ВАЛЯ
Стараниями отца ли, а может все дело в Юре, но в наряды он больше не ходит. Или ходит не с такой завидной регулярностью. Мне страшно представить, что может быть дальше, если он так все пары пропускает.
А еще же скоро сессия по второму образованию. Это я пробила по своим каналам, как и то, что Юра все собирается сдавать сам.
Понятия не имею, зачем ему два образования. Это же поехать крышей можно. Одно дело, если ты хотя бы одно закончил, другое, если ты учишься сразу в двух университетах.
Юра раз стараться, сразу после пар под благовидными предлогами вытягивает меня в самые потаенные уголки академии. Скрепя сердце я иду. Боюсь, что засекут, но иду. Оказывается, парни научились передвигаться по военке не попадаясь при этом на глаза главным. Этот навык на вес золота.
—Валь, ты такая красивая сегодня, — шепчет мне в губы и снова целует, рывком поднимая мою юбку, которая до безобразия прилична для него.
Теперь все мои вещи делятся на две категории: прилично для меня и прилично для Юры. последнее критически важно, потому что я ничего не понимаю в уровнях приличности.
“Ты в этом пойдешь только при условии, что все мужики ослепнут, и то у них член встанет!”.
Я смеюсь, конечно, но от этой фразы даже немного грустно. Выходит, все мои красивые юбки-карандаши отныне нежеланны. Вернее, ходить в них я могу исключительно дома.
—И вообще красивая. Я знаю, что бабы любят себя накрутить. Мне это нахуй не упало сейчас, так что лучше уточню свой комплимент, — исправляется моментально, хотя я и не думала на это ему намекнуть, вообще ни о чем не думала.
В этот раз мы в какой-то богом забытой комнатушке, где разит сигаретами. Но у меня есть Юра, и его ласки, от которых я теряю сознание и не обращаю внимание на посторонние запахи. До конца недели один день, а ощущение, что вечность.
Словно украденные поцелуи, жадные ласки, украдкой брошенные взгляды, если есть свидетели. Утренний кофе у меня всегда с привкусом поцелуев Шолохова. Мы встречаемся за пределами академии, когда он, по поручению отца, идет за таким же утренним кофе.
Мне неясно, почему папа сам не купит по дороге, но вопросов я больше не задаю. Радуюсь этому новому сумасшествию до потери пульса. В какой-то момент закрываю глаза на то, что мы ведем себя как дети.
Сбегаем и целуемся в переулках до боли в губах. сталкиваемся языками и зубами. Обнимаемся как в последний раз.
Юра неизменно широко улыбается и перехватывает мое лицо, чтобы в очередной раз прижаться губами до боли.
Затем по-отдельности идем в академию. Обычно я — первая. Пару раз за эту неделю я сталкиваюсь взглядом с Сырниковым. Полный презрения и неприкрытого подозрения, он всматривается в меня, отчего становится гадко.
Я не здороваюсь с ним. Могла бы и вовсе плюнула бы, да с особым наслаждением. Из плюсов, он и Юру не очень-то муштрует теперь. Подозреваю, что отработал папа.
—Я тебя люблю, Валь. Ты в курсе вообще, как сильно?
—И я тебя сильно люблю, Юрочка, — смеюсь онемевшими от очередного поцелуя губами.
—Вот и говори мне это почаще, малыш. А то я такой. О чем ни попроси, все сделаю для тебя. Расплываюсь. А доброе слово и собаке приятно, знаешь ли. Еще и почеши меня, буду тем еще барбоскиным, — шепчет в губы и снова целует. Нацеловаться мы не можем. Большего до увала позволить не можем.
Я зареклась! Ни-ни в стенах академии, иначе в процессе не заметим и влетим в новую проблему, которую мне недвусмысленно уже проговорили в лоб. Уверена, что сырников спит и видит получить доказательства нашей неосторожности.
Теперь нужно и в реальной жизни быть осторожнее, чтобы он не заметил нас вдвоем и вне стен университета, пока я преподаватель у Юры. А как только прекращу им быть, то в праве делать все, что только мне заблагорассудится. Верно? Верно!
А дальше хоть потоп, как говорится.
Вот и сегодня я сбегаю от парня первая, с неизменной глупой улыбкой на половину лица. Она меня с потрохами сдает и все тайны раскрывает, но сдерживаться вообще не получается. Поправляю волосы и иду в нужную аудиторию, когда слышу окрик за спиной.
—Валентина Львовна, а можно вас на минутку?
Дружелюбный тон не исправит той зловещей атмосферы, что накрывает меня с головой.
Что тебе надо, говна кусок? Боже, я уже мысленно изъясняюсь как Юра Шолохов. Так и до матов доползу рано или поздно…
Что ж. Надо бы научиться бить в морду, как Юра Шолохов.
Я-то помню тот его мордобой в 9-Г классе. Стенка на стенку, и Юра во главе.
Ох и было что нам всем слушать от родителей в тот день. Это же ЧП, да еще и какого масштаба.
“Растет бандит” тогда говорили, но вырос мужик.
—У вас что-то срочное? Я спешу, — выныриваю из прошлого и снова сталкиваюсь с реальностью, в которой Сырников подозрительно улыбчив, что наводит на определенные мысли.
Не приключатся ли крупные неприятности?
—О, я не займу много вашего времени. У вас оно на вес золота, верно? И доступно только избранным, — прищуривается и нагло тянет губы в разные стороны в подобие улыбки, но на деле это хищный оскал.
Холодок по спине так и ползет. Этот мудак явно задумал что-то-то, от чего плохо будет как минимум двоим.
Какой же ты мерзкий. И кто-то же сказал тебе когда-то “да”, раз на руке красуется кольцо!
Она делала это в состоянии комы? Ослепла? Не увидела расхлябанного тюфяка, который самоутрверждается за счет женщины.
—Вы правы. На вес золота, — цежу почти вежливо, всем видом стараясь не подавать признаки паники. Которая продирается наружу всеми возможными методами.
Сырников указывает на свой кабинет, и мы заходим внутрь. Дверь плавно закрывается на замок прямо за моей спиной.
Зачем он закрыл дверь?
Разворачиваюсь и напарываюсь на холеную морду негодяя.
—А теперь поговорим по-взрослому.