и сообщать о пропаже ребенка. В родительском чате меня уверили, то ни к кому домой Кира не приходила, а это означало только одно: или она совершенно одна на улице или…
О последнем или думать не хотелось. Но слишком хорошо помнила кадры с катка: Даниил держит за талию свою дрянь, а Кира носится рядом с ними с подругами.
Правы, ох правы были Боря и Лика, когда говорили мне, что я распустила дочь. Но как было не распустить, если Даниил всегда потакал всем её капризам? Никогда он не любил Борю так, как любил Киру. Всё ей сходило с рук: нежелание учиться, пропуски кружков, на которые я её записывала, плохие оценки, грубость по отношению ко мне и к Борису. Сколько раз я ругалась с ней, наказывала, пыталась воспитывать. Ограничивала её в телефоне, запрещала гулять, лишала карманных денег. Но стоило отцу вернуться домой, как все мои усилия шли насмарку, а наказания тут же отменялись.
— Успокойся, Ань, она всего лишь отстаивает своё мнение, — звучало в его оправдание её грубости.
— Аня, она девочка, у неё должны быть свои увлечения.
— Аня, ну если у неё проблемы с биологией, значит, она просто не станет биологом!
— Поговори с ней, Ань, постарайся не кричать. Постарайся её понять.
И как тут не чувствовать себя беспомощной? Словно мои слова ничего не значат, словно я одна должна нести этот груз. Даниил любил Киру безоговорочно, как будто она не могла ошибаться, как будто любой её поступок был достойным одобрения. А я оставалась злой и строгой мамой, которая вечно «не понимает» и «недовольна».
Разве я не старалась всегда помочь ей? Разве не ограждала от проблем и трудностей, разве не защищала всегда и безусловно, даже когда она не просила об этом? Я никогда не заставляла её делать что-то по дому — это была моя зона ответственности. Я старалась дать ей всё. У Киры были все возможности, о которых другие дети могли только мечтать. Я выбирала для неё лучших учителей и репетиторов, искала самые перспективные кружки и занятия. Если у неё возникали трудности с каким-то предметом, я тут же договаривалась о дополнительных занятиях, чтобы всё исправить.
Я хотела, чтобы моя девочка была лучшей, чтобы у неё были все шансы на светлое будущее. Вложила столько сил и времени, чтобы каждая её оценка, каждое достижение подтверждало: всё это не зря. Мне казалось, что я прокладываю ей путь к успеху, к счастью.
Да, я много требовала от неё, потому что понимала: без хорошей учебы и усилий в жизни не выжить. Я часто критиковала, указывала на её слабые стороны, её промахи. Возможно, где-то была слишком жёсткой, не боялась говорить о том, что у неё получается хуже, чем у других. Ведь особыми талантами Кира, в отличие от Бори, никогда не блистала, и я считала, что именно моя дисциплина поможет ей добиться чего-то. Я видела ее ревность к Борису, он и сам часто говорил мне об этом, понимала, что она часто лжет в отношении него. Но она все равно оставалась моей девочкой.
Но, кажется, Кира не видела всего этого. Она словно воспринимала мои старания как давление, как недовольство. Она, будто назло мне, отдалялась всё дальше и дальше. С каждым разом строила всё более высокую стену между нами, и чем больше я пыталась её достучаться, тем прочнее становилась эта стена. Она всегда завидовала Боре, ревновала меня к нему, пыталась настроить отца против него. И я в упор не понимала, за что она так относится к брату. Он был строг с ней, бывало, перегибал палку, но ведь он просто всегда защищал меня.
И теперь она просто ушла. От нас, от меня, от отца, от брата. Ушла неизвестно куда, и я даже не представляю, где её искать. Ощущение пустоты и тревоги разрывает душу. Я сижу в тишине, уставившись в телефон, словно он должен был позвонить сам, как будто это чудо вдруг принесёт мне ответ.
— В общем, — наконец-то раздался голос Бори на другом конце, — дома её нет. Я еду сейчас в компанию. Думаю, она могла уйти туда, или… Или ты была права, и она умотала к этой драной кошке. Если это так, я даже не знаю, что делать, мам. Разве что подавать заявление о похищении. Понятно, что ничего из этого не выйдет, но хоть нервы этой заразе потреплем. Лика сейчас к тебе вернется, не хочет тебя одну оставлять
Я молчу, сжимая телефон так, будто это он виноват во всём.
— Поверить не могу, Борь, — наконец произношу я, — что она предпочла меня, свою мать, этой женщине.
Моё сердце сжимается от горечи. Разве можно в это поверить? После всего, что я для неё сделала. Я растила её, оберегала, боролась за неё. И теперь…
— Ну, а ты как хотела, мам? Там добренькая Алиночка, которой срать на Киру, и ничего она требовать не будет. Даааа, заварил отец кашу…. Пустил козу в огород. А мы теперь расхлебывай. В общем, не психуй, приедем в компанию, узнаю адрес этой поганки, и поеду туда. Хоть со скандалом, но заберу идиотку домой. А там всыплю ей, наконец, по первое число. Мало у тебя сейчас нервотрепки с папашей, так еще она сюрпризы преподносит.
— Подожди, Борь, у меня вторая линия, давай перезвоню. Вдруг Кира….
Я сбросила сына и посмотрела на номер звонившего. Николай. Друг, партер и заместитель Даниила в компании.
— Да, Коль, — ответила сразу.
— Привет, Ань, — голос его звучал устало и от этого хрипло. — Как у вас там?
— Все по-прежнему. Даня в реанимации, — я едва сдержала слезы. — Коль, Кира в офис не приходила?
— Ань, тут такое дело…. — голос Николая стал виноватым. — Она пришла. И сказала, что не хочет домой возвращаться….
На несколько секунд я застыла, будто земля под ногами провалилась. Но сильная рука подоспевшей Лики не дала мне пошатнуться.
— Что значит «не хочет домой возвращаться»? — мой голос стал резче, чем я хотела.
— Ань, я не знаю деталей. Она была сама не своя. Вся на нервах…. Плакала…. У девочки шок из-за всего того, что происходит. Аня, она сказала…. Она сказала, что Борис ее запугивал. Что ей тяжело рядом с братом….
Я почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Лика сделала жест, чтобы я на громкую связь.
— Запугивал? — выдохнула я, не веря своим ушам. — О чём ты говоришь, Коль? Это же её брат!
— Ань…. Послушай. Я не хочу влезать в то, то в вашей семье сейчас происходит, но услышь меня: Кира не хочет находиться рядом с Борисом. Никак. Понимаешь?
— Господи, — мне хотелось плакать и орать одновременно, — Коль, ты вообще понимаешь, что несешь? Да, Боря бывает с ней строг, потому что она хамит напропалую: мне, ему. Мог на нее прикрикнуть или подзатыльник дать, но ничего больше. Да, ругаются. Но это нормально между братом и сестрой. Может иногда он и перегибал палку, но то, то она сказала — бред! Она у вас там? Сейчас ее Боря заберет!
— Ань, — голос Николая звучал спокойно, но в нем чувствовалась твердость, — услышь меня, пожалуйста. Она не хочет домой! Ты её дома к стулу привяжешь? В комнате закроешь? Что ты собираешься делать? Она снова сбежит, и тогда ты её уже так просто не найдёшь. Может, в её словах есть хотя бы часть правды? Подумай об этом.
Я почувствовала, как внутри закипаю. Ещё один «мудрец» нашёлся! Дружек-козлёнок. Уж наверняка он знал, что Даниил изменял мне с этой дрянью, но молчал, прикрывая его. А теперь, видите ли, из себя друга семьи строит. Лика тоже молча покрутила у виска пальцем.
— Слушай меня, Коля, — зло произнесла я, чувствуя, как каждый мой нерв натянут до предела. — Сейчас ты прикажешь открыть двери офиса своим гориллам на входе и отдашь мне дочь. Понял? Иначе я вызову полицию!
Я не ждала ответа и продолжила, намеренно усиливая напор:
— И если надо, да, я её закрою дома! Действительно, Кира совсем от рук отбилась, посидит денек — другой дома может хоть немного образумится! Это моя семья, а не твоя! И советы свои ты будешь раздавать своей жене, ясно? Или своим детям… если такие когда-нибудь появятся!
Я знала, что ударила по больному. Николай прожил двадцать лет в браке без детей, и я видела, как эта тема всегда его ранила. Но сейчас мне было всё равно.
Я борюсь за свою семью. За свою дочь.
На другой стороне повисла долгая пауза. Напряжённая, тягучая, почти ощутимая.
— Ань… — наконец заговорил Николай, и его голос звучал уже не обвиняюще, а скорее примиряюще. — Я не для ругани звоню. Давай сделаем так: Кира пока поживёт у нас с Наташей. Ты нас знаешь, с ней ничего не случится. Дай ей немного успокоиться, собраться с мыслями. Подумай сама, сейчас у тебя и так забот хватает, чтобы ещё и с Кирой воевать. Ты ведь сейчас в больнице, так?
— Да… — вынуждена была признать я, чувствуя, как с каждым его словом во мне угасает ярость. Опустилась на одно из мягких кресел в больничном холле. Лика скорчила презрительное лицо, подняв глаза к потолку.
— Вот видишь. Куда тебе сейчас ещё и война с дочерью? Когда кризис у Даньки пройдёт, вы все немного остынете. Кира успокоится. Тогда и поговорите.
Я закрыла глаза, чувствуя, как внутреннее напряжение сменяется опустошением. Его слова были разумными, слишком разумными. Но мысль о том, что моя дочь будет где-то, а не дома, терзала меня изнутри.
— Я еще о чем поговорить хотел, — так же мягко заметил Николай, — завтра я отменю приказ Даньки не пускать Бориса в компанию.
— Что? — я поверить не могла, в то, что услышала, а сердце забилось быстро-быстро. Лика тоже навострила ушки.
— Не вижу смысла, Аня, продолжать эту войну…. Мы с тобой оба взрослые люди. Мне не с руки с вами воевать, я как лучше хочу. И тебе легче станет.
Лика скорчила удивлённое лицо.
— То есть ты допустишь Бориса к управлению?
— Нет, Ань, — мягко ответил Николай, — таких полномочий у меня нет. Но я не стану препятствовать его визитам в компанию. Пусть приходит и наблюдает….Пусть учится, пусть вникает в дела. У него будет чем заняться, у тебя сейчас иные заботы, а Кира… выдохнет. Как ты на это смотришь?
Я не могла поверить, что наконец-то отстояла свое. Борис будет допущен в компанию, сможет отслеживать все, что там происходит, держать руку на пульсе. Это был шаг к победе.
— Я хочу, чтобы ты уволил Алину, — едва слышным шёпотом произнесла я, не веря, что позволяю себе диктовать условия.
На той стороне повисла тишина, такая же густая и напряжённая, как моя просьба. А Лика подняла две руки вверх пальцами.
— Ань… — наконец осторожно начал Николай. — Ты понимаешь, что это не так просто. Она работает в компании уже давно….
— Мне плевать на это, — перебила я, с каждым словом обретая уверенность. — Она не должна быть там, Коля. Я не позволю этой женщине находиться рядом с моей семьей!
— Аня… — его голос звучал устало, но я не позволила ему договорить.
— Ты говоришь о компромиссе? Вот мой компромисс: Борис может прийти и наблюдать, Алина уходит. Немедленно. Только тогда я позволю Кире жить у вас.
На той стороне снова наступила пауза, но теперь она была ещё более тяжёлой.
— Ань… — начал он, глубоко вздохнув, — услышь меня, пожалуйста. На Алине сейчас висят три срочных и важных заказа. Очень важных. Без её умений мы просто не справимся. Ладно бы это касалось только коллекции, но она ведёт ещё три индивидуальные линии. Клиенты знают ее, работают именно с ней. Если мы их упустим, на компании можно будет поставить крест.
Я сжала телефон так сильно, что он едва не выскользнул из моих рук.
— Это не вопрос, Коля. Я не позволю ей быть в моей компании, — ответила я, чувствуя, как злость перетекает в усталую, но твёрдую решимость.
— Не дави… — одними губами успокоила меня подруга, делая жест рукой, чтобы я смягчилась.
— Ань, — его голос стал более настойчивым, — если Даниил не поднимется на ноги… это его наследие. Это твоё, твоих детей. Ты правда готова разрушить всё ради этой войны?
Его слова звучали разумно, но всё внутри меня бурлило от ярости. Эта женщина всё так же будет ходить на работу, принимать участие в деятельности моей компании, находиться рядом с тем, что принадлежит моей семье. Но, несмотря на гнев, я чувствовала в груди странное, почти триумфальное тепло. Я побеждала. В этой войне медленно, но верно я склоняла чашу весов в свою сторону. Если уж ближайший друг Даниила решил отступить, то победа — лишь вопрос времени.
— Хорошо, Коль, — устало согласилась я, будто это решение далось мне нелегко. — Пусть остаётся.
На той стороне послышался тихий вздох облегчения, но я не собиралась останавливаться.
— Но, — продолжила я твёрдо, — ты и слова в её защиту не скажешь, даже если Боря сорвётся на неё. Ясно? Он имеет полное право её не щадить — она нас не жалела.
Николай замолчал на несколько секунд, видимо переваривая мои слова.
— Ань, — сказал он наконец, его голос звучал устало, но без признаков спора, — я понял тебя. Но прошу, постарайтесь держать всё в рамках. Сейчас для компании важна стабильность.
— Стабильность? — холодно усмехнулась я. — Пусть благодарит судьбу, что я вообще согласилась на это. Кира тоже пока пусть живет у вас. Но если я узнаю, что она хоть словом перекинулась с этой мразью….
— Спасибо, Ань, я понял. — коротко ответил он, и связь прервалась.
Не успела я перевести дух, как на плечи опустились горячие руки Лики, которая с нескрываемым восторгом потрясла меня.
— Умница, Ань! — воскликнула она, её голос звенел торжеством. — Просто умница! Вот теперь-то всем станет понятно, кто ты есть!
— Ух, — выдохнула я, чувствуя, как кровь прилила к щекам.
— Ты хоть понимаешь, как они все сейчас напуганы? — Лика не переставала веселиться. — Эх, знаешь, я рада, что у Даньки сердце прихватило. Все резко сбросили масочки. Вот он тебе — реальный расклад. Пошли в ножки кланяться, в дружбе заверять.
Она села напротив меня, сверкая глазами, и чуть качнула головой.
— Нет, — выдохнула она чуть тише, словно сама себя осаживая, — какие же сволочи всё-таки. Когда он тебе о разводе сказал, когда мордой об стол возил — никто не заступился. А тут всё резко поняли, куда ветер дуть стал.
Я опустила взгляд, не зная, что ответить. Слова Лики звучали жёстко, но в них была правда. Как только Даниил оказался в больнице, всё вокруг начало меняться, словно люди наконец увидели меня не как «его жену», а как реального игрока. И мне это нравилось. Даже если я не могла в этом признаться вслух.
— Смотри, подруга, какой расклад вырисовывается, — продолжила Лика, сверкая глазами. — Если даже Данька и оправится, то на восстановление ещё куча времени уйдёт, а ты всё это время будешь рядом с ним. Чтобы понял, козлина, кого на пизду променял.
Я невольно вздрогнула от её прямоты, но Лика уже не останавливала себя.
— Боря будет в компании находиться. А потом, может, и возглавит. Такие приступы, Ань, — они ведь даром не проходят. А если Данька помрёт… — она сделала паузу, явно следя за моей реакцией, — ты по-любому хозяйкой станешь. Поняли, просчитали. Молодцы.
— Не говори так, Лик, — попросила я тихо, не поднимая глаз. — Всё с Даниилом будет хорошо.
— Ой, да ладно, будет-будет, — проворчала она, махнув рукой. — Ты только держись. Главное, что у тебя есть сейчас — это сила. Ты в этот момент самая важная фигура. Поняли они это или нет, но тебя с доски не убрать. А Кира и сама домой вернётся, вот увидишь. Не вечно же ей с этим Колей жить…. Так что, ты молодец, что согласилась на такие условия.
Я невольно улыбнулась словам подруги, впервые в жизни ощущая, что стала не пешкой, а фигурой.