Надежный тыл

34. Алина

В проёме стоял Даниил. Уверенный, спокойный, сильный. На его лице играла улыбка, однако глаза были полны холодного, злого и яростного огня. А из-за спины выглядывала улыбающаяся Кира.

— Даниил… — прошептала Анна, её лицо побелело, а глаза расширились от изумления.

Анжелика замерла, её рот приоткрылся, но слов она не нашла.

— Что, не ждали? — усмехнулся он, входя в комнату. Его голос оставался холодным, как лёд, но каждая его интонация обжигала.

Я не могла оторвать от него взгляда, прижав руку к губам. Даниил, которого я так долго ждала, вернулся. Не просто выжил, а вернулся к жизни. И эта жизнь снова наполнилась его силой и уверенностью. На секунду земля подо мной словно пошатнулась. Я почувствовала, как меня охватывает слабость, но сильная рука Виктора мягко, но уверенно поддержала меня, не дав упасть.

— Спокойно, Алина Геннадьевна, — тихо сказал он, его голос был полон заботы.

Дмитрий Антонович тоже подвинулся ближе, его взгляд выражал беспокойство, и он явно был готов помочь, если это потребуется.

Даниил прошёл дальше, уверенным, упругим шагом, без малейшего следа слабости или болезни, его взгляд холодно скользнул по собравшимся, задержавшись на Анне и Анжелике. Лицо было спокойным, без бледности или кругов под глазами — неизменных спутников болезни.

— Удивлены? — продолжил он, его улыбка стала шире. — Думали, что можно разыгрывать спектакль за моей спиной, пока я лежу беспомощным?

Его голос был таким твёрдым, что никто не посмел ему возразить. Анна опустила взгляд, её руки дрожали. Анжелика лишь крепче сжала губы, но её самоуверенность явно испарилась.

— Ну что ж, — Даниил остановился у своего кресла, не садясь, а просто положив на него руку, — давайте поговорим. Уверен, есть много интересного, что вы мне хотите рассказать. Но еще больше — я вам. Может ты меня, наконец-то, услышишь, Ань. Может хоть так до тебя дойдет то, что я пытался сказать годами!

Его взгляд скользнул по мне. Он нахмурился и нажал на столе кнопку вызова секретаря.

— Вера, принеси, пожалуйста, воды.

Краем глаза, все еще пытаясь начать хоть что-то соображать, я видела, как Кира занимает место в дальнем конце стола — прямо напротив отца. Поймав мой взгляд, она лучезарно улыбнулась, подмигнув мне.

Двери снова открылись, в кабинет вошла потрясенная, но сдержанная, бледная Вера со стаканом воды. Даниил молча кивнул в мою сторону. Вера поставила передо мной стакан, от которого явственно шёл запах пустырника или корвалола.

Видит бог, мне это сейчас было нужно. Мои руки дрожали, когда я взяла стакан, и только маленький глоток позволил мне немного собраться с мыслями.

— Вера, — голос Анны раздался неожиданно хриплым и разбитым, как будто все её силы ушли на произнесение этих слов, — принеси мне тоже.

Вера замерла на месте, её взгляд метнулся к Даниилу, но прежде чем она успела ответить, он спокойно, но твёрдо перебил:

— Вера, идите работать. Вы не прислуга для Анны Юрьевны.

Его голос был холодным и безапелляционным.

— Если ей что-то надо, — добавил он, слегка усмехнувшись, — она сама встанет на ножки и принесёт.

Анна побледнела, её губы сжались в тонкую линию, а руки, лежащие на столе, сжались в кулаки.

— Даниил… — начала она, её голос был полон негодования, но он не дал ей договорить. Он резко поднял руку, давая понять, что её слова ему сейчас неинтересны.

— Лин, — обратился он ко мне, и его голос неожиданно смягчился. Этот контраст с тем, как он говорил с Анной, был разительным. — Нужны пять минут? Можем подождать…

Я замерла, неожиданно застигнутая его вниманием. Его взгляд был тёплым, хотя и слегка обеспокоенным. Моё сердце на мгновение сжалось, и я почувствовала, как к щекам приливает кровь.

— Нет, — тихо сказала я, стараясь звучать уверенно, хотя голос всё же дрогнул. — Всё в порядке.

Он кивнул, его глаза на мгновение задержались на моих, будто пытаясь убедиться, что я действительно говорю правду. Затем он снова обратил внимание на собравшихся, и по его носу я поняла, что он в ярости. В такой ярости, в какой его редко кто видел.

Бледная Анна сидела, словно парализованная, со сжатыми кулаками и опущенными глазами. Анжелика выглядела так, будто только что получила удар, её рот был приоткрыт, а глаза всё ещё отражали шок. Борис сгорбился в своём кресле, избегая взгляда отца, словно пытался спрятаться от его присутствия. Коротков, напротив, прищурил глаза, оценивающе разглядывая Даниила, как будто выжидая подходящего момента для вмешательства.

На общем фоне спокойными выглядели только Николай, который уже занял своё место, Виктор, всё так же поддерживающий меня, и Дмитрий Антонович, чьё лицо выражало абсолютное хладнокровие. Судя по их виду, появление Даниила не стало для них сюрпризом.

— Ну что ж, — произнёс Даниил, его голос был резким, как удар, и вернул всех к реальности. — Кажется, кто-то решил, что без меня здесь можно делать всё, что угодно.

Его слова разорвали повисшее напряжение, но никто не осмелился заговорить.

— Анна, — продолжил он, пристально глядя на неё. — Начнём с тебя. Расскажи мне, чем ты занималась, пока я был на грани жизни и смерти.

— Даня…. Я… я…. я все время была с тобой….

— Со мной, это где, Ань? В коридоре больницы? — он откинулся на кресле и сложил руки на груди.

— Меня…. Меня не пустили в реанимацию, — тихо ответила она.

— Понимаю их. Слышал твою истерику даже через три двери, — качнул он головой, поджав губы. — Если тебя ко мне не пускали, — его голос стал холодным, как лёд, — что тогда ты потеряла в больнице? Сидела на лавочке, перебирая чётки? Плакала в телефоне друзьям, точнее тем, кто тебя еще слушал? Или, может, делала хоть что-то полезное?

Анна сжала губы, её лицо покраснело от злости и стыда.

— Даня, я не могла… — начала она, но он снова поднял руку, останавливая её.

— Не могла? — его глаза сузились, и в них сверкнуло разочарование, холодное и обжигающее. — Ты всю жизнь — не можешь. Что бы ни происходило, ты всегда не можешь.

Её лицо побелело, как будто эти слова ударили её сильнее, чем любой крик или обвинение.

— Тогда скажи, Анечка, — его голос стал тише, почти шипящим, — где все эти десять дней жила наша дочь?

Анна открыла рот, но не смогла сразу ответить. Её взгляд метнулся к Кире, которая по-прежнему сидела в дальнем конце стола, с лёгкой улыбкой, не проявляя никакого волнения.

— Кира… — начала она, но голос дрогнул, и она не смогла закончить фразу.

Даниил, не сводя с неё взгляда, наклонился чуть вперёд, его поза излучала сдержанную угрозу.

Анна крепче сжала руки, её дыхание стало сбивчивым.

— Она… была с Николаем, — наконец выдавила она, избегая его взгляда.

Даниил прищурился, и его губы сложились в горькую усмешку.

— С Николаем, — повторил он, его тон был наполнен сарказмом. — То есть ты хочешь сказать, что наша дочь не просто ушла из дома со мной, но даже когда я оказался в больнице, предпочла жить с чужими ей людьми, а не с тобой? Так, Ань? Интересно, почему?

— Даня… она…. Она всего лишь подросток…. Бунтует… ты же знаешь, мы говорили об этом…

Даниил едва не рассмеялся. Кира громко фыркнула, словно не веря своим ушам, а Николай, сидевший спокойно до этого момента, криво усмехнулся.

— Ань, — лениво сказал Николай, разглядывая ногти, будто ему скучно. — Хватит врать.

Он поднял взгляд, его тон стал резким и пронзительным.

— Ты сейчас пытаешься это сделать нам или себе? Думаешь, я не сказал Дане, что говорила Кира и что ты упорно не желала слушать? Или, Кира ничего, наконец-то, не рассказала? Ты хоть понимаешь масштаб травли, котторый разыгрался в вашем доме?

Анна побледнела, её руки дрожали, но она продолжала молчать, словно эти слова её ошеломили.

— Ты не слышала ни меня, ни свою дочь, — продолжил Николай, его голос стал более жёстким. — Она прямо говорила, что ей нужно, что её тревожит, чего она боится. Знаешь, Аня, что заставило меня окончательно потерять уважение к тебе? Твое полное равнодушие к дочери! Полное! Борис третировал ее долгие годы, Аня, оскорблял, подчас угрожал, унижал…. А ты….

Лицо Николая оставалось каменным, но по тому как дрожат его руки, я поняла, что он едва сдерживает бешенство.

— Она пыталась рассказать тебе, матери, надеясь найти помощь и защиту, но ты не захотела помочь своим детям и разобраться, что происходит между ними. Ты безоговорочно встала на сторону сына, обрекая дочь на постоянное напряжение. Более того, четко дала понять, кто будет виноват, если обо всем этом узнает Даниил. И девочка молчала…. Носила эту боль в себе…. Бунтовала, не в силах справиться с этим грузом. А ты предпочла закрыть глаза и заняться своими делами.

— Ага, — кивнул Даниил, — моей компанией, например. В работе которой ни ты, ни наш с тобой идиот не понимаете ни черта! Воистину, стоит иногда попасть в больницу, чтобы понять весь размах трагедии. Знаешь, — он наклонился и положил сложенные руки на стол, — я как-то так и предполагал развитие событий, но то, что вскрылось…. И ладно бы ты хоть не скрывала этого — я все-таки обидел тебя, как ты считаешь. Но от обилия лицемерия…. Даже я потрясен, Ань. Сколько гнилья на поверхность-то всплыло….

— Даниил… — прошептала она, — твой инфаркт….

— Его не было, Ань, — покачал он головой.

Я услышала эти слова, словно издалека, и почувствовала, как земля уходит из-под ног. Голова закружилась, и я едва сдержала всхлип, чувствуя, как темнеет перед глазами.

Но в этот момент Виктор до боли сжал мой локоть, его рука была твёрдой, словно якорь, удерживающий меня на месте. Я глубоко вдохнула, заставляя себя прийти в себя, и слегка кивнула ему, давая понять, что справлюсь.

Даниил перевёл взгляд на меня на долю секунды, в его глазах мелькнуло что-то тёплое, виноватое, но он тут же снова сосредоточился на Анне.

Анна стала почти прозрачной. Анжелика хлопнула ладонью по столу, а Борис закрыл лицо рукой.

— Ань, — начал Даниил холодно, его голос звучал обманчиво спокойно. — Напомни мне, какое у тебя образование?

Анна дрогнула, её взгляд метался, словно она искала способ уйти от ответа.

— Если мне память не изменяет, — продолжил он, слегка наклонившись вперёд, — ты закончила курс медицинского, после чего перевелась на филологию? Так?

Она кивнула едва заметно, не осмеливаясь поднять взгляд.

— И ты, — продолжил он, его голос стал резче, — даже с этим багажом знаний не смогла понять, что у меня было банальное защемление нерва?

Анна судорожно вдохнула, но ничего не ответила.

Даниил на секунду перевёл взгляд на меня, а затем снова вернулся к ней.

— Ладно, — продолжил он, его тон стал саркастичным, — Алина… у неё образование далекое от медицины. Но ты…

Он покачал головой, его глаза сверкнули яростью, которую он старался сдерживать.

— Чёрт бы с этим, — произнёс он медленно, подчёркивая каждое слово, — но знаешь, мне было действительно интересно наблюдать, как моя жена заламывает руки и плачет, в то время как другие спасают мою жизнь.

Анна прижала руки к груди, её губы задрожали, но она всё равно не могла сказать ни слова.

— Это было почти трогательно, Ань…. Как ты в последствии оттёрла Алину от меня, изображая преданную и любящую жену. Ты настолько была занята своим спектаклем, что не заметила мой.

Его слова будто разорвали воздух, их вес был почти невыносимым.

Я замерла, почувствовав, как ноги становятся ватными. Всё, что происходило сейчас в этом кабинете, казалось действительно страшным, сюрреалистичным спектаклем, от которого невозможно было отвести глаз.

Мне хотелось закрыть глаза и исчезнуть, просто перестать существовать в этот момент. Но я понимала, что не могу. Я должна была остаться здесь и видеть всё до конца.

Приходилось прикладывать невероятные усилия, чтобы продолжать наблюдать, как маски падают одна за другой, и правда обнажается с каждым словом Даниила.

Его взгляд снова скользнул по комнате, задержавшись на каждом из нас.

— Ну что, — произнёс он тихо, но его голос был словно удар, — кто ещё хочет рассказать мне свою версию событий? Или я продолжу? Нет возражений? Хорошо. Знаешь, Ань, почему я развелся с тобой? Может хоть сейчас, после всего ты, наконец, услышишь меня! Не себя, не твою дорогую Лику, не сына, который всю жизнь прячется за твоей спиной, а меня!

Анна вскинула на него взгляд, её губы задрожали.

— Даня… — прошептала она, но не смогла продолжить.

— Так вот, Ань. Я любил тебя. Любил настолько сильно, то закрывал глаза на все. Ты захотела сидеть дома — я согласился, ведь задача мужчины обеспечивать и защищать семью. Ты родила мне двух детей — я был благодарен и счастлив. Ты отказалась заниматься благотворительными проектами — я не стал заставлять, хоть много раз говорил тебе, насколько это для меня важно! Ты сосредоточилась на доме и быте…. На детях… точнее на одном из них, а после…. знаешь Ань, каково это приходить домой, где тебя ждет дежурная улыбка, разговоры, сводящиеся к ремонтам и уборкам? Я пытался…. Я пытался рассказать тебе о делах, о бизнесе, рассказать о своих сомнениях и страха, что ты на это отвечала? «Даня, не сейчас. Даня, я устала. Даня, мне некогда. Даня, ты ведь сам всё разрулишь. Даня, я в этом не понимаю. Даня, ты такой сильный. Даня, подумаешь налоговая проверка и тебя могут посадить, вот у меня плитка в ванной….». Продолжать, Ань? А десять лет назад, когда у нас отжимали компанию, я приходил домой и падал без сил, что ты мне говорила?

Он выдержал паузу, словно давая ей шанс ответить, но она лишь беспомощно сжала руки на коленях.

— «Даня, а почему мы не едем отдыхать?» — продолжил он сам, его голос стал громче, в нём зазвучал сарказм. — Ты, кажется, очень любила задавать этот вопрос.

Анна сжалась, словно он только что её ударил.

— Я тогда работал сутками, — добавил он, его слова звучали всё жёстче. — Пытался удержать то, что мы строили годами. А ты? Ты не спрашивала, как я. Ты спрашивала, когда мы полетим на Мальдивы. И устраивала мне истерику, когда я попросил подождать: ты должен, должен, должен. Это, Ань, пресловутая поддержка, да? Это оно самое?

Он откинулся на спинку кресла, его лицо стало каменным.

— Я терпел, — продолжил он после короткой паузы. — Пытался поговорить, объяснить, быть услышанным, но меня ты слушала примерно как Киру. Терпел, потому что верил, что это просто временное непонимание, верил, что любя меня, ты всё-таки заметишь, что мне плохо. Что я ломаюсь. Что я устаю, что и мне порой бывает страшно, что и у меня бывают сомнения в своих силах и в правильности моих решений. Надеялся, что ты увидишь во мне не только каменную стену, но и человека.

Он вздохнул, но его взгляд остался твёрдым и холодным.

— Но знаешь что, Ань? Ты так и не заметила. Ни тогда, ни потом. Ты жила своей жизнью, наслаждаясь теми ресурсами, что я давал. А я… стал жить своей, отдаляясь от тебя все дальше и дальше. Каждый раз от твоего равнодушия, мои чувства умирали все быстрее и быстрее. Ты Бореньке потакала во всем, не замечая в какую мразь превращается наш сын. И здесь наша общая вина — я тоже этого не замечал, до определенного времени. А когда понял — было уже поздно. Ровно тогда я начал вмешиваться в твое воспитание Киры. И схватился за голову!

Анна открыла рот, пытаясь что-то сказать, но он не дал ей шанса.

— Ты воспитывала её, как Бориса, — продолжил он, его тон стал пронзительным. — Подталкивала её к зависимости от других, лишала инициативы, заставляла жить в тени. Твой тотальный контроль и постоянные придирки доводили ее до трясучки. А когда она пыталась хоть что-то рассказать мне, даже не пожаловаться, а просто рассказать, поделиться со мной своими мыслями, чувствами — ты технично оттирала ее от меня! Сколько раз ты кричала на меня, за то, что я пытался понять, в чем проблема с Кирой в очередной вашей ссоре? А сколько раз, когда я наказывал Бориса — ругалась со мной и отменяла наказания? А потом мне же в лицо бросала упреки, что я не занимаюсь детьми? А я, Ань, настолько любил тебя, что…. Что снова и снова закрывал глаза на все это…. И это — моя самая большая ошибка, Ань. Самая большая. И за нее я буду отвечать всю свою жизнь.

Анна судорожно вдохнула, но продолжала молчать, её взгляд метался, словно она искала поддержки, но не находила её.

— Твоя гиперопека ломала жизнь нашей дочери, — добавил Даниил, его голос дрожал от подавляемой боли, — а ты этого даже не замечала. Давила её, считая это любовью. Я уж молчу про то, что говорила ей твоя Анжелика, — добавил он, его тон стал ядовитым. — Об этом позже.

Он выдержал паузу, словно собираясь с мыслями, а затем продолжил:

— Неудивительно, что, столкнувшись с Алиной, Кира, будучи не глупой, сразу потянулась к ней.

Анна побледнела, её глаза наполнились слезами, но она так и не смогла ничего возразить.

— Знаешь, Ань, что она наговорила Алине после нашей ссоры, цитируя тебя и твою подруженьку? — спросил он, его взгляд стал ледяным.

Он перевёл глаза на меня, и я почувствовала, как по спине пробежал холод.

— А Алина даже глазом не повела, — продолжил он, в его голосе прозвучала едва уловимая благодарность. — Не кричала, не билась в истерике, а слушала.

Он сделал паузу, и его взгляд смягчился, когда он снова посмотрел на меня.

— И главное, — заключил он, — она слышала нашу дочь. Она не обязана была возиться с ней, опекать, помогать… но она это делала! Делала то, что должна была делать ты, Ань! То, о чем ты всегда лишь говорила! Много, Ань, за эти годы было слов…. Но ни одного дела. Ты брала у меня, ничего не давая взамен. Дом…. Который ты строила и перестраивала…. Зачем? Я пытался с тобой говорить, быть услышанным, но наталкивался на стену глухого эгоизма. Ты словно жила в мире своих иллюзий, закрываясь от существующих проблем. От вранья Бориса, от боли и непонимания Киры…. Когда я пытался поговорить с тобой обо всём этом, что ты мне отвечала? «Это неважно, перерастут». Тебе всегда всё было «несущественно». А тем временем Кира страдала, Борис запутывался в своей лжи, становясь все более отмороженным, а мы с тобой… мы с тобой просто перестали быть семьёй. Знаешь, в этом есть моя вина, и она огромна, но я ее хотя бы признаю!

— Даня….

— Замолчи!

— Ну и сволочь ты, Даниил, — зло рявкнула на него Анжелика.

Даниил перевёл на неё взгляд, и его лицо окаменело. Его глаза, полные холодной ярости, пронзили её как ножом.

— Даже рта не открывай, — произнёс он медленно, но его голос был таким угрожающим, что у меня мороз пробежал по коже.

Анжелика на миг замерла, но её взгляд всё ещё выражал злость.

— С тобой будет отдельный разговор, мразь, — продолжил Даниил, и его слова прозвучали как приговор. — Если ты ещё раз позволишь себе открыть рот, клянусь, я забуду, что ты женщина, и прикажу тебя заткнуть.

Он слегка наклонился вперёд, и в его голосе зазвучала угроза:

— И Боренька даже не вякнет в твою защиту.

Анжелика покраснела, но быстро опустила глаза, словно признавая своё поражение. Борис напрягся, но так и не поднял головы, словно не решаясь встрять в разговор.

В комнате вновь повисла тяжёлая тишина. Даниил медленно выпрямился, продолжая пристально смотреть на Анжелику, пока та не села на место, стараясь казаться невозмутимой, но её дрожащие руки выдали всё.

Я почувствовала, как напряжение в комнате достигло своего пика, и каждый вздох казался тяжёлым. Даниил снова перевёл взгляд на Анну, игнорируя всех остальных, словно весь его мир сужался только до неё.

— Да, я долго молча принимал, что упустил свою семью. Что сам виноват, в том, что происходило в нашем доме, Ань, не хотел бросать псу под хвост 25 лет брака. А потом…. Два года назад произошло то, что окончательно меня сломало… Ты винишь Алину в том, что я ушел от тебя…. Но Алина стала не причиной, а следствием.

Я почувствовала, как мои щеки и шея начинают гореть от стыда и зажмурилась. Слова Даниила, предназначенные для Анны, задели и меня. Ведь я помнила, как в самом начале нашей связи не воспринимала это как что-то серьёзное, как не верила, что это может перерасти во что-то большее, а он щелкнул по носу и меня.

Его слова были не только осуждением для Анны, но и напоминанием мне, что я могла ошибиться в его намерениях.

Даниил, не сводя взгляда с Анны, добавил:

— Алина просто оказалась рядом в момент, когда я больше не мог бороться за то, что давно перестало существовать. Она не уводила меня из семьи, — он усмехнулся, глянув на меня, — мало того, она и сама не горела желанием занимать твое место…. Она не рушила нашей семьи, потому что невозможно разрушить то, чего нет.

Даниил снова перевёл взгляд на меня, его глаза смягчились, но лишь на миг, затем он вернулся к своему ледяному тону:

— Всё, что осталось от нашего брака, Ань, — это иллюзия. Иллюзия, в которую ты продолжала верить, потому что боялась посмотреть правде в глаза. Ты давно перестала быть мне женой…. Очень давно.