После развода с драконом. Начну сначала в 45

Глава 36

Алекса

Мне было так хорошо. Так легко, что я едва не подпрыгивала от радости. Я ведь никогда не отдыхала так. Одна. Предоставленная сама себе. Без сопровождения.

Чувствовала себя счастливой и взрослой.

Как же хорошо в горах.

Мои вещи собрала служанка, предоставленная гостиницей. Аккуратно уложила платья в чемодан. Подала мне шляпку с короткой вуалью. Я разгладила складки на небесно-голубом наряде, который мне так шел, и вышла из гостиницы.

Там уже ждала карета. А служанка передала мои вещи возничему и тот уже грузил их.

Я приказала отвезти меня к особняку бабушки. Именно в той манере, в которой это делала бабушка. Приподняв подбородок, холодно и с достоинством.

Надеюсь, у меня получилось сделать это так же.

Я разместилась внутри. Вскоре мы тронулись.

Я прикупила кое-какие милые подарки и теперь буквально горела желанием немедленно их подарить.

Как же бабушка меня понимает! Она единственная, кто искренне заботится обо мне. Только она знает, как мне сейчас трудно, как тяжело даётся учёба, как сложно держать лицо перед всеми. Эти два дня наедине с собой, в горах, когда я гуляла и думала, так помогли мне разобраться в себе.

Карета мерно покачивалась по брусчатке. Я смотрела в окно и улыбалась, представляя, как бабушка обрадуется моему приезду. Я и для Марии купила заколку — чудесную, изящную, она идеально подойдёт к её новому платью для осеннего бала. Мне так хотелось угодить! Пусть она иногда бывает резкой, но я старалась расположить её к себе. Наверняка, я не так поняла последнюю ситуацию в чайной. Стоит поговорить обо всем с бабушкой.

Мысли о семье я отгоняла. Стоило вспомнить мать — и тут же становилось стыдно и неловко. Я прикусила губу. Нет, не позволю омрачить этот день.

Четыре часа спустя карета остановилась у особняка. Я почти танцевала, спускаясь на землю, но тут же спохватилась — я ведь леди.

Нужно держать себя в руках, сдерживать порывы. Поэтому расправила невидимые складки на платье, вытянулась и чинно направилась к входу. Но… не выдержала.

Не стала стучать. Сообщать о себе. Сама открыла дверь — ведь это же бабушкин дом, почти и мой тоже!

Особняк показался непривычно пустым.

Я уже хотела позвать громко: «Бабушка!» — но вдруг уловила тихие голоса.

Прислушалась. Женский… знакомый. Мария? О, как здорово!

Она уже здесь, и мы все втроём проведём время вместе.

Хотела окликнуть их, но в последний момент решила сделать сюрприз. На цыпочках прокралась ближе. В сумочке лежали мои подарки — украшения, простенькие, не драгоценные, как мог бы подарить отец, но ведь я выбирала их от чистого сердца.

Дверь была прикрыта плохо. Я заглянула.

Да, они там за чаем. Бабушка и Мария.

Но что-то было не так.

Атмосфера… напряжённая. Мария сидела, не притронувшись к чашке, прожигала бабушку взглядом, каким-то неприличным, почти злым.

А бабушка выглядела сосредоточенной и холодной, но в её голосе звучала сладость, липкая, как мёд.

— Мне нужно уехать на пару дней, — сказала бабушка. — Ты пока сюда не приходи.

Мария положила руки на свой пока ещё плоский живот, погладила его и произнесла:

— Вы должны понимать, ради кого мы всё делаем.

Я затаилась ещё сильнее. Сердце колотилось. Ради кого?

— Вы ведь понимаете, что стоит на кону, — продолжила Мария. — Ваше благополучие, моё благополучие… и благополучие ребёнка.

Я ахнула, но прикусила губу, чтобы не издать ни звука.

Бабушка протянула руку и, словно успокаивая, накрыла ладонь Марии. Их пышные платья шуршали при движении. В комнате пахло слишком сладко, цветочно, у меня даже защекотало в носу — едва удержалась, чтобы не чихнуть.

— Мария, дорогая, пусть сейчас у нас и неудача, но это ничего не значит, — проговорила бабушка. — Я сама во всем заинтересована. Но нам надо притаиться. Я мать Аларика. Он остынет. Не посмеет мне что-либо сделать. Он перестанет гневаться на меня. И потом мы снова что-нибудь придумаем. Тебе тоже ничего не будет. Ты беременна. А той чокнутой мало ли что могло причудиться, послышаться в твоих словах то, чего не было. Деревенщина, что с нее взять. Ты ведь знаешь, как я уже люблю своего внука. С нетерпением его жду. Наконец-то у меня будет хоть один правильный. И он будет от тебя.

Эм…

Я моргнула. Потом ещё раз. Сердце ухнуло вниз. «Правильные внуки? От Марии?» — у меня внутри всё вспыхнуло возмущением.

А мы с Миреем значит неправильные? Но бабушка всегда говорила, что я её любимая внучка. Всегда хвалила, гладила по голове, поддерживала… И вот теперь — такое!

Я не поняла о чем Мария и бабушка говорили в начале разговора, но его концовка меня возмутила! Потому что касалась меня лично!

— Конечно, я понимаю, — кивнула Мария, и на её губах мелькнула довольная улыбка. — Я выношу вам внука.

— Вот и молодец, — бабушка сжала её ладонь крепче. — Остальное я возьму на себя. Тебе нужно думать только о ребёнке.

Потом их разговор всё длился и длился, а я, притаившаяся у двери, слушала и всё больше холодела внутри. Я уже и подарки свои передумала дарить. Слова бабушки, снова и снова подчёркивающие, что мы с Миреем «неправильные», что она ждёт «правильного ребёнка», обидели до глубины души.

Мне было больно и мерзко от этого.

Я попятилась, тихо-тихо, чтобы никто не заметил, и вышла из особняка.

Чемодан мой так и стоял на крыльце, прислуги нигде не было — словно дом вымер.

Я подхватила ручку, покатила его колесиками по брусчатке. Мне не хотелось видеть ни Марию, ни бабушку.

Я не понимала, что делать.

Отец, говорят, вернулся… но он зол. К маме идти — стыдно и неловко. Мирей? Мирей меня всегда ругает, но всё-таки брат, он поддержит… наверно.

Я вышла из кованых ворот, зашла за угол и поймала возницу. Карета довезла меня до Академии.

Немного неудобно было возвращаться в роскошном платье, среди студентов в строгих формах. Но ведь не все могут позволить себе отдыхать во время учебного процесса.

Я как раз могла.

Я ведь аристократка и не простая.

Мне можно.

Хотя теперь, после бабушкиных слов, я уже не знала — правильно это или нет. Чем глубже я углублялась в академические коридоры, тем неуютнее становилось. Все косились на меня. Я упрямо думала: «А что? Я ведь чудо как хороша. Что ж им не смотреть?»

Но нет-нет да и всплывали слова брата: «Выглядишь как дура. Хватит привлекать к себе внимание».

Гадкий хорёк! Сам всё портит! Он всегда знал, как меня задеть.

Я докатила чемодан до своей комнаты. Взгляды студентов буквально прожигали. Я поспешно переоделась в академическую форму, убрала с себя все драгоценные заколки, побрякушки — не было настроения снова наряжаться.

Потом пошла искать брата. Было уже время обеда, и многие шли в столовую.

Мирей, в отличие от меня, питался вместе со всеми.

«Из себя корчит простака», — подумала я, — «А всё равно он не такой, как все».

Коситься стали меньше.

Слова бабушки всё звучали в голове: «неправильная внучка, неправильные дети, неправильная мать». Возмутительно. Я же её любимая внучка! Мы — одна семья. Почему же тогда мне так дурно внутри?..

Я заметила Мирея.

Он был среди друзей, но выглядел мрачным и хмурым. Он не слушал их болтовню. А когда увидел меня — его глаза вспыхнули злостью.

Я застыла. Между нами стояли другие студенты, но этот взгляд я узнала.

Этот взгляд предвещал трёпку!

Я развернулась резко, юбка хлестнула меня по ногам, и поспешила прочь. Мне было страшно. У него и одной руки хватит, чтобы накостылять так, что я неделю сидеть не смогу.

«Но ведь мне не должно быть стыдно, что я отдыхала! Бабушка сама не купила Мирею поездку в горы. А мне купила. Я девочка, мне сложнее!» — оправдывала я себя на бегу.

Но всё зря.

Физподготовку я всегда прогуливала, и потому догнать меня ему ничего не стоило. Уже у лестницы он резко дёрнул меня за локоть, больно развернул к себе.

— Эй! Что ты себе позволяешь?! — вскрикнула я возмущённо и уставилась на брата. Только на него мой взгляд, полный достоинства, не действовал.

Он прижал меня к стене. Студенты, проходя мимо, косились. Было ужасно неловко. Я поправила волосы, отряхнула юбку — хоть какое-то достоинство сохранить.

— Алекса, скажи честно, ты дура? — спросил он холодно.

Я вспыхнула.

— Сам дурак!

— Я ещё раз тебя спрашиваю, Алекса. Ты дура? Как ты могла уехать и никого не предупредить? Ни родителей, ни меня?

— Но… бабушка знала!

— Я ещё раз спрашиваю, ты дура?

— Не груби мне! — я топнула ногой. — Я пожалуюсь на тебя!

— И кому же ты пожалуешься? — его губы скривились. — Отцу? Думаешь, он тебя пожалеет? Нет. Он добавит и лишит денег. Хотя я бы уже это сделал. После того, что ты устроила.

Я замерла. Возмущение сдулось. Во что я влипла?

— Или ты к матери побежишь? — продолжал он. — После того как отвернулась от нее, м? Дочка из тебя так себе вышла. Да и сестра… такая же. Можешь дальше наслаждаться своей жизнью. Но своё будущее ты уже губишь.

Я стояла, ошеломлённая. Губы дрожали. Мне хотелось расплакаться. Я только прошептала:

— Ты чего, Мирей? Что случилось?..

— Ничего, — он махнул рукой, словно отмахнулся от меня как от назойливой мухи, развернулся и пошёл вперёд.

А я… я уже не выдержала.

Я поспешила за ним, хватала его за руку, дёргала, забегала вперёд, спотыкалась на каблуках. Но брат был выше меня, плечи у него шире, шаги длиннее — еле поспеешь.

— Мирей, да объясни ты мне наконец, что происходит! — почти взвизгнула я.

Он отмахивался, делал вид, что меня вовсе рядом нет. Только когда успел пройти три шага и понял, что я уже не бегу за ним, остановился, резко развернулся, зло свернул глазами и процедил:

— Берись за ум. Открой глаза. Ты своими куриными мозгами вообще ничего не понимаешь! Займи уже чью-ту сторону!

— А ты?! — вспылила я. — Ты выбрал, да?

— Да. Я люблю мать и отца. Точка.

Я остолбенела. Стояла посреди огромного холла, а мимо студенты то и дело задевали меня плечом. Но я не обращала внимания.

Бабушкины слова снова и снова гулко стучали в голове: неправильная… неправильная внучка.

А потом и слова Мирея не добавляли мне спокойствия.

Почему? Почему у меня куриные мозги? Почему я ничего не понимаю?

Я прикусила губу. Пусть он наговорил мне грубостей, пусть не захотел выслушать… Но я сама решу нашу общую проблему. Сама!

Вскоре я оказалась в кофейнице. Взяла себе сладкий пирожок, с шоколадной начинкой и обедала с таким видом, будто всё в мире прекрасно. Но внутри всё бурлило.

Вернувшись в свою комнату, я решительно достала блокнот, перьевую ручку и села составлять план.

— От чего бабушка может считать меня неправильной? — вслух спросила я у зеркала.

Ответ пришёл слишком быстро: это всё потому, что у мамы нет родословной. Она сирота.

Я вывела на листе цифру «1», жирно обвела её и даже три восклицательных знака рядом поставила.

— Так вот! Лучше уж бастард, чем сирота! — воскликнула я, вскакивая с кресла. — Если мама бастард, значит, у неё хотя бы один родитель аристократ. Значит, в ней будет половина чистой крови! А это уже не мало!

Я ходила по комнате взад-вперёд, плиссированная юбка взметалась и опускалась, каблучки постукивали.

План был простым и гениальным.

Ну, может, чуточку трудный.

В столице всего два приюта для сирот. Кажется, мама когда-то упоминала, что жила в восточной части.

Да! Я прямо вспомнила её слова. Значит, туда и поеду!

Я снова переоделась: облачилась в моё любимое небесно-голубое платье, нацепила сапфировую брошь, уложила волосы, надела шляпку с вуалью. «Встречают по одежде! Говорила бабушка!

Я гордо вышла из комнаты, покинула Академию, поймала возницу.

— В восточный приют! — приказала я. — Живо!

Я сама во всём разберусь. Найду доказательства. И тогда, когда предъявлю их бабушке, посмотрим ещё какая я неправильная внучка!

Мысль о том, почему мама сама этого не сделала, не нашла своих родителей, даже не задержалась в моей голове.

«Как говорит бабушка, моя мама… добрая, конечно, но слишком простая. Кровь даёт о себе знать. Ей ведь не понять настоящих тонкостей высшего света. Она может стараться сколько угодно, но до настоящих леди ей никогда не дотянуться».

Я сжала кулачки, чувствуя, как лицо горит от обиды. Правильные внуки… неправильные… простая кровь…

Я найду корни матери. В приюте должны храниться сведения.