Плохой парень

ГЛАВА 12

ВАЛЯ

Как истинный джентльмен, Юра выходит из машины и подходит к пассажирской двери вальяжной походкой. Он никуда не торопится, не мельтешит. Зачем? Вот именно…Куда и зачем?

Это у меня сейчас остановка сердца случится вне очереди и просто потому что сердце есть, а рядом с Шолоховым работает совсем не так, как хотелось бы.

Взгляд отвожу в сторону, а вот Юра смотрит в упор.

Видно даже через тонированное стекло.

Распахивает дверь и недолго думая, обхватывает мою талию своими ручищами. Почти полностью получается.

Дыхание срывается, в глазах вспышками свет мелькает, слишком яркий, что в итоге ослепляет.

Меня опускают на асфальт, а ощущения такие, что в бездну.

—Успокоилась?

Молчу, отмахиваясь от лапищ, а он как назло, перехватывает меня за ладонь и тянет к губам. Оставляет влажный поцелуй и смеется, пока я, вся наэлектризованная, шагаю к подъезду, и только возле него понимаю, что без сумочки.

—Отдай мне мои вещи, Юра, — рычу на него и метаю искры, пусть воображаемые, но самые яркие, попадающие прямо в цель.

Полубоком стою и рвано дышу, расправив гордо плечи. Пусть не думает, что я боюсь.

На мою строгую просьбу-требование он улыбается шире и руки в разные стороны расставляет.

—Ну так подойди и возьми.

Я прямо чувствую, что он задумал что-то, это же несложно догадаться по поблескивающему взгляду невозможного цвета глаз. Когда-то я думала, что за эти глаза можно все простить. И вообще на все согласиться.

Прошло время, Юре больше не пять, а ситуация только ухудшилась.

—Дай мне сумку. Я в твой танк не влезу!

Юра подмигивает мне и подзывает ладонью, ни слова не произнося. В воздухе витает жар. Я чувствую, как он липнет к коже, обволакивает. Вместе с потреблядским взглядом Шолохова.

Да Господи, боже мой! Что за вечер? Что за день? Что за месяц! Да и чего греха таить, что за год?

Подхожу так же резко, как и отошла от этого центра порока. Дверь открыта, я вижу свою сумочку, оставленную на сидении. Просто возьми ее и иди домой, Валь.

Юра стоит и с интересом за мной наблюдает, не скрывая восторга.

—По газам втопила что надо, молодец. Чтоб ты так от других мужиков шугалась, как от меня, — в полутьме злобный голос звучит иначе, пугающе как-то.

—Это тебя не касается. Тебе прописать по переднему бамперу?

—Ну вообще да, можешь, меня заводит, когда ты меня трогаешь. В любом смысле этого слова, — самодовольно лыбится, и в свете единственного работающего уличного фонаря смотрится по-животному дико.

—Ты испортил мне вечер.

—Ты мне тоже, —кивает и сводит губы в прямую линию.

—Прекрасно, тогда я иду нахрен подальше отсюда.

—Можешь нахер. На мой, к слову. Тебе понравится. Мне тоже. Мне вообще все понравится, — мягче улыбается. В то время, как я мечтаю размазать эту улыбку по наглому лицу катком.

—Ты не оставляешь надежды меня отыметь?

—Нет, заняться с тобой сексом. Жарким и до сорванного голоса. Уверен, конечно, что я только войду в тебя и уже получу максимум наслаждения. Но у нас вся жизнь впереди, спешить не будем, конечно.

—Я могла сегодня с другим переспать, ты помешал, — рублю больнее, чувствую, что по краю хожу, да и пусть, да и ладно.

К дверце подхожу на негнущихся ногах, но теперь выходит так, что мне по итогу придется отодвинуть Юру, чтобы забрать сумку. То есть, коснуться его. Он же, несдвигаемая скала, точно имел в виду мои планы.

—То есть с левым мужиком ты не против, а со мной — против, — шепчет низко, наклоняя голову. Практически выплевывает вопрос мне в лицо, когда я просовываю руку под его лапищей и цепляю ремешок пальцем.

Руку мою перехватывает и к себе тянет, а затем и вовсе меня, дрожащую как осиновый лист, к машине прижимает и сверху собой придавливает. В глаза смотрит и снова загорается злостью, в этот раз ярче. Потому что ревность включилась.

—Отпусти меня, — стараюсь не дышать, чтобы не напитываться его запахом. Он дурманит.

—Хочешь уйти? Поцелуй меня, девочка, и пойдешь. Иначе так и простоим тут всю ночь под фонарем, — улыбается, склонив голову в сторону. В одну. В другую.

Меня же ужас за глотку держит. Следом и возмущение, конечно, потому что подобной наглости я в своей жизни еще не встречала.

—Пошел ты нахер.

—Принято, — наклоняется ко мне и впивается в губы, перехватив одновременно бедра и подняв брыкающуюся меня на себя.

Меня опаливает словно горелкой. Охнув, снова ощущаю, как язык вторгается в рот, стирая все запреты и стены, что я успела возвести. Меня начинает мутить от того, что я чувствую, что давление между бедер усиливается, и это я трусь о пряжку ремня самым сокровенным. Мурашки волнами по коже вместе с агонией, что передается от его губ мне.

Он отрывается первым, а я чувствую, что в этот раз…

—Ответила с энтузиазмом, — самодовольство рисуется на лице яркими красками, а меня знобит. Вырываюсь из его рук и бегу к подъезду, чувствуя, что потеряла всю себя после встречи с Шолоховым.

Я запрещаю себе думать о Шолохове, вот просто запрещаю. Ставлю блок и с треском проваливаюсь в своих попытках. И все просто ведь: я закрываю глаза и вижу Шолохова, а на губах у меня перманентно отголоски его поцелуев, варварски украденных, жестких, сокрушающих мою возведенную стену.

Каждый раз, когда мысленно я утекаю в воспоминания о Юре, меня бросает то в холод, то в жар, и в этом всем я не понимаю, как так получилось, в какой момент я стала теряться в этих ощущениях.

И почему я вдруг растеряла остатки мозга рядом с Шолоховым, которого всегда считала ребенком! Черт возьми, он давно не ребенок, и меня это уничтожает просто.

С утра и до вечера я где-то-то катаюсь, чтобы выпотрошить мозг от ненужных мыслей, плюс купить необходимое к началу работы.

Я не буду ходить по форме, но у меня будет свой дресс-код, к которому стоит подготовиться.

На обратном пути заезжаю к родителям и под их подозрительные взгляды рассказываю, какие же классные у меня дела, и что на самом деле все просто замечательно.

Кроме того, что хочется самой себе язык откусить и завыть от безысходности.

—Доча, а чего мне кажется, что ты врешь? — папа переводит на меня внимательный взгляд и хмурит брови, пока мама расставляет соленья на стол.

За эти соленья я готова душу отдать.

—Пап, да все хорошо. Что там по началу учебного года? Расскажи, к чему готовиться лучше, — улыбаюсь во все тридцать два, изображая веселье и энтузиазм. Но мы ведь с вами в курсе реального положения вещей. Постукиваю по столу и осматриваюсь, ведь на даче у родителей так красиво.

—Не надо ляля, у меня везде глаза и уши, так что не ври. Рыдала, вижу, — строго рубит и на меня уже другими глазами смотрит, вполне осознающими мою реальность.

Папу обмануть сложно, практически невозможно. А если еще и глаза и уши, тем более я имею смутное представление, кто именно у нас информатор.

—Да какие глаза?

—Нормальные, профессиональные. Даю время до начала работы в академии, чтобы ты все там устаканила внутри. Иначе я по-военному буду решать этот вопрос. Надоели сопли, в конце концов, — отец стучит кулаком по столу, а затем встает и подходит ко мне, чтобы поцеловать в лоб.

В этом его уникальная способность балансировать на грани двух личностей.

—Лева, Юра приехал, иди встречай.

—Немаленький, сам дорогу найдет, — хмыкает отец, а мой шок на лице буквально замирает.

В смысле Юра приехал?