Плохой парень

ГЛАВА 49

ЮРА

Ржач заканчивается, начинается свирепый взгляд всех вышестоящих по званию. Нехер делать вообще вести себя как положено, и я даже готов плясать этот вальс, если Валя скажет мне “да” не только в ЗАГСе, но и на танцполе.

Далее следует муторное пояснение, для чего именно курсантам военной академии следует танцевать вальс после завершения семестра. Все это можно перевести одной фразой на человеческий язык: “МЫ ХОТИМ ВЫПЕНДРИТЬСЯ ПЕРЕД МО, НЕ ЗНАЕМ КАК. ВОТ ПРИДУМАЛИ ХУЙНЮ НА ЛОПАТЕ, ВЫ ВЫПОЛНЯЙТЕ”.

Я все это время палю на Валечку, и она, то краснея, то бледнея, на меня украдкой поглядывает, словно боится, что нас засекут. Черт, это подстегивает.

Все равно, что заниматься сексом в общественном месте.

Учить нас будет какая-то Марь Иванна, как в том анекдоте про училку, ну и мне по шарику так-то. Сначала по шарику, пока в зал не выходит исчадие ада в юбке, которое строгачем меня учила плясать на паркете в подготовке к моему выпускному. В рот мне ноги, вашу ж налево и направо.

Григорьевна. Пиздарики.

—Добро пожаловать на уроки классического танца. Я стара как мир, терпения нет и вас терпеть не стану. Предлагаю сработаться сразу, или сработаемся через боль, — низенькая седая старушка с идеальной фигурой для ее преклонного возраста и с прекрасной осанкой встает перед нами с высокомерным видом.

Дааа. Это я попал. Любимчик у нее же.

Ее старческий взгляд сканирует парней, останавливается на мне. Морщины слегка разглаживаются, а кривая ухмылка режет загорелое лицо

—Шолохов, ептить. Ты глянь, как вымахал, — взмахивает руками и делает шаг в мою сторону. —Метнись-ка в центр кабанчиком. Будешь у меня подопытным кроликом. Валюша, — поворачивается к моей девочке и подмигивает, — вам не привыкать плясать вдвоем. Будете нашим образцом для подражания.

У меня дыхалка перестает функционировать. Клянусь, в моменте я готов эту старушенцию расцеловать и пригласить на нашу свадьбу. Я собираюсь праздновать месяц. Радость мурашками проступает на коже. Резкими движениями вышагиваю вперед, а вот Валечка замирает и перестает подавать признаки жизни.

—Шолохов, ты уже мастер. Фломастер. Дуй сюда. Валентина Львовна, окажите честь курсанту, — батя Валечки заворачивает как надо, указывая на центр, куда я с довольной мордой чешу как на награждение за героические поступки.

—Итак, господа в погонах, имейте в виду, что я не терплю плохого поведения. По хребту уговорю как надо. Слушаем и запоминаем.

Валечка на дрожащих конечностях подходит ко мне, и я смотрю сначала на эти же изящные ноги, облаченные удобными балетками, потом на бедра и на выступающую грудь. Белье не видно, но пиздец поджигает. Только так чешет нервуху граблями изнутри.

По памяти делаю еще один шаг к ней и чувствую, как дыхание Валечки срывается в пропасть, затем рывком выдыхает, и я глотаю этот выдох, захлебываясь невозможными ощущениями, ударяющими в пах. Точечно так. Прямо в омлет взбивает.

Кусаю щеку изнутри и пытаюсь не сорваться, чтобы засосать ее прямо тут при всем честном народе. В штанах ощутимо тяжело, мучительно больно, я бы даже сказал, но приходится терпеть, до спазмирующих болей в голове.

Рука примагничивается к пояснице Вали без спросу и без прямого указа со стороны.

На морде блуждающая улыбка гуляет, и вроде как палюсь, но хер че сделать с этим смогу.

Валя поднимает на меня влажный взгляд и кусает нижнюю губу, на что я могу реагировать только одним способом. Сам едва дышу, грудина ходуном гуляет. Кости ломаются, когда второй рукой я перехватываю взмокшую ладошку Валечки. Облизываюсь и мне сладко дышать ее запахом.

Вау. Глаза закатываются от наслаждения, когда мы слегка соприкасаемся бедрами. Интересно, а видно мой стояк? Вообще похер, если честно, у любого нормального мужика он бы встал, а я вроде как в рамках нормы. Не?

—А теперь разбились по парам, пупсы, — хмыкает Григорьевна, но это доносится до меня отдаленно, я не моргая смотрю в глаза Валечки, а она то на меня палит, то взгляд роняет в пол.

Темный веер ресниц меня гипнотизирует взмахами. Вверх, вниз. Ненакрашенная. Моя. Красивая. Скольжу пальцами по внутренней поверхности ладони и ловлю ее реакции, как волоски встают дыбом. Моя девочка.

Парни, разумеется, идут в отказ, но громкий бас прапора и моего тестя дает неплохой толчок чтобы парни по парам разбились.

Мягко надавливаю на поясницу, продавливая в нужный мне угол. Черт. Проезжаюсь по Валюше бедрами и делаю вид, что просто переступаю с ноги на ногу. Неудобно, епт, вот так стоять рядом с такой красоткой.

Неудобно!

Главные уходят, вздыхая устало, потому что мы все-таки как слоны в посудной лавке сейчас будем плясать. Прапор угрожает нам пальцем, и я чувствую жопой, что он нас ждать будет под дверью. Выслушает все говно от Григорьевны и добавит люлей. Сам небось только бревном валяться на паркете может.

—Шолохов, не позорься. Выправка где? Спину держи. Вальку не прессуй стеной, — слышится за спиной недовольный крик. —Слушаем и запоминаем. Ведущий партнер располагает правую руку к левой руке девушки. Правую руку укладываем на уровне плеча, либо лопатки. Девушка кладет руку на предплечье.

Отвлекаюсь, и поворачиваюсь к пацанам. Мне точно повезло, а вот им нет. Я бы с мужиком не стал плясать. С другой стороны…где столько баб сразу нарисовать?

—А нам че делать? Мужики одни, — хмыкает Соболь, косясь на Гурьева. Че делать? Че делать? Мне вот ясно. Заржать охота.

—Умный у нас, да? — слышит хлопок, старушка проходит к выстроенной шеренге, где все разбились на двое. Некоторых переставляет, указывая на нужную ей разницу в росте.

—На первый-второй рассчитайсь! — произносит полукриком, отчего некоторые вздрагивают. Да уж, поорать она умеет как надо.

—Первый.

—Второй.

—Первый…

Когда счет кончается, Григорьевна произносит вердикт.

—Первый — это ведущий партнер, второй — ведомый.

Приплыли лапти к кровати.

—Не понял, — бурчит Градский.

—Первый мужик, второй баба, так и будем учиться три занятия. Прежде чем я пущу свиней в огород жрать цветы! Недовольные могут танцевать со шваброй, которую вам выдаст прапорщик Сырников. Ясно? — хмурится и складывает руки на груди.

Никто не хочет сопротивляться, а я ныряю в Валечку целиком.

—Юр, не жми меня, дышать нечем, — тихо шепчет малышка, но я не могу…

—Соскучился адски.

—И я…

—Вот и жму.