Последнее обещание, которое ты дала

Глава 1

Райдер

Когда я вылез из постели этим утром, я и представить не мог, что к концу дня буду устраивать похороны для ворона.

Мама с утра выдала мне распоряжение: прогнать птиц, чтобы они не склевали последние яблоки. Она ждала первого снега, чтобы они стали слаще, а теперь эти чёртовы твари будто из ниоткуда появились посреди зимы в Теннесси и устроили себе пир.

Я уже и так опаздывал на ранчо из-за путаницы с заказанными сантехническими материалами, так что, хоть я и не заехал домой, я почти физически ощущал, как мама сердито вздыхает, наблюдая, как птицы уничтожают её урожай. Отбросив раздражение из-за утренних задержек, я вошёл в офис ранчо, вытащил ружьё из оружейного сейфа, зарядил его, сунул в карман ещё одну коробку патронов и вышел на улицу.

Широкими шагами пересёк двор, минуя безупречно ухоженный бело-голубой амбар с изящной металлической монограммой Х под крышей. Как и всё остальное, что я добавил к семейному поместью, он был построен с тщательным расчётом — элегантность, которую искали наши гости, бронируя номера в люксовом курортном ранчо. Теперь наше хозяйство было далеко от той пыльной, обветшавшей фермы, какой оно когда-то было.

Но стоило мне обогнуть амбар, как ноги сами собой остановились.

Этот вид вытянул из меня остатки раздражения, и я глубоко вдохнул, очищая лёгкие.

Ничто не сравнится с этим. Ничто.

Ранчо было живописным в любое время года, достойным открытки, но зимой, когда снег мягким покрывалом укрывал поля, в этом месте появлялась особая магия. Лысые дубы дремали под тонким белым слоем, а из-под наледи пробивались изумрудные хвойные ветви. Светло-серые горы на горизонте превращали пейзаж в акварельную картину, где пастельная голубизна неба плавно переходила в очертания холмов.

Солнце старалось согреть землю хоть немного, и я закрыл глаза, подставляя лицо робким лучам, вдыхая знакомый запах родных полей. Я любил это место. Единственное, что я ценил больше — это свою семью.

Я бы не променял эту жизнь ни на что. Ни на свои давние мечты об архитектуре и дизайне. Ни на женщину, которая появилась бы в моей жизни и исчезла, как вспышка света. Ничто не смогло бы вырвать меня отсюда.

С последним выдохом утренние неурядицы окончательно ушли. Перекинув ружьё через плечо, я направился к саду, сапоги хрустели по тонкой корке льда, облепившей спящую траву.

Яблоневый сад был за основным пастбищем, рядом с гостевыми домиками, которые в это время года стояли пустыми. Из их труб не шёл дым, а осенние оттенки фасадов в стиле ремесленников резко контрастировали с чёрно-белым январским пейзажем. Рядом с десятью готовыми домиками два новых ждали своей очереди — без крыш, без облицовки.

В груди кольнуло знакомое сожаление, стараясь пробраться сквозь умиротворение, которое поселилось во мне от этого вида. Если бы я не был ослеплён любовью, эти два домика стояли бы здесь уже несколько лет. Но теперь они были здесь. И к новому сезону, который начнётся в апреле, будут готовы.

Даже зная, что дедушка Хатли, наверное, ворочается в могиле от того, что мы сделали с этим местом, я не жалел о переменах. Превращение из скотоводческой фермы в курорт позволило оставить землю в семье. Мы сохранили часть хозяйства, чтобы наши гости могли получить подлинный опыт жизни на ранчо, но добавили к нему развлечения, ради которых люди возвращались снова и снова. Рафтинг, конные прогулки, пешие походы. И, конечно, мамины сытные деревенские блюда, которые она слегка осовременила.

Я приблизился к яблоням. Полдюжины ворон, лакомившихся остатками плодов, подняли головы, бросая мне немой вызов.

Осенью я купил звуковое ружьё, чтобы отпугивать птиц от полей, но перед Рождеством оно сломалось и сейчас пылилось в гараже у Уилли Тейта. А Уилли работал медленно, как патока, всё ещё убиваясь по женщине, которая ушла от него много лет назад.

Я, наверное, был единственным в Уиллоу Крик, кто понимал его.

Не был уверен, что моя собственная душа когда-нибудь перестанет выть от того, что я потерял. Но зацикливаться на прошлом — значит снова оказаться в водовороте алкоголя и случайного секса. А у меня на неделю вперёд дел по горло.

Я поднял ружьё, целясь в верхушки деревьев, намереваясь только напугать этих тварей.

В детстве я охотился с отцом и дедом, но убивать так и не научился с лёгким сердцем. Может, поэтому мне не было особо жаль, когда мы продали последний крупный рогатый скот и оставили только несколько дойных коров.

Я нажал на спуск.

И ровно в тот момент одна из птиц сорвалась с ветки.

Проклятье.

Выстрел угодил ей в грудь, и ворон рухнул на землю в нескольких ярдах от меня. Воздух прорезал высокий, пронзительный крик. Я резко развернулся.

Передо мной стояла моя племянница, Мила. В её карих глазах застыло разочарование. Тёмные брови, которые совершенно не сочетались с её светлыми, пшенично-медовыми волосами, взметнулись вверх от шока.

Сердце сжалось.

Не только из-за её взгляда, но и из-за воспоминаний о том, что случилось с оружием в её жизни четырнадцать месяцев назад.

Я шагнул к ней, смягчая голос.

— Что ты тут делаешь, малышка?

Но вместо ответа она резко развернулась и сорвалась с места, мчась к дому, её светлые косы развевались позади, а ковбойские сапожки взметали снежную пыль.

— Чёрт!

Я метнул взгляд на ворон, которые ухмылялись мне своими чёрными клювами, и бросился за ней.

Шестилетний ребёнок не должен бегать так быстро.

Я не успел догнать её, когда она обогнула амбар, пронеслась мимо ресторана Сладкая Ива и с грохотом взлетела на крыльцо дома, в котором я вырос.

Синий сайдинг и белая отделка перекликались с небом над крышей, из труб поднимались клубы дыма. Дом, сияющий и ухоженный сейчас, стоял в этом месте уже почти двести лет.

— Мила, стой! — крикнул я.

Но она проигнорировала меня, распахнула дверь и рванула внутрь.

— Нана! — заорала она. — Ты должна наказать дядю Райдера!

В голосе Милы звучали нотки слёз, от которых у меня сжалось сердце. Мама опустилась на корточки, заключая расстроенную внучку в объятия. В воздухе витала мука, подхваченная солнечными лучами из больших окон над кухонной раковиной, и осыпала их лёгким сияющим облаком.

— Ну что такое, букашка? — спросила мама, нахмурившись.

— Я больше не люблю дядю Райдера! Он злой, злой, злой!

Из её груди вырвался всхлип, ещё сильнее загоняя вину в моё сердце. Мама посмотрела на меня поверх её головы. Я встретил её взгляд — её голубые глаза, точь-в-точь как мои, округлились от беспокойства. Морщинки у уголков губ стали заметнее, когда она нахмурилась.

Я снял чёрную ковбойскую шляпу, провёл рукой по густым каштановым волосам — таким же, как у мамы, только без седины, которая вплелась в её пряди.

— Почему она вообще была у яблонь? — спросил я.

Мы не сводили с Милы глаз с тех пор, как несколько месяцев назад один ублюдок из банды взял её и мою сестру в заложники под дулом пистолета, прострелил Сэди ногу и пытался использовать Милу, чтобы надавить на моего брата.

Мама всё поняла по взгляду, когда её глаза опустились на моё ружьё, ровно в тот момент, когда Мила снова всхлипнула.

— Он убил птицу, Нана! Красивую чёрную птицу!

Я сделал шаг к ним, но Мила тут же отшатнулась, и это было, пожалуй, самым болезненным ударом.

— Я думала, ты просто пугаешь ворон? — спросила мама.

— Такой был план. Но не моя вина, что одна из них полетела прямо под выстрел.

— Ты ужасный, дядя Райдер! Ты убил бедную, бесполезную маленькую птичку!

— Думаю, ты хотела сказать «беспомощную». — поправила мама, и я заметил, как уголки её губ дёрнулись в лёгкой усмешке.

Я присел на корточки, заглядывая Милле в заплаканные глаза.

— Я не хотел её ранить, малышка. Звуковое ружьё, которое обычно отпугивает их, сломалось, и я просто хотел напугать их выстрелом. Это был несчастный случай.

— Правда?

Я провёл рукой по щетине, которая уже почти превращалась в бороду — никак не доходили руки её сбрить.

— Чистая правда.

— Его семья будет по нему скучать. Ты должен перед ними извиниться.

— Ну, знаешь ли, вороны вообще-то не должны были есть мамины яблоки. Это как… твой папа арестовывает кого-то за нарушение закона.

— Но папа не убивает людей!

Я поймал мамин взгляд, и мы оба не стали вспоминать человека, который похитил Милу и был застрелен в овраге перед тем, как умереть в больнице.

— Как ты думаешь, что дядя Райдер должен сделать, чтобы загладить вину? — спросила мама.

Внутренне я застонал.

Зная Милу, она придумает что-то безумное — с радугами, единорогами и, может быть, волшебной пыльцой. Что-то практически невыполнимое.

Она сделала шаг ко мне, её взгляд был всё ещё печальным, но в нём появилась решимость. Она похлопала меня по руке.

— Ты должен устроить ему похороны, чтобы его семья могла с ним попрощаться.

Я поднял глаза на маму и увидел, как в её глазах пляшут искорки смеха.

В этот момент в кухню вошёл мой брат, требуя объяснений. Пока мама рассказывала, что случилось, его голубые глаза сузились от сдержанного веселья, и он тихо засмеялся.

Мне захотелось вмазать ему прямо в нос и добавить ещё один изгиб к тому, что я сломал ему в детстве.

— Пойду выкопаю могилу, — вздохнул я. — Может, ты с Наной подумаете, что сказать.

Мэддокс издал странный звук, наполовину кашель, наполовину смех. Я показал ему средний палец за спинами женщин.

— За это ты мне поможешь копать.

Мэддокс ткнул пальцем в сияющий бронзовый значок на своей груди.

— Я на дежурстве. Просто завёз Милу на день.

— Ты шериф. Никто не станет тебя отчитывать, если ты опоздаешь на пару минут.

— Нужно подавать команде правильный пример.

Мне хотелось схватить его в захват, взъерошить ему волосы и помять идеально выглаженную форму шерифа округа Уинтер.

Он взял с вешалки свою шляпу и нахлобучил её.

— Увидимся вечером, букашка. Не слишком мучай Нану, но проследи, чтобы дядя Райдер устроил похороны по всем правилам.

Я недовольно буркнул, провожая его к выходу. Как только мы вышли на улицу, я врезал ему кулаком в плечо.

— Чёрт бы тебя побрал.

— Не вини меня. Это ты криворукий стрелок, который подстрелил ворона.

— Он сам влетел в выстрел!

Мэддокс усмехнулся, направляясь к своему пикапу. Он бросил взгляд на мой старый Шеви C10, сверкающий на солнце, как коричневая газировка со льдом.

— Не хочу это признавать, потому что это Шеви, но Уилли отлично его починил. Я думал, он не справится, учитывая количество пулевых отверстий.

Грузовик был расстрелян после того, как женщина, следившая за агентом секретной службы США и его подопечным-рокером догнала их, когда они гостили на ранчо. Агент вручил мне регистрацию в качестве извинения за то, что я снес целую часть забора, через которую он перелез, пытаясь сбежать.

За последние пару лет на ранчо было слишком много событий. Нам нужна была тишина и покой.

— Где МаК сегодня? — спросил я.

— Она взяла смену в больнице за другого врача.

Когда МакКенна появилась здесь несколько месяцев назад, я был уверен, что всё закончится для Мэддокса плохо. Никто не думал, что она бросит свою жизнь в Калифорнии, чтобы вернуться сюда и закончить ординатуру в штате, из которого когда-то бежала.

Видя, как между ними снова вспыхнула любовь, я чувствовал, как в груди вскрываются старые раны.

Но я не собирался быть как брат. Не собирался снова ввязываться в отношения и давать кому-то шанс разбить мне сердце.

Я никогда не прощу Рэйвен за то, что она сделала со мной и моей семьёй. И больше никогда не позволю себе попасть в такую ситуацию.

Мэддокс сел в машину, коротко посигналил на прощание, и я отправился в сарай за лопатой.

После замены ружья на инструмент, я взял пустой мешок для корма и вернулся к яблоням. Земля была мёртво-замёрзшей, и я чуть не угробил себе руки и плечи, выкапывая могилу для чёртовой птицы. Надел перчатки, поднял мёртвого ворона, опустил в мешок и закопал его. Последнее, что мне нужно, чтобы Мила снова залилась слезами, увидев окровавленное тело.

Когда я закончил, вспотевший и проклинающий ворон по новой, я заметил, как Мила и мама идут ко мне через поле. У Милы под мышками были зажаты два радужных единорога, а в руках — оставшаяся с праздников пуансеттия.

Когда они подошли, мама протянула мне лист бумаги.

— Что это?

— Последние слова.

Мамины глаза сверкали смехом. Неужели всего час назад я стоял на краю ранчо и думал, как сильно люблю свою семью? Мама нажала кнопку на телефоне, и из динамика разлилась ирландская похоронная музыка. Я чуть не выругался, но вовремя вспомнил про широко распахнутые невинные глаза Милы. Стиснув зубы, я выхватил у мамы листок.

Молча пробежался глазами по написанному, стискивая челюсть от чрезмерно сладких слов про вредителя, который вообще не должен был находиться в наших яблонях.

— Проклятой птице, которую я случайно убил… — начал я хриплым голосом, но Мила тут же надулась.

— Ты должен доллар в банку за ругательства, дядя Райдер! И ты совсем не выглядишь раскаявшимся! Надо чувствовать это… — она потянулась вверх и похлопала меня по груди. — здесь.

Я бросил на маму злобный взгляд, полный обещаний мести. Она прикрыла рот ладонью, скрывая улыбку. Прочистив горло, я поднял взгляд к небу, в поисках помощи, которая явно не собиралась приходить, и начал снова:

— Доброй вороне, что была вырвана из жизни слишком рано злым выстрелом беспечного человека…

Как-то мне удалось добраться до конца речи к удовлетворению Милы. Затем мы с ней вкопали в землю небольшой крест, укрепив его горшком с пуансеттией, пока мама держала её единорогов. Когда я выпрямился, Мила упёрла руки в бока и строго посмотрела на меня.

— А теперь пообещай, что больше никогда не убьёшь ни одного живого существа, дядя Райдер.

У меня неприятно сжался желудок.

Мы жили на ранчо. Иногда животных приходилось усыплять. Это часть цикла жизни, но, глядя в её чистое, полное веры лицо, я не смог бы сказать ей «нет». Мне это выйдет в копеечку, если придётся нанимать кого-то для такой работы.

Но я всё равно вздохнул и сказал:

— Ладно, букашка. Ни одно животное больше не пострадает от этих рук.

Она протянула ко мне свой крошечный мизинец.

— Клятва на мизинцах?

Когда мой большой палец переплёлся с её маленьким, у меня в груди вдруг что-то сжалось.

Острая, неожиданная боль. Боль по тому, что я когда-то думал, что у меня будет. Чему я сам же не дал шанса снова появиться в моей жизни— жене и ребенку.