После развода с драконом. Начну сначала в 45

Глава 4

— Ты ведь слышала меня. Если тебе интересно моё мнение, то я думаю… нам не нужен громкий скандал. Лучше разойтись миром.

— Алекса, — хрипло и растерянно выдыхаю я. — Ты сейчас сказала, что не против того, чтобы твой отец со мной развёлся?

— Именно. Мам, ты ведь знаешь, что если отец… решил, то так тому и быть, — дочь снова отводит взгляд. Косится на Марию.

Та снисходительно улыбается и гладит свой плоский живот.

Я кладу руки на стол и сжимаю кулаки — ногти врезаются в ладони.

— Мы ведь древний род. Драконья кровь. Мы не можем опорочить репутацию.

— Она уже опорочена. И развод — то самое пятно, от которого ты теперь тоже решила откреститься.

— Я считаю, что ваша дочь права, — влезает девица и снисходительно смотрит на меня. — Если всё грамотно подать и спокойно обдумать, можно выйти из нашей щекотливой ситуации с наименьшими потерями для репутации обеих семей.

— Обеих семей? — переспрашиваю я и вскидываю бровь.

Спина становится ещё прямее.

— Конечно. Моей Сарийской и роду Вейрских.

То есть… меня уже вычеркнули.

То, что моему роду ничего не угрожает, эта зефирка знает.

Хотя бы потому, что у меня его нет.

Я сирота. Воспитывалась в приюте.

Хорошо училась в приютской школе при храме и потому смогла поступить в Академию магии на бюджетное место.

Там и встретила своего истинного.

— Аларик, тебе не кажется, что Мария здесь лишняя? — бескомпромиссно заявляю. — Я хочу, чтобы она покинула этот дом. И больше тут не появлялась.

— Ма! Как ты можешь так грубо себя вести! Истинные леди должны быть сдержанны!

Надо же, как заговорила Алекса. Слышатся слова свекрови.

Муж просто наблюдает за всеми нами. Пока не спешит вмешиваться. Смотрит мрачно и сдержанно. Буря — только во взгляде. Смотрит на Алексу. Но…

— Мария, оставь нас. С тобой поговорим позже.

Я выдыхаю.

Мария вскидывается, на щеках появляется румянец. Она недовольна. Но это не приносит мне никакого утешения.

Я просто не хочу, чтобы она видела, как мне больно.

И насколько я сейчас уязвима. Потому что этот день просто уничтожает меня.

Девица резко встаёт. Деревянные ножки стула противно скребут по паркету.

Она бросает салфетку на стол. Высокомерно вскидывает подбородок, с достоинством идет на выход из столовой. Но у двери замирает:

— Я буду ждать, лорд Аларик. И мой сын тоже.

Уходит. Я снова вскидываю бровь. Надо же — сын. Наследник.

А я вот тоже беременна. Чуть меньше чем три недели.

И даже не знаю пол.

А она — знает.

А потом меня накрывает ещё одна мысль. Та, что приходит с запозданием.

Он спал с ней три недели назад.

А потом… спал со мной.

Тошнота подступила к горлу. Мерзко и противно.

Захотелось отмыться от всего этого. Чувствовала себя оплеванной.

Я вцепилась в ножку бокала с водой. Выпила его до дна. Но захотелось ещё. И чтобы там плавала долька лимона.

Я только вскинула руку, чтобы попросить Агнес принести, как мой муж приказал:

— Принесите воды с лимоном.

Читает мои мысли. А нет — просто знает, что я люблю.

Захотелось наперекор отказаться. Но я поняла: тошнота просто так не отпустит. А стоит только выйти в дамскую комнату — он заподозрит неладное, вызовет лекаря, и тогда всё станет явным.

Через две минуты перед Алариком поставили графин. Тот взял его и наполнил мой бокал.

Сын молча проводил всё это взглядом. Алекса отстукивала неровный ритм ногтями по столу. Она явно демонстрировала недовольство.

— Мария не придёт больше в этот дом, — роняет Аларик, первый нарушая гнетущую тишину.

Благодарить я не собираюсь. Потому что для меня это и так очевидная вещь.

Я пью воду с лимоном. На языке чувствую лёгкую кислинку. Становится легче. Тошнота отпускает.

— Я не понимаю, отец, почему ты выставил леди Марию. Она часть нашей семьи. Нам нужно привыкать друг к другу.

Выдаёт моя великолепная, отлично воспитанная дочь.

Я со стуком ставлю бокал на стол. Внутри — пустота.

— Этому тебя научили в пансионе неблагодарных девиц?

— Я окончила пансион благородных девиц, — вдруг срывается дочь, и цедит мне в лицо. — Я училась там, куда бы тебя и близко не пустили, — вскидывает упрямо подбородок.

Я вталкиваю в себя воздух и забываю, как дышать. Кривлю губы в улыбке. Ударила ровно в цель.

— Алекса! — строго одёргивает дочь муж.

Но мне тоже есть что сказать. Я вскидываю руку, чтобы тот не вмешивался. Кажется, этот развод и любовница мужа вскрыли нарыв в нашей семье. И пора немного приподнять маски.

— Мило. Дочь. Да меня бы туда и не зачислили. Ведь у меня не было денег. Не было рода за спиной, чтобы там учиться. Но, как видишь, я обошлась и без него. Зато вижу, что отдать тебя туда было большой ошибкой.

— Учиться там — большое благо. Там учатся весь цвет аристократии, и там можно обзавестись полезными связями!

Снова как наяву слышу голос собственной свекрови. Моя дочь прямо говорит ее же словами.

Я по всем фронтам проигрываю свекрови. Моя неокрепшая умом малышка принимает все ее слова за чистую монету.

— И раз уж так вышло, что у отца есть другая, что он изменил тебе и выбрал себе в спутницы леди Марию — с ней так поступать нельзя. Она беременна, в конце концов. И может потерять ребёнка от излишнего волнения.

— А как же я? Как же мои чувства, Алекса?

— А что с тобой? Ты уже… взрослая женщина. Тебе почти полсотни лет.

Не полсотни, конечно. Всего сорок пять. Что при жизни в пятьсот лет — ничто. Но, видимо, уже достаточно, чтобы не быть желанной в глазах мужа.

— Мы у тебя уже выросли. Нам не нужно вытирать сопли и переодевать. Кроме того, ты ведь не думаешь, что отец оставит тебя ни с чем? Ты была частью нашей семьи. Он будет тебя содержать. Ты будешь продолжать сажать свои цветы. А мы с Миреем будем тебя навещать.

— Как ты быстро всё распланировала… — горько выдыхаю я.

Но она продолжает:

— Мне кажется, это очевидно, — поджимает губы дочь. Её глаза блестят упрямством.

Мой белокурый ангелок… вырос в светскую львицу.

А ей всего восемнадцать.

Или… уже восемнадцать, а я — действительно безнадёжно устарела для неё.

— Да и какие у тебя варианты? Ты ведь всё равно ничего не можешь. Только ковыряться в земле со своими кустами, — фыркнула дочь. — А вот у Марии в её двадцать два уже есть чайный салон. Самый популярный в столице. Туда не попасть. Запись — на три месяца вперёд…

Всё… Чувствую — я больше не могу это слушать. Зря продолжила этот разговор.

Для неё я — никто. Ничтожество.

Она меня стесняется.

Зато как блестят её глаза, когда она говорит о Марии.

Я тепло улыбаюсь Алексе. Не могу иначе. И не хочу больше спорить.

Кажется, я столько наслушалась, что большего моё сердце не вынесет.

Снова тянусь к воде с лимоном.

Дочь открывает рот, даже подаётся вперёд, чтобы снова извергнуть на меня, по её мнению, обличающую правду.

Как Аларик не выдерживает.

А вот теперь… я ему благодарна. Немного.

— Алекса. Покинь обеденный зал. И подумай над своим поведением. Ты была неуважительна по отношению к матери.

Та так же резко встаёт и вскакивает из-за стола.

Понимаю ее. Она ведь, по её мнению, защищала отца. Встала на его сторону. А тот сделал ей замечание.

Я смотрю на него. Аларик хмурится.

Слова дочери не пришлись ему по вкусу? Или что?

Но перед тем как покинуть зал, Алекса разворачивается и громко говорит свою окончательную позицию по нашему делу:

— Я пойду догоню леди Марию. Она не должна оставаться одна в таком положении. Ночевать я буду в Академии. Мне завтра к первой паре.

И хлопает деревянной дверью.

— Сын? — спрашиваю я.

Пора бы добить меня…

— Разбирайтесь сами, — говорит Мирей, встаёт из-за стола. — Я в Академию.

Уходит.

Я горько усмехаюсь. Не смотрю больше никуда. Просто прямо пялюсь в стену. Я хочу побыть наедине с собой.

Наедине с открывшейся мне правдой.

Я наломала дров в воспитании своих детей. Я никчёмная мать. Я ничего не умею. Растила детей, как это принято у аристократов: дочь — с двенадцати лет в пансион, сын — в военную школу. Мы виделись только на выходных, и мне казалось — всё у нас хорошо.

Но сейчас… все обернулось каким-то кошмаром.

— Уходи, Аларик. Оставь меня одну.

— Нет.