Утро началось с шума на кухне. Нариман снова что-то пытался приготовить.
Я привёл себя в порядок, надел костюм и спустился вниз. Оттуда тянуло гарью.
Я прошёл в кухню, распахнул окна настежь, впустил прохладный воздух. Думаю, что в скором времени я совершенно перестану удивляться тому, в какой хаос может превратиться кухня, если туда сунется Нариман.
Благо одна маленькая конфорка оставалась свободной. Я поставил на неё воду, чтобы приготовить кофе — пожалуй, единственное, что я действительно умел готовить.
— Привет, брат, — сказал Нариман, виновато разведя руками. — Я учусь.
— Вижу, — вздохнул я. Сделал кофе, поставил себе чашку и ему, позвал:
— Садись. Выпей кофе хотя бы. А потом можешь сделать бутерброды. Их не нужно ни жарить, ни варить. Лишь нарезать хлеб, мясо, сыр или овощи. Больше ничего не требуется. Можешь собирать в любой последовательности, начиная с хлеба.
Уголки моих губ дёрнулись, намечая усмешку. Но тут раздался стук в дверь.
Я посмотрел на наручные часы — было ещё слишком рано. Непонятно, кто мог прийти.
— Ты кого-то ждёшь? — спросил Нариман.
Я покачал головой.
— Нет. Хотя, возможно, это парни из безопасности, которые присматривают за Элоизой.
Я встал, вышел из кухни, прошёл по коридору и распахнул дверь. На пороге стоял Мирей.
— Привет, сын, — нахмурился я, подавая ему руку и крепко обнимая. — Ты так рано. Что-то случилось?
— Да нет, — пожал плечами он, входя в дом. — Хотя да. Алекса вчера сказала, что вы всё-таки развелись с мамой.
— Да, — подтвердил я.
— Ну, пап… мы ведь уже поняли, что в вашем случае всё не так просто. Но к чему были подобные меры? — он остановился в холле. Я пригласил его пройти дальше и закрыл дверь. Даже здесь уже ощущался запах гари. — Что у тебя там горит? — поморщился Мирей.
— Это Нариман упражняется в кулинарных способностях.
— Нариман? А что он тут делает?
— Теперь он будет жить с нами, — я посмотрел на сына долгим, серьёзным взглядом.
— Это из-за бабушки?
— Да, Мирей. И у меня есть для тебя тоже новости. Неприятные.
Мы вернулись на кухню. Мирей окинул её взглядом и охнул:
— Какой ужас тут происходит! Видела бы мама, она бы, ей-богу, выпорола всех.
— Я всё уберу! — снова развёл руками Нариман. — Только сделаю бутерброды.
Он достал доску, нож, выложил ингредиенты. Но Мирей вовремя перехватил нож и сказал:
— Нар, я сам приготовлю, а ты лучше посмотри.
— Ты умеешь готовить?! — Нариман уставился на него с искренним шоком.
— Да, мама нас научила, — спокойно ответил Мирей. — Алекса, кстати, тоже неплохо готовит, если не будет выделываться. И вообще, тут действительно требуется уборка. А вот эту кастрюлю точно надо выбросить — она не отмоется. Надеюсь, мама не хватится ее.
Мирей взял всё в свои руки, и уже спустя пятнадцать минут мы действительно могли нормально позавтракать. Мы ели молча, лишь иногда переглядываясь.
— Я могу на обед позвать Алексу, — вдруг сказал Мирей. — Пусть приготовит что-нибудь для вас.
— А так можно? — с надеждой спросил Нариман, глядя на меня.
Я качнул головой:
— Если только она научит тебя парочке несложных блюд.
— Так вы не будете нанимать прислугу? — осторожно уточнил Мирей.
— Нет, — ответил я твёрдо. — У Наримана с этого дня начинается новая жизнь. А ещё тут явно требуется уборка.
— Ну, если у Алексы будет настроение, она может помочь, — сказал Мирей.
— Она что, ещё и убираться умеет? — удивился Нариман.
— Конечно. Она разбирается во всех чистящих средствах, тряпках и прочих приспособах для уборки. Мама нас всему научила.
— Чувствую себя безрукой бестолочью, — вздохнул Нариман и откинулся на спинку стула.
Мирей сжал его плечо и улыбнулся:
— Не парься. Этому мы тебя быстро научим.
Он рассмеялся, и я тоже почувствовал, как напряжение на миг спало. Мы допили кофе, убрали за собой посуду. Более того, Мирей показал, что у Лилии оказывается был специальный артефакт для мытья посуды — весьма кстати, потому что вчера брат так и не смог нормально отмыть посуду.
Нариман вышел, чтобы переодеться и привести себя в порядок. Я же рукой указал сыну на стол. Он сел напротив, а я приготовил ещё кофе, поставил чашку перед ним и себе.
— Пап, — сказал Мирей серьёзно. — А обязательно было разводиться? Как же мама? Она ведь беременна от тебя. А Мария… с ней ведь и вовсе не всё понятно. Ты что, неужели собираешься быть с ней даже тогда, когда она участвовала в том, чтобы избавиться от нашей мамы?
— Нет, конечно же, нет, — покачал я головой. — Я остаюсь при своём мнении. С твоей матерью я развёлся, потому что обещал. Развёлся, потому что предал её доверие. И даже то, что меня скорее всего опоили и подставили, не уменьшает моей вины.
Хочу дать твоей матери свободу — ту самую, которую она так рвалась получить. Я хочу, чтобы она развивалась, чтобы смогла жить своей жизнью, а я просто буду рядом. Я не оставлю её, не оставлю нашего ребёнка. Я люблю её, в конце концов. Но я хочу, чтобы мы оба начали сначала.
А ещё мне нужно было вывести её из-под удара. Все заинтересованные в гибели моего рода расслабятся, а значит, допустят ошибку, уверенные, что всё уже сделано. Вот тогда-то я их и возьму.
Я очень надеюсь, что смогу всё исправить в отношениях с ней.
— Почему ты думаешь, что на маму больше не будут покушаться? — хмуро спросил сын. — Ведь ты уже и так говорил, что разведешься с ней. Тем не менее Мария и бабушка организовали её отправку в лечебницу.
— Потому что твоя бабушка… она тебе вовсе не бабушка, — я посмотрел сыну прямо в глаза. — Я не её родной сын. И она преследовала свои эгоистичные цели. Для нее было мало развода. Нужно было избавить от Лили, закрыть ее в монастыре.
На лице Мирея отразилось дикое удивление.
— Это правда?
— Да. Я имел с Элоизой очень неприятный разговор. Но с Нариманом мы братья по отцу.
Потом я вкратце рассказал сыну всё то, что поведал Нариману. Мирей молча слушал, хмурился. Глядя на него, я видел самого себя двадцать лет назад.
— У меня просто нет слов. Откуда столько ненависти, пап? Откуда она? Даже если я ей не родной, зачем было организовывать нападение на меня и друга? — непонимающе спрашивал сын. — Ведь есть же люди! Пусть не родные по крови, но любящие приемных детей!
— Видимо, у Элоизы были и другие причины. Я о них узнаю, даю слово.
— Ты сказал, что дедушка написал завещание, где наследником назначил только тебя. Поэтому они и подсовывали тебе ребёнка Марии, чтобы тот унаследовал всё имущество рода Вейрских. А значит… нас тогда нужно было пустить в расход. Меня. Алексу. И тебя. И маму. Ненавижу их.
— Сын, — твёрдо сказал я, — они все понесут наказание.
— А что будет с Нариманом?
— Нариман — член нашей семьи. Мы не бросим его. Он будет жить с нами. Он обещал мне изменить своё отношение к жизни. Я дам ему шанс. Если нужно будет — помогу.
В этот момент мы услышали шум и обернулись. В дверях стоял Нариман — не балагур, не повеса, а другой человек.
— Спасибо, что вы есть у меня, — сказал он тихо.
Я кивнул ему головой и снова повернулся к сыну:
— Раз ты узнал о разводе, значит, Алекса была у Лили?
— Да. Она была. Они поговорили. Выяснили отношения. У них всё хорошо. Алекса попросила прощения за своё поведение.
— Это хорошо, — выдохнул я, чувствуя, как напряжение отпускает. — Это хорошо, что она вовремя всё осознала. Никто не безгрешен. Все мы совершаем ошибки. Но не всем дано понять их… и тем более исправить.