Развод. Искусство слать всех на...

Глава 10

Я пытаюсь встать, но Владлен снова впечатывают меня попой в стул. Мягко, но крайне убедительно.

Вот гад! Зря его Карина на квашеной капусте откормила, он же до нее доходягой был, а теперь поперек себя шире! И беззастенчиво пользуется весовым преимуществом.

Смотрю на ребят, и понимаю, что сейчас никто не придет мне на помощь. Они играют за другую команду в поддержку моего мужа. Благородные войны света против нас, меркантильных бабенок, которые только и думают, как затащить их бедных под венец. И каждый из них несет свой крест в виде обручального кольца, Юрка вон, аж три креста, скоро пальцев свободных не останется.

Как же мне от всех них тошно! А ведь это самые близкие нашей семье люди, и они сейчас вон так. Что говорить о посторонних? О тех, кто не будет вникать во всю историю, а сразу сделает выводы?

Типа такого: у всей беды одно начало, сидела женщина скучала.

Так же они любят говорить?

Я злюсь так, что у меня светлеют глаза. Радужка из обычной, коричневой превращается в янтарную, с тонкими желтыми прожилками вокруг зрачка. Старый фокус, благодаря которому и Стас, и Коля понимали, что маму сейчас лучше не трогать.

А вот мужики видят меня такой впервые. И шалеют.

- Ведьма, - почему-то улыбается Юра, и смотрит на меня, не отрываясь.

Поворачиваюсь в его сторону, прожигаю взглядом, отчего приятель тотчас замолкает, а вот улыбка на его скуластом лице становится еще шире.

Смешно? Смешно ему? А если я сейчас на его голову вон тот таз с капустой надену? Чтоб прям по дурацким усам потекло!

Шмелев, которому посчастливилось знать меня дольше других, предусмотрительно отъезжает на стуле назад и поднимает руки в примирительном жесте. Мол, сдаюсь, только не бей.

Да и Владлен прекращает свой бубнеж и молча опускает лицо в тарелку, обратно к любимой капусте. Этот вообще с Кариной живет, и привык к матриархату в доме.

А вот Геворг не проникается. Не понимает, что сейчас лучше всего замолчать, чтобы не оказаться крайним. Видимо до того как я пришла, мужики мне кости не только перемыли, но и обсмоктали, так что Саргсян выдает что-то бессвязное, будто продолжает старый, начатый давно разговор.

- А вообще Ритка, злиться на Стасона в такой ситуации последнее дело, - шепелявит он.

Удивленно поднимаю брови. Перестаю уничтожать взглядом Юру, потому что нашла себе более подходящую цель. Не злиться на Стаса? А что тогда? В ноги поклониться и расстелить нашу кровать на троих: меня, его и Эммочки? Мне даже не приходится задавать свой вопрос, потому что у Геворга наболело.

Он звонко опускает рюмку на стол, вытирает свободной рукой блестящую бороду и выдает:

- Он у тебя вообще герой!

Даже так? Герой? Где служил? Старший лейтенант в шлюшьих войсках? Чуть не пал в великой стринговой битве, задушенный силиконовыми грудями?

- Ты же у него одна единственная, жееена. Он же тебя вот так любит, вот таааак, - Саргсян неловко стукает вилкой о нож, изображая поцелуй. – Он же с тобой и нищету прошел, и ребенка растил, и бизнес с нуля поднимал. Все вместе, да? Ну, неужели не думала, что мужику за тридцать лет не захочется чего-то другого?

- Геворг, давай я тебе такси вызову, ты, кажется, уже хороший, - привстает со своего места Юрка, но я успокаивающе кладу руку на его кулак.

- Нет-нет, не надо, Юр. Все хорошо. Геворгушка, говори раз начал.

Если раньше хотелось сбежать, то теперь я решила высидеть, чтобы досмотреть шоу до самого финала. Лишь бы Владлен все не испортил, а то вон он какой красный сидит. Свалится чего доброго с инфарктом и испортит мне все представление.

- А что говорить, - Саргсян кое-как поддевает шампиньон вилкой и раза с пятого доносит закуску до рта. Я уже жду, что он упадет лицом в салат, так и не рассказав мне о мучениях бедных мужиков, но старый приятель не подводит: - ты сама все знаешь, Рита. Стас тебе изменил, да, говнюк. Но вот злость эта твоя, обида, ну разве оно тебе надо? Ну типа, поступил не по понятиям, осуждаем. Но и понять должны! И вообще, другой изменил бы раньше…

- Гева, - шипит Юрка на друга, отчего я еще крепче сжимаю его ладонь. Пусть не мешает, я хочу услышать все.

- Ну а че? Ты б не изменил? Он же с Риткой как с вазой этой… ночной носился. Пеленки поменяй, денег врачам занеси, с ложечки покорми. Еще половой покой этот. И слово такое мерзкое: покой. Еще б сказали «половое упокоение». – Геворг сцепил руки накрест и вывалил язык. Однако остальные не поддержали хохмы, не рассмеялись, наоборот, в комнате сейчас стояла нездоровая тишина. – И таблетки для климакса. То ж все, хана теперь, да, Рит? Типа, ты не женщина, или как оно там все устроено? – Слишком поздно Саргсян понимает, что никто не подхватывает его пламенную речь. Оглядывается по сторонам, видит насупленные, озлобленные лица друзей, и сам скалится: - Да че не так то? Ну, извините, если что не так сказал, мы университетов не кончали! Климакс – шмимакс, я в этом разбираться не должен! Просто Стасика по-человечески жалко, устал мужик, вот и сорвался!

Я замираю. Потому что… потому что каждое слово Геворга попадает точно в цель, каждое оно правда, и каждое тайна, о которой мы с Волковым договорились молчать.

Не могу сказать, что здесь вообще есть повод для разговоров, что это касается кого-то кроме меня, моего мужа и моего гинеколога. Даже Коле я тогда решила не говорить, чтобы не нагружать сына. У него Оля не сегодня-завтра родит, а тут я с глупой, почти рядовой операцией.

Незачем такое знать другим. Да и по-женски как-то неприятно объяснять все это.

Ничего особенного, просто плохие анализы. Много плохих анализов, где красных показателей оказалось почти столько же, сколько синих. Еще и генетика, моя мамочка перенесла онкологию, как и ее мама, моя бабушка. Та, к сожалению, проиграла болезни и дни ее угасания, когда ты ничем не можешь помочь любимому человеку, я не могу забыть до сих пор. Это было ужасно трудно для всех нас.

Когда я вышла от врача, мне стало так страшно, а тут Олина беременность, выпускной в школе, новый дом - жить хотелось как никогда. И внука понянчить, и класс свой выпустить, и деревья в саду посадить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конечно, я сразу согласилась на радикальные меры. Удаление матки, подавление функции яичников, гормональная терапия, чтобы мягко ввести меня в климакс. Процедура не сложная, я и в больнице провела не больше двух недель, но шарахнуло это по мне сильно.

Мне и так было тяжело стареть, а тут… все сразу. Резко набрала вес, лицо сразу поехало вниз, настроение скачет как бешеный кролик, либидо на нуле, и постоянно хочется плакать. Стас поддерживал меня. И с ложечки кормил, и деньги врачам заносил и даже один раз поменял наматрасник на кровати. Все как говорил Геворг. Но есть один нюанс.

Я видела в этой заботе проявление любви, такое же естественное как объятия, поцелуи, нежности, секс. Если раньше наши ухаживания вертелись вокруг цветов и завтрака в постель, то теперь в почти пятьдесят мне было куда нужнее, чтобы меня провели до туалета или помогли помыть голову, когда у самой не получилось.

И Стас помогал! Безропотно, покорно. И мне казалось это совершенно естественным, ведь я бы сделала для него тоже самое, потому что это и есть любовь.

Вот такая: быть рядом, когда плохо. Без надрыва, без пистолета в висок, без криков над пропастью как в сериалах.

Я оказалась не права. И Стас все время мучился, страдал, и, наконец, сорвался. Герой, что уж. И очень по геройски обсуждал мои проблемы со своими друзьями, великовозрастными придурками, которые сейчас даже взгляд на меня поднять боятся.

- Рит, поехали, я тебя домой отвезу, - скидываю с себя Юрину руку и зло закусываю губы. Те дрожат как перед истерикой.

Не надо домой! Нет у меня теперь дома. Или есть, просто я пока не знаю, где он.

Я отодвигаю от себя полную тарелку, с которой чуть ли не падают на скатерть круглый зажаристый картофель и куски мяса. Не хочу есть, после таких откровений кусок в горло не лезет.

- Спасибо, Владлен, за гостеприимство, но с меня, пожалуй, хватит.

Огромный, как бык после откормки, мужик неловко шмыгает носом. Ну, конечно. Теперь ему неудобно. Им всем неудобно!

Сколько я видела их таких в школе? Когда самые последние хулиганы краснели и прятали глаза в пол, стоило ответить откровенностью на их хамство. Или на глупость. С подростками это работало, но приходится напомнить себе, что здесь не мой уютный класс, а передо мной не мальчишки из 11 «Б».

А кто тогда?

Мальчишки и есть. Головы седые, а мозгов все равно с кулачок. Только играют они теперь иначе, по-взрослому.

Пока двое из них молчат, третий, самый задиристый (или самый пьяный) пытается спорить.

- Да что не так?! Юр, да отпусти руку, мне больно вообще-то! Владя, че он? Ой, ну давайте побейте меня, раз я такой плохой! Рита, ну скажи им, в самом деле! Я же ничего такого, я любя, по дружески! Ты и сама обо всем знала! Не смотрите на меня так, это просто жизнь, я ничего такого не сказал!

И столько в голосе возмущения, столько непонимания, что даже становится смешно. Будь это и правда мой ученик, я бы даже посмеялась. Но нет, это друг мужа, старый приятель семьи, человек, вхожий в наш со Стасом дом, близкий. И он меня обидел.

Сознательно. Так, чтоб наверняка.

Поворачиваюсь назад и смеряю взглядом всех троих. Юра, зачем-то вставший с места, снова садится за стол. Ну точно, что ученик. А я значит их учительница.

От моего строгого голоса у всех троих меняются лица.

- Знаешь, Геворг, ты прав. Климакс, это очень неприятная штука. Особенно когда его вызывают искусственно, как у меня. Но тебе не надо разбираться во всех этих тонкостях, сколько Гаянэ лет? Тридцать?

- Двадцать семь, - растерянно икает Саргсян.

- Хороший возраст. В два раза тебя младше. Вряд ли ты со свои образом жизни и алкогольными возлияниями доживешь до климакса своей жены, так что не переживай. И обязательно сходи к врачу, рак шейки матки, хоть и распространенная болезнь, встречается не так часто как рак простаты. Опережает его только рак легких, но ты как курильщик, думаю, и так в курсе. Не смотри на меня так, это же просто жизнь, я ничего такого не сказала, а болезнь, она может случиться с каждым. Надеюсь, в случае чего, твоя Гаянэ поддержит тебя так же, как меня поддержал мой муж. Но если вдруг она сорвется, то мне ее по-человечески будет жалко. Любая другая начала бы изменять раньше, а твоя – героиня.И мой совет, стучись, в дверь, когда спускаешься в гараж или подсобку, а то мало ли.

Пока эта пьянь переваривает информацию, и складывает из знакомых букв слова, поворачиваюсь к Владлену. Здоровому мужику с круглой, как шаньга рожей и красными щеками:

- Влад, не знаю, какие проблемы ты заедаешь, но сходи к психологу. Нужно браться за себя. С твоим весом и сосудами инфаркт тебя догонит раньше кресла министра, о котором ты так грезишь.

Последний на очереди Юра. Старый добрый Юра, которого я знаю столько же, сколько моего мужа. То есть, считай, не знаю вовсе.

Он стоит, опершись ладонью о стол, и улыбается, глядя мне прямо в глаза.

- Какие мне будут указания, Маргарита Сергеевна? – Тон шутливый, новзгляд на широком, по мужски грубом лице выдаеет в нем серьезность.

-Усы сбрей! Выглядишь как дебил! – Запальчиво бросаю я и пулей вылетаю из комнаты.