Плохой парень

ГЛАВА 19

ВАЛЯ

—Пошел к черту, — шепчу дрожащими губами и снова дергаю пассажирскую дверь. Черт возьми, я ни секунды больше не проведу с ним в одном пространстве! Ни за что на свете!

Пусть меня стихами умоляют, пусть платят сверху, это все — верх всего того, что я могла бы стерпеть.

Я не понимаю, как можно быть таким непроходимым индюком!

Такая жгучая злость берет, что изнутри начинаю гореть, словно у меня все сорок градусов. Я пока не поняла этот момент, и не хочу понимать. Только выдыхаю надсадно и отстегиваю ремень безопасности, больно ударившись пальцами о железную петлю.

—Выпусти меня.

—Я бы тебя сейчас трахнул, вот прямо сейчас, когда у тебя искры из глаз, поверь, тебе бы понравилось так же, как и мне, — продолжает он, касаясь костяшками пальцев моей щеки, отчего я отмахиваюсь.

Тут же и рывком отсаживаюсь ближе к двери, снова дергаю ее, и снова все безуспешно. На приборке не видно кнопки блокировки центрального замка, и я понятия не имею, как выйти отсюда.

—Хамло, невоспитанное пошлое хамло, — резюмирую, ощущая, как в ушах нарастает давление. Руку Шолохова от себя снова отталкиваю так же дерзко, как и бросаю ему в лицо резкие слова, на что он только смеется громче.

Живенько так, как будто я тут анекдоты рассказываю или шутки вещаю.

К дому родителей приезжаем в таком состоянии, что из нас двоих я бомба замедленного действия, а он шут гороховый.

Я буквально в миллиметре от того, чтобы изнутри разворотило к чертовой матери. Шолохов же блистает улыбкой, которую мне, несмотря на очевидную ее красоту, хочется размазать кулаком.

Боже. Какая красота? Валя? О чем ты? Нет никакой красоты. Все! Нет! Мне все это просто кажется, это лишь иллюзия. Дурдом, в котором я вот-вот стану не просто гостем, а пациентом.

А на даче все уже давно собрались, и ждут только нас.

—Ребят, а чего так долго? А? — мама обнимает меня, целует, следом отец чмокает в лоб, и только я во всем этом не сверкаю как натертый самовар.

—Не похоже на твою былую пунктуальность, Шолохов, — папа неодобрительно косится на него. —Да застряли в болоте, потом то да се, не опоздали же, — тянет лыбу Юра, пожимая руку моему отцу.

Родители Юры выходят на веранду, приветственно кивают. Все-таки Юра копия отец, и сейчас это прямо видно, когда смотришь зрелым взглядом. От мамы парень взял разве что улыбку и цвет волос, а в остальном ксерокопия отца.

—Валечка! Сколько лет и сколько зим! Ах, какая хорошенькая, — Инна Валерьевна быстро спускается к нам и мягко меня обнимает, потрепав при этом за щеку.

—Хорошо, что вернулась. Дома тебе самое место, а эти столичные компании и в подметки не годятся военке, — Алексей Владимирович кивает мне и лениво улыбается, прикурив сигару.

Это все, что ему позволено. Сигара на праздники, а раньше он курил как паровоз. Ну что ж, капитан может себе позволить. Мог. Пока давление не прихватило. Теперь очень редко сигара и не больше…

—А то что опоздали, ну так простительно, друг. Молодо и зелено, сам понимаешь.

—Эээ, что? Нет, — возмущенно отрицаю, взмахнув рукой под громкий смех присутствующих. У самой же смущение на лице пятнами идет. Вот дядя Леша шутит, конечно.

—Бать, я не скорострел, че ты меня песочишь? Если бы все было, то приехали бы мы завтра!

—Юра! — протестно воплю, шлепнув его по руке. Но тому хоть бы что!

Ситуацию исправляет подруга, верно сосчитав мое настроение.

—Вернулась, да, потому что Валечка лучшая. Ой да та столица еще сто раз пожалеет обо всем, такой кадр…— Кариша обнимает меня со спины и целует в щеку, следом выходит и ее муж, махнув мне пустыми шампурами в знак приветствия.

—Юра, бегом жарить мясо и сулугуни. Бегом! Я от голода сейчас умру, — моя мама показательно хватается за голову.

—Один момент, и все будет. Я мясо жарю лучше всех, так что ожидание стоит того, — эту фразу он бросает глядя мне в лицо, и по определенным интонациям становится понятно, о чем именно идет речь. Явно не о мясе.

Всюду намеки, всюду полутона, всюду Шолохов и его желание затащить меня в койку. Ко мне же внимание теперь со всех сторон, особенно со стороны родителей Юры. С явной заинтересованностью они садятся рядом.

—Валечка, у тебя все хорошо? — спрашивает Инна Валерьевна, перехватывая меня за руку. —Ты такая грустная, бледненькая, девочка.

—Мужика нормального надо и не будет бледной, — откликается отец Юры, разливая коньяк по рюмкам.

—Да, дело говоришь, друг. Я вот тоже считаю, что все было бы иначе, будь мужик нормальный, — бросает в меня колкий взгляд папа, а я только глаза закатываю от недовольства.

Все мы в курсе, как он не переваривал моего бывшего, и до сих пор не может забыть “эту наглую рожу”. Плюс, с учетом ситуации, он спит и видит устроить ему вырванные годы.

—Да-да, конечно, все дело в мужике, — коротко соглашаюсь, потому что спорить уже бесполезное занятие. О своих проблемах я говорить тоже не стану.

Тема плавно перескакивает на готовку мяса и маринад, на начало учебного года. Отец травит байки о своих курсантах.

—Вообще я так скажу, Лех, твой хоть и бандит иногда, но мужик. За это и спасибо тебе, друг. Я, конечно, иногда перегибаю, но он не жалуется же?

—Пф, попробовал бы пожаловаться. Мужик терпит, иногда долго терпит. А жаловаться — это про соплежуев.

—Выпьем за адекватных мужиков, — подхватывает замысловатый тост муж Карины.

Я первую пропускаю, хоть, по мнению родных, мне и очень надо!

А когда партия ароматного шашлыка запускает в организме жгучий голод, и Юра заносит все подносы с мясом, мне на телефон падает первое уведомление.

Откровенно говоря, я его ждала завтра. И получить подобное сегодня в планы не входило. Но выскользнув из-за стола под подозрительные взгляды присутствующих, включая Юру, я отхожу как можно дальше…к машинам и открываю входящее на почту письмо из лаборатории.

В миг разлетаюсь на осколки.

Смотрю на показатели и теряю связь с реальностью. Я теперь в шаге от истерики. Давление в теле подскакивает, страх проползает по позвоночнику змеей. И вся надежда рассыпается в руках.

Глаза щиплет, и понятно одно, что теперь уже можно плакать сколько душе угодно, легче все равно не станет.

—Валь? Ты что? Плачешь? — голос Карины звучит настолько внезапно, что я с перепуга подскакиваю на месте и разворачиваюсь, чуть не уронив “игрушку” за все деньги мира, подаренную Юрой.

—Ага, — стираю слезы тыльной стороной ладони, но на смену им приходит новая порция. И вскоре я уже ничего не вижу, только принимаю водный поток на своей коже.

—Валечка, ты чего? Не надо, успокойся! — подруга обнимает меня и утешительно гладит по спине. Когда я молча отдаю ей смартфон, на что она подозрительно косится, явно не понимая проблемы.

Только такая помешанная, как я, могла бы разобраться.

—Антимюллеров гормон стремится к нулю, у меня практически нет запаса яйцеклеток. Даже если бы...если бы он согласился, я бы не смогла…родить, — заплетающимся языком произношу, заливая кофту Карины влагой.

—Подруга, а ну успокойся, давай ты еще раз пересдашь все в другой клинике, — она серьезно смотрит на меня, хмурится.

Я бы тоже так сказала на ее месте, но я на своем месте и знаю правду.

—Это уже третья клиника, и ошибка исключена. мне надо рожать как можно скорее, если я, конечно, каким-то образом умудрюсь забеременеть с таким АМГ.

Бубню себе под нос, закрывая лицо ладонями. Хочется вопить от боли до сорванного голоса.Можно теперь уже полноценно расстраиваться.

Я еще долго сижу в объятиях Карины. Минут двадцать точно. Нас не ищут, а может искали и нашли, решив, что девчонкам надо поболтать о своем…девичьем.

—Что делать думаешь? — тихо спрашивает подруга, не выпуская мою руку из своей. Я ежусь, подмерзла.

—Ничего. Что я могу делать? Хотя…а давай напьемся сегодня? Почему, собственно, нет? — произношу показательно весело, но Карина улавливает мое настроение и соглашается.

Я привожу себя в порядок и возвращаюсь за стол после Карины, где мое появление замечает только Юра, а остальные поглощены в беседу. Он теперь сидит рядом со мной и первым делом перехватывает ладонь, сжимает крепко.

Я сопротивления не оказываю, но и не смотрю на него, ощущая тепло во всем теле от простых ласк. Нет сил воевать сейчас.

Только прошу тихо:

—Налей мне, Юра.

И он наливает. Один, второй и третий. Домашний коньяк ударяет как надо, размывает все дурные мысли и дарит расслабление. То самое, в котором я так нуждалась.

В какой-то момент на плечи падает мужская куртка, в нос ударяется запах Юры. Я чувствую легкое прикосновение к плечам и одновременно с этим считываю табун мурашек по коже.

—Ты замерзнешь, холодно, — шепчет он, наклонившись к уху. И я принимаю это тепло, укутавшись в безразмерный для себя предмет гардероба с улыбкой на лице.

Юра чувствует себя в своей тарелке и накладывает мне мяса, овощей, аджики. Тосты льются рекой, и я во всех принимаю самое активное участие.

Потому что о проблемах думать сегодня я уже не буду. На плечах куртка Юры, рука в его руке.

Наши либо не замечают этого, либо только делают вид, а может придумали себе невесть что.

А Юра же в какой-о момент и бесить меня перестает. Шашлык у него очень вкусный и сам он сейчас само очарование, когда не трындит лишнего и не лезет в душу.

Просто веселит и кормит.

И вот это первый звоночек, хотя может и колокол, после которого я решаю пойти “к себе”, ведь на этой даче моя комната самая дальняя от всех с видом на речку. Что еще для счастья надо?

—Дорогие, я уже все попробовала и очень повеселилась, так что иду баю, — шлю присутствующим воздушный поцелуй и, подмигнув, выхожу из-за стола.

—Дочь, отдыхай.

—Сладких снов…

—Малышка, до завтра. Пойдем на речку купаться!— Карина уже угрожает мне комарами, а я еще не ушла.

Словом. Со мной попрощались все, кроме Юры. Потому что как только я оказываюсь в комнате и стягиваю с себя его куртку, дверь распахивается непозволительно резко. От неожиданности я даже немного трезвею, разворачиваясь на месте на сто восемьдесят градусов и теряю дар речи.

Юра стоит в проходе тяжело дыша. Свет падает ему в спину и потому все смотрится…как в лучших фильмах ужасов.

Только я пьяная, расстроенная, а он передо мной без верха с широко расправленными плечами.

—Ты зачем пришел? — дрожу всем телом, осматриваясь в поисках поддержки. Но нет, мы один на один. Я и мой студент. Мой преследователь. Мой кошмар.

Даже если закричать, вряд ли кто услышит, потому что наши врубили музыку. Он же не будет меня насиловать, правда? Господи, это даже звучит дико. На что я тут же взрываюсь хохотом.

Отлично. Пьяный бред.

Шолохов делает шаг в мою сторону, протягивает свой смартфон, освещая комнату ярким светом экрана.

—Как зачем? Тебе ж рожать надо, да? Я готов. У меня все анализы вот тут. Я чист, хочу детей. Пришел исполнять мужской долг, — хрипло шепчет слова на грани угрозы, придвигаясь еще ближе. В два шага он напротив меня.

Готов. Он готов? Ради меня? Детей хочет? Это все бред, такой бред, что я запрещаю себе даже цепляться за эти слова. Мы оба пьяные. Точка! Я не смотрю в экран, потому что попросту не смогла бы сейчас почитать еще хоть какие-то анализы.

Шолохов упирается в меня всем телом и скользит руками вдоль туловища вверх, перехватывая талию. Приподнимает. Меня поджигает как на костре, теперь горю всеми оттенками красного.

—Ты с ума сошел, — хриплю, пытаясь выбраться. Вязну в запретных чувствах, ощущениях на грани. Это до одури дико и также до одури приятно.

—С чего вдруг? Я хочу тебя, хочу ребенка. Тебе надо родить, так какая разница? Претендентов не вижу. А были бы — угрохал бы их на месте, — перехватывает меня за подбородок и поднимает голову так, что теперь я смотрю на него снизу вверх.

А затем он меня целует как никогда и никто не целовал, одновременно стальной хваткой цепляясь в мои бедра, стягивая шорты вместе с нижним бельем одним рывком.