После развода с драконом. Начну сначала в 45

Глава 59

Аларик

— Сколько ещё ты меня будешь здесь держать? — с едва сдерживаемой ненавистью спросила Элоиза.

Теперь она мало походила на ту самую великолепную роскошную леди, какой я ее помню. Волосы были приглажены назад и заплетены в простую косу, кое-где у виска проглядывала седина.

Лицо лишилось косметики, лучики морщин у глаз выглядели резче.

Но губы — губы её по-прежнему кривились едва сдерживаемым презрением. Тут ничего не изменилось.

На ней было простое серое шерстяное платье, грубое по виду, явно колючее. Она никогда не носила подобных вещей. Я не ущемлял мать в средствах: всё, что ей нужно было, ей покупалось.

Почти всегда её чеки выходили крупнее, чем у Лили, — не потому, что я любил мать больше, а жену меньше; нет, просто у матери были иные потребности, она любила роскошь, показать, насколько богат наш род, тогда как Лили тяготела к простоте и сдержанности.

Моя мать всегда жила по одному девизу — блистать. Такую же установку она прививала и Алексе. Слава богам, дочка вовремя одумалась и поняла, что в жизни нет ничего важнее семьи. Семьи, что желают тебе добра, где тебя любят и принимают такой, какая ты есть.

Комната, в которой была организована встреча с Элоизой, была несколько мрачной. Тёмно-зелёные стены, незанавешенное окно, пара деревянных стульев по обе стороны от небольшого стола. Это было место «для свидания», одно из тех, что устроены в лечебнице без роскоши и без лишних деталей в интерьере.

Я видел по глазам матери, что она бы с удовольствием схватилась бы за вазу или что-то потяжелее и со всей силы бросила бы мне в голову. В лечебнице знали толк в таких вот «свиданиях»: пациентов не пристёгивали ремнями только если они внешне были спокойны, но подозреваю, что буйных удерживали иначе. По крайней мере, тот железный крюк, который был прикручен к полу у ножки стула Элоизы, говорил о многом.

— Ты не выйдешь отсюда, — холодно и ровно произнес я. — Ближайшее время ты проведёшь здесь. Это твой единственный курорт.

— Гад! Подлец! Мерзавец! — взвилась она, выплёскивая слова одно за другим. — Ты не имеешь права держать меня вот так! Что бы сказал твой отец?

— Его нет в живых, — ответил я коротко.

— Это ни о чём не говорит! — кричала она.

Через небольшое окно в дверях я увидел, как лекарь собирается войти, чтобы утихомирить Элоизу. В руках он держал смесь для успокоения — тот самый набор, что применяли в таких случаях. Но я поднял руку и дал ему знак: не входить. Пусть говорит. Я должен был выслушать всё, что скажет «мать» в таком состоянии.

Она подняла подбородок, губы искривились в презрительной усмешке, глаза сверкали, лихорадочным блеском.

— Он выбрал меня, — выкрикнула она, — значит, я была достойна! И вот как ты расплачиваешься за его выбор? И я растила тебя. Ты забыл!

— Сомнительно, — перебил я. — Я тебя видел так редко, что до трех дет думал, что моя мать — это нянька.

— У нас был уговор с твои отцом! А я должна была привыкнуть к тебе! А теперь я жалею, что связала свою жизнь с таким ублюдком, — глаза её блеснули злобой. — Вы мне всю жизнь испортили.

— Каким образом тебе была испорчена жизнь? — спросил я сдержанно. — Ты сама выбрала деньги и положение. Приняла его ребёнка. Прощала отцу встречи с истинной. И наверняка искала утешения на стороне. Правда, Элоиза? Просто в какой-то момент тебя всё достало. Может быть, до отца всё же дошло, что с истинной не так уж плохо сочетаться браком, а не мотаться к ней в монастырь. И ты поняла, что под тобой горит кресло.

— Ш-ш-ш! — зашипела мать. Я попал в самую точку, и её понесло. — Сволочи! Я вас всех ненавижу! Я столько вложила сил в ваш род! Пусть твой отец крутится в могиле — ха! Ещё бы чуть-чуть, и я бы и тебя туда отправила! Гад! А если б могла, я бы… и Каллисту прикончила. Этими руками задушила бы! Но лихорадка убила её прежде, чем я добралась до неё!

— Откуда такая жестокость, Элоиза? — прорычал я.

— Твой отец решил жениться на истинной? Да! Но прежде он убил моего Этьена.

— Любовника? Как это произошло?

— Они сцепились у нас в спальне, — ответила она коротко. — Я не ждала твоего отца. И началась драка.

— А ты?

— И испугалась и оглушила твоего отца, — произнесла она спокойно. — Но было поздно: мой Этьен уже погиб, а потом и твой отец.

— Его же нашли в шахте под завалами, — переспросил я, пытаясь связать факты.

— Мой отец помог мне всё устроить. И знаешь, я ни о чём не жалею, — отрезала она.

— Как ты связалась с Ричардом Бреем? — спросил я дальше.

— Я сама предложила ему сотрудничество, — ответила она ровно.

Я почувствовал, как стынет воздух, мой дракон желал оторвать ей голову. Но я держался.

Голос Элоизы резко стал спокойным, почти деловым: уже не было истерики, только торжественное признание. Мне стало ясно, на что она была способна. Как ловко она водила меня за нос все эти годы, как хитро и расчетливо выстраивала свои планы.

Она наслаждалась собственной местью. Только теперь, злясь, она жаловалась, что её поймали — и пусть поздно, но я всё узнал. А заплатил за это отец: он погиб, и я так и не узнал свою настоящую мать.

— Я всю жизнь хотела отомстить вам, — сказала она, и в её глазах не осталось ни тени раскаяния. — Отомстить твоему сволочному роду.

— Ты хотела отомстить отцу. Надо было на этом остановиться, Элоиза. Но ты оказалась больна и зависима. Ты продолжала видеть его во мне. И всю ненависть перенесла на меня. Даже сейчас ты хотела, чтобы я всё это знал: как ты была умна, как ты была хитра. Ты хочешь признания своим поступками, чтобы я признал тебя гениальной. Потому что мой отец не ставил тебя ни во что. Видимо, он был гораздо большим ублюдком, чем я думаю. Ты просто повернута на нем. Но всё же ты виновата. Лучше бы ты не выбирала деньги и положение. Тогда не было бы столько смертей, столько сломанных жизней, ты могла бы и дальше жить. И твой Этьен наверняка был бы жив. И во всём этом ты виновата. Ты не выйдешь из лечебницы до оглашения приговора. А потом отправишься на каторгу.

— А я не собираюсь признавать ничего, — фыркнула Элоиза. Она была недовольна моими словами. Ей не хватало моего признания. — То, что я тебе сказала, никто не слышал. Я просто хочу, чтобы ты знал причину смерти твоего отца.

— Ты так ничего и не поняла, — покачал я головой. А потом... я достал записывающий артефакт и показала его Элоизе.

Лицо той вытянулось, и она рванула в мою сторону, чтобы выбить камень из моих рук.

Но в дверях уже появились лекари: они ворвались и усыпили её, аккуратно, профессионально, не давая напасть.

Я поправил камзол и вышел из лечебницы, желая больше всего на свете никогда больше не встречаться с ней в этой жизни.

Она призналась в убийстве отца. Призналась в том, что хотела убить меня. Была в сговоре с Бреем.

Этого было достаточно, чтобы надолго отправить её на рудники.

Я вышел за ворота лечебницы. Там меня уже ждал мой помощник.

— Ваш букет, лорд.

— Благодарю.

Я обернулся в дракона и подхватил букет в лапы. Сейчас я летел к своей матери.

Приземлился у монастыря. Обернулся. Сжал в руках цветы. Двери распахнулись сами собой. Мать-настоятельница молча кивнула, пропуская меня во внутренний двор. Там я сам нашёл дорогу.

Сел на колени на могиле матери и по одному цветку раскладывал их на зелёном холме.