Райдер
Джиа настояла на том, чтобы забрать наши вещи из отеля и ехать прямо в Уиллоу Крик. Я хотел, чтобы она отправилась в больницу, но она потребовала сначала увидеть Адди, сначала вернуться домой. И тот факт, что она так отчаянно стремилась к моему дому и моей дочери, вместе с тем «я люблю тебя», которое она сказала мне, сделал что-то странное с моим сердцем. Запечатал его. Исцелил его. Я не был уверен, что именно. Может, всё сразу. Я знал только одно — я её люблю.
Я любил её и был в восхищении от того, что она сделала этой ночью.
От того, как она сохраняла хладнокровие, пока мне казалось, что я рассыпаюсь на куски.
Она приняла обезболивающие, которые предложили медики, но ничего сильнее. Я знал, что ей всё ещё больно — она морщилась каждый раз, когда я слишком резко входил в поворот, торопясь привести нас домой, к нашей семье.
Я убрал ногу с педали газа, немного сбавляя скорость. Теперь больше не было пожара, не было нависающего над нами рояля, готового рухнуть. Впереди была только долгая дорога в будущее, которое нам предстояло построить, но оно было там, ждало нас.
— Тебе стоит поспать, — сказал я.
— Слишком на нервах. — ответила она. — Мне нужно позвонить семье, пока они не узнали обо всём из новостей. Ты не против?
— Тебе никогда не нужно спрашивать об этом. Семья всегда на первом месте.
Её глаза блеснули так же, как тогда, когда она сказала, что любит меня. Моё сердце сжалось. Я слушал, как она звонит сначала брату, потом отцу, кратко рассказывая о случившемся и предупреждая, что новости могут появиться утром. А затем слушал, как её мать отчитывала её за то, что она скрывала свою работу. Но после этой лекции последовали любовь и огромное облегчение от того, что с Джиа всё в порядке.
Когда она повесила трубку, то закрыла глаза, откинув голову на спинку сиденья. Солнце уже медленно поднималось над горизонтом, и когда до Уиллоу Крик оставалось минут двадцать, мне показалось, что она заснула. Но потом её янтарные глаза, с проблесками зелёного, повернулись ко мне.
— Я больше не хочу этим заниматься. — сказала она.
Моё сердце упало. Я знал, что она не имела в виду меня… нас… и всё же на мгновение паника всё равно нахлынула. Старые привычки. Недоверие, причина которого была не в ней, а в тех ранах, что, хоть и зажили, всё ещё могли напомнить о себе. Это будет долгий процесс.
— Не хочешь чем заниматься? — наконец спросил я.
— Этой работой. Я не хочу, чтобы мама и папа получили звонок о том, что потеряли меня где-то в южноамериканских джунглях. Я не хочу, чтобы ты и Адди снова потеряли кого-то, кого любите.
Я сглотнул, горло сжалось.
— Я уже говорил тебе и повторю ещё раз. Я никогда не стал бы просить тебя отказаться от того, что ты делаешь. Это не в моём характере.
Она улыбнулась, и эта улыбка осветила тёмную машину сильнее, чем первые лучи солнца.
— Я знаю. Это одна из причин, по которой я люблю тебя. Ты не ждёшь, что я просто всё брошу.
Она потянулась ко мне, чтобы погладить по плечу, но боль тут же отразилась на её лице.
— Я позвоню Мэддоксу. Пусть МакКенна встретит нас в больнице.
Я сделал звонок, а затем она продолжила, словно мы не прерывались.
— У меня нет запасного плана. — в её голосе слышалась лёгкая грусть.
Она говорила, что не умеет сидеть без дела, и я сам в этом убедился с тех пор, как она появилась в городе. Ей нужно движение. Что-то сложное, требующее усилий. Загадки, которые нужно разгадывать.
— Это совсем не то, совсем не то же самое, но у Мэддокса сейчас нехватка людей на станции.
Она снова поморщилась, и я уже не был уверен, из-за боли или из-за работы, которую я предложил.
— Твой босс прав. Тебе не нужно решать это прямо сейчас. Возьми отпуск, как он советовал. Отдохни, восстановись. Это должно быть твоим приоритетом.
— Может, я позвоню твоей маме и попрошу номер в отеле?
Хотя я знал, что она шутит, её глаза сверкали весельем, я всё равно рыкнул в ответ:
— Если остановишься на ранчо, у нас будут проблемы. В Уиллоу Крик есть только одно место, где ты будешь спать.
— Какой ты властный.
— Ты это обожаешь.
— От тебя… да.
Эти два слова врезались в меня. «Да». Я хотел, чтобы она сказала это в другом смысле. Хотел, чтобы она позволила мне надеть кольцо ей на палец перед нашими семьями и объявить всему миру, что мы — навсегда.
Кольцо, которое я забрал из сейфа Хайме, жгло мне карман. Я не собирался дарить его Джиа — с ним было слишком много неприятных воспоминаний, но я подарю ей другое. Кольцо, которое будет только о нас.
Когда я сжал в руке кольцо моей прабабушки, почувствовал огромное облегчение, что вернул семейную реликвию, украденную Рэйвен. Мама пыталась не показывать, как ей было грустно из-за его потери — она знала, что у меня и так достаточно сожалений. Но тогда казалось, что вместе с кольцом мы потеряли часть себя.
Хотя бабушка никогда не была замужем, она носила его на правой руке до самой смерти, а потом передала его маме. На тот момент у мамы уже было кольцо, которое купил ей отец, и она не хотела менять одно на другое, поэтому сохранила его для того из нас, кто первым обручится и захочет использовать семейную реликвию. Мне выпало это сомнительное счастье.
Вернуть его — было всё равно что спасти нашу землю от продажи по кускам. Как будто я исправлял историю семьи. Восстанавливал её. Сохранял её целостность.
Джиа позволила мне сделать это.
Она подарила мне то, чего я никогда не ожидал снова иметь.
Адди. Себя.
Это были самые важные подарки.
Всё остальное — просто сладкое дополнение, как взбитые сливки на мамином пироге.
♫ ♫ ♫
Когда мы приехали в больницу и МакКенна показала нам рентгеновские снимки, стало ясно, что этот ублюдок не просто сломал Джиа запястье, но и так его выкрутил, что кости сместились. Это означало, что Джиа нужен был гипс. Так что, когда мы наконец отправились на ранчо, где нас ждали Адди и вся моя семья, уже было почти время обеда.
Я только помог Джиа выбраться из машины и повернулся к крыльцу, как маленькое тело с разбегу бросилось к нам. Моё сердце ухнуло, застучало яростно, когда я подхватил Адди, прижимая её к себе одной рукой, а другой притягивая Джиа ближе.
Адди зарылась лицом в изгиб моей шеи, её тельце дрожало. Я почувствовал, как что-то тёплое скатилось по моей коже, и только тогда понял, что она плачет.
Я поцеловал её в висок, крепче сжал в объятиях, стараясь успокоить.
— Всё закончилось, милая. Мы здесь. Мы в безопасности. И больше никто не придёт за тобой.
Адди подняла лицо, слёзы текли по её щекам. Она посмотрела на меня, потом на повязку на шее Джии, затем на гипс.
— Ты ранена!
— Ничего страшного. Через шесть-восемь недель буду как новенькая.
Адди уставилась на повязку среди фиолетовых синяков на Джииной шее. Кровь запеклась на лифе её вечернего платья. Глаза девочки распахнулись, когда она осторожно протянула к повязке крошечные пальцы.
Джиа перехватила её руку и поцеловала в кончики пальцев.
— Клянусь, Адди, со мной всё будет в порядке.
— Это был нож?
Вопрос прозвучал так тихо, что ветер почти унёс его.
— Да. — ответила Джиа, сглотнув, её глаза наполнились слезами. — Но теперь их больше нет, Адди. Всех плохих людей. Они больше не смогут причинить нам вред.
В её голосе звучала такая уверенность, что даже если бы я не видел своими глазами, как закончилась история с Ловато, я бы поверил ей.
— Они умерли?
Джиа кивнула. И я любил её за эту честность, даже когда правда была тяжёлой. Правда всегда лучше.
— Мама тоже умерла. — голос Адди был таким грустным, что моё сердце чуть не разбилось снова.
— Да. — признал я. — Но мы привезём её сюда, на ранчо. Похороним вместе с моей семьёй, на участке Хатли. И ты сможешь приходить к ней, когда захочешь.
— Она не сможет отвечать.
— Нет, но я верю, что она будет тебя слышать. — сказал я.
Мы стояли так несколько минут, обнимая друг друга, радуясь тому, что могли это делать. А потом с крыльца раздался голос мамы:
— Мне тоже нужны чёртовы объятия, вы трое. Давайте-ка двигайте ноги сюда.
И мы сделали то, что всегда делали, когда мама отдавала приказ. Мы его выполнили.
♫ ♫ ♫
В ту первую ночь мы остались на ранчо, чтобы быть рядом с семьёй. Мы втроём спали в старой комнате Мэддокса, которую мама переделала в гостевую с широкой кроватью — специально для таких вот случаев, когда кто-то из её детей оставался ночевать.
Я не был уверен, что именно разбудило меня. Может, просто рассвет, который начал пробиваться сквозь жалюзи — я всегда был ранней пташкой, а работа на ранчо требовала вставать ещё раньше. Но первым, что я увидел, было крошечное тельце Адди, уютно устроившейся между мной и Джиа.
Моё сердце расширилось, разрастаясь до такой степени, что, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. Это было всё, что мне нужно. Семья. Этот маленький мир, который я уже не надеялся снова обрести, и который я буду беречь до самой смерти — лет через сто, не меньше. Даже тогда это будет слишком рано.
Личико Адди было расслабленным, губы тронула лёгкая улыбка, будто во сне ей виделось что-то хорошее. Я дал себе обещание: она будет видеть только хорошие сны. Она заслужила это ещё в свои семь лет, пережив больше, чем многие взрослые.
Я провёл рукой по её волосам, всё ещё не веря, что она здесь. Что она есть. Что я могу её касаться.
Когда я скользнул ладонью обратно к талии Джиа, меня встретил тёплый взгляд. Я медленно улыбнулся и, подавшись вперёд через Адди, нежно поцеловал её. Поцелуй «доброе утро». Хотя на самом деле мне хотелось поцеловать её так, чтобы у неё дыхание сбилось и имя моё слетело с её губ.
Но на это ещё будет время. На всё, что я хотел сделать с её телом.
Эта мысль заставила сердце снова распахнуться шире, и я не был уверен, что смогу долго его сдерживать.
— Доброе утро, милая. Как ты себя чувствуешь? — спросил я, бросив взгляд на повязку на её шее и гипс на руке.
— Сейчас я чувствую только одно — что мне повезло и что меня любят.
Я провёл пальцем по её щеке.
— Отличный способ начать день.
♫ ♫ ♫
На следующую ночь мы вернулись домой.
Мы с Джиа внимательно наблюдали за Адди, боясь, что всё, что случилось, заставит её чувствовать себя незащищённой и испуганной. Облегчало ситуацию то, что папа с Шоном заменили разбитое окно, а мама с Сэди помогли всё вычистить. Не осталось ни единого следа случившегося, хотя в моей голове оно всё ещё крутилось, как заевший фильм ужасов.
Как только мы поставили сумки, Адди попросила поиграть в Пакман.
Так что мы провели день в игровой комнате, где никогда не происходило ничего плохого. Играли в видеоигры, настолки, учили Адди играть в бильярд. Джиа уверенно заявила, что, как только снова сможет пользоваться обеими руками, обыграет меня с закрытыми глазами. И я был почти уверен, что так и будет, хотя в моей семье я был непобедимым бильярдистом. И мне бы это ничуть не мешало. Напротив, это только добавляло ей привлекательности и разжигало во мне желание взять контроль в свои руки… когда за нами закроется дверь спальни.
К вечеру мы рухнули на диваны перед экраном, с пиццей и фильмами, которые выбрала Адди. Когда её глаза начали закрываться, мы поднялись наверх, и Джиа помогла ей приготовиться ко сну. Я прочитал ей пару историй, пока она окончательно не уснула, после чего мы тихо вышли, выключив свет.
Это был хороший день. Хорошие воспоминания. Моменты, которые я буду беречь, потому что уже пропустил слишком много таких с Адди.
Но у двери её комнаты я вдруг замер, сжавшись от внезапной паники при мысли, что оставляю её одну после всего, что произошло.
Я уже терял её однажды — ещё до её рождения. А потом снова, когда увидел её вещи рядом с той койкой на видео из убежища Хайме.
Джиа переплела свои пальцы с моими.
— Если мы сами не поверим, что она в безопасности, она тоже этого не почувствует.
Я заправил прядь её волос за ухо, но ничего не ответил. Она выдохнула так, словно держала этот воздух в себе целую вечность.
— Она в безопасности, Райдер. Мы все в безопасности.
Я сглотнул, горло сжалось. Мне невыносимо было слышать, как её голос до сих пор хрипит. Ненавидел то, что с ней сделали. Так же, как ненавидел то, что пришлось пережить моей дочери.
Но Джиа была права.
Опасность миновала. Теперь нам оставалось только залечивать раны, пока мы любили друг друга. А любить людей… я умел. Когда-то я был в этом чертовски хорош. Ради Джиа и Адди я стану чемпионом мира по любви и отцовству.
Я подхватил Джиа на руки, и она вздрогнула от неожиданности, когда я уверенным шагом понёс её в свою спальню. Я захлопнул дверь, нажал кнопку у выключателя, опуская жалюзи, и осторожно, но твёрдо уложил её на кровать.
Она рассмеялась, но не пошевелилась. Вместо этого её взгляд медленно скользнул по мне с головы до ног, задержавшись на груди и опустившись к джинсам, где напряжение под молнией говорило само за себя.
Я ответил ей тем же — взглянул на её тёмные волосы, разметавшиеся по моим простыням, проследил за изгибами её тела, остановился на лёгкой ткани, обтягивающей её бёдра. Гипс и повязки больно резанули меня, но когда я снова встретился с её взглядом, в котором светилась безусловная любовь, эта боль отступила.
Не осталось никаких тайн. Никаких скрытых мотивов.
Только любовь.
Моё сердце взорвалось, разбрасывая вокруг конфетти страсти и преданности. Оно окутало нас, наполнив комнату мягким светом.
Я не помнил, как двинулся вперёд, но в следующий миг я уже жадно поглощал её, так же, как тогда у Фила. Она отвечала мне удар за ударом, не спеша уступать контроль, решив сдержать обещание, которое дала в первую ночь: дарить столько же, сколько получает.
Руки и губы исследовали друг друга, одежда исчезала, пока я не оказался между её ног — в тот самый момент, когда луна вышла из-за облаков и её свет пролился через окно, освещая Джиа.
Она выглядела неземной. Сказочной.
Если Рэйвен была Эовин, то Джиа, без сомнения, Арвен, оставившая свою прежнюю жизнь, чтобы быть со мной.
Я никогда не позволю ей пожалеть об этом.
Наши взгляды встретились, и она мягко провела ладонью по моей щетине, которая уже начала превращаться в бороду.
— Люби меня, Райдер, — прошептала она. — Люби так, чтобы каждое касание говорило: «Здесь твой дом». Чтобы моя душа и тело знали: они принадлежат тебе. Люби так, чтобы я чувствовала это каждой клеткой. И я обещаю… я сделаю то же самое. Я впишу себя в твою душу и никогда не отпущу.
Я застонал, отчасти от удовольствия, отчасти от боли, прежде чем запечатал её губы своими, закрепляя обещание, которое мы только что дали друг другу.
Пальцы скользили по горячей коже, губы следовали за ними.
Её движения вторили моим, каждое прикосновение и ласка возвращались с той же страстью.
Это была битва — кто сильнее докажет, что этот момент, это место, эти двое — принадлежат только друг другу.
Мы двигались вместе, скользя, словно шёлк по шёлку.
Две души слились воедино, пока лунный свет окутывал нас, а остальной мир исчезал.