Развод. Искусство слать всех на...

Глава 50

Несмотря на все уговоры, Юра все-таки вызвался провожать меня в аэропорт.

- Куртку взяла?

- Угу.

- А шапку? Не эту, а нормальную, с мехом.

- Юр я нормальные с мехом лет двадцать не ношу, ты о чем?

- Просто там холодно, а я за тебя переживаю.

- А ты не переживай, если что, я куплю себе и шапку меховую, и панталоны с начесом. Не маленькая же, ну?

Юра осуждающе смотрит на меня, а потом машет свободной рукой, мол, что с меня упрямицы взять. Заминка длится недолго, и уже через секунду он снова катит огромный чемодан по асфальту. Он раз сто сказал, чтобы я не носила тяжелое, и даже договорился, чтобы в аэропорту Пекина меня встретили и сопроводили до такси. Заботушка моя.

У двери перед зоною досмотра Шмелев снова окликает меня.

- Рит, это тебе! – Он протягивает мне пластиковую папку. – Тут все: марки, конверты, ручки, юани, если у тебя закончатся и марки и конверты. Нет только открыток, их ты должна купить, подписать и отправить. Хорошо?

- А ты подготовился.

Осторожно беру из рук Юры папку, замечая, как при этом дрожат собственные пальцы. Кажется, что он сейчас вручил мне самое больше на свете сокровище. А может не кажется, может так и есть.

- Для меня просто очень важно, чтобы ты мне писала. Пообещай.

От ноши, которая сейчас у меня в руках, хочется избавиться, хочется отвернуться и даже зажмуриться, лишь бы не видеть как внимательно, как остро смотрит на меня Юра. Скальпель, а не взгляд.

- Пообещай, пожалуйста.

- Юр… там посадку вот-вот объявят, я пойду.

Целую Шмелева в щеку, запихиваю толстую папку в рюкзак и бегу к дверной раме, будто она может спрятать меня от осуждающего вздоха Юры. Я так и не пообещала. Потому что знаю, мы люди старой закалки, не кидаем слов на ветер.

Проводила парня в армию – дождись.

Дал слово – держи.

А письма это совсем не письма, а что-то гораздо более важное. Что-то, к чему я еще не готова.

Прохожу досмотр, покупаю бутылочку воды и маску для сна и все семь часов, что длится полет, кручусь на кресле.

Думала, что отправлюсь в отпуск с легким сердцем. Вот правда, чего мне переживать?! Благодаря директору клиники Стас очень удачно продал дом. Картину у него перекупил приятель, который тоже решил инвестировать в искусство, ружья Волков оставил, ведь имеющихся денег хватило, чтобы закрыть стройку, так что ребята вышли в плюс и даже снова набирали штат в фирму. Для нового заказа им понадобилось много людей.

Олечкина беременность протекает чудесно, и уже весной мы ждем появление нашей девочки!

Коля вне себя от счастья и носит жену на руках. Маркус пошел в сад, а я вернулась в школу. Пока без классного руководства, и только на четверть ставки, но я так люблю свою работу, что рада и этому!

Все наладилось, все стало хорошо и понятно. Кроме того, что не дает мне заснуть – мои отношения с Юрой! Это уже не дружба, но еще и не любовь. И вообще не понятно, что это такое? Ни Волков, ни Коля не знаю, что меня с Юрой что-то связывает, а он… так бы и треснула… приходит в гости, пьет чай, вздыхает тяжко-тяжко и молчит.

Молчит, собака такая!

И я молчу вместе с ним!

А теперь эти письма, от которых никак не отвертишься!

Я совсем измучила себя, заснула уже когда капитан объявил посадку и первый день в Китае, вместо прогулок и экскурсий, отсыпалась в номере.

Потом конечно я все наверстала. Юра оказался невероятным гидом, и вся его программа была составлена так, будто специально для меня.

Она и была для меня, с учетом моих интересов, увлечений и даже взглядов на жизнь. Музеи, рестораны, СПА – он выбрал все, что выбрала бы себе я! Юра настолько заморочился, что даже купил мне билеты в кино и фильмы, фильмы именно такие, какие я хотела посмотреть!

От такой заботы сначала было неловко, потом я разозлилась, будто все это время Шмелев подглядывал за мной, чтобы выучить все мои привычки наизусть, а в конце… смирилась. Это удивительно, когда тебя кто-то чувствует так, как меня Юра. Удивительно и невозможно.

И главное, он ничего не просил взамен. Кроме нескольких не самых длинных писем. И я писала. Сначала, потому что надо, чтобы Юрка наконец отстал от меня. Потом стала воспринимать свои письма путевым дневником, а в конце, когда от впечатлений пухла голова, а от одиночества хотелось плакать, я изливала в этих письмах всю себя. Свою боль, переживания и надежды.

Я так стремилась избавиться от всех, что теперь было стыдно признать - быть одной мне не нравится. Мне не с кем разделить все то, что дал мне Юра. Весь этот новый, неизвестный мне мир.

Звонила Карина, и я постоянно рассказывала ей о своей поездке, но это было совсем не то. И Коля и Оля, и даже мама, которая, наконец, перестала обижаться на меня за то, что я развелась со Стасом. Они все мне звонили, а тот, кто нужно – нет.

Он не звонил.

А я не отправляла свои письма.

Складывала в ту самую папку и носила с собой в рюкзаке.

С ним же и вернулась обратно в аэропорт, постоянно ругая себя за слабоволие и трусость. Ну что стоило их отправить? Мамочки, он ведь даже марки купил!

Это ведь ничего не значит, и я не должна выходить за Юрку замуж только потому, что написала ему письмо. Пару писем… Тридцать шесть, если быть точной.

Господи, какая же я дура!

И непонятно, чего я боюсь, снова влюбиться или за этим своим глупым, не по возрасту возникшим чувством, потерять друга? Ведь, случись что, вернуться обратно и снова просто дружить с Юрой не получится. И от этого так страшно, что хочется сесть на свой громадный чемодан, закрыть лицо руками и заплакать.

Из самолета я вышла последней, последней же прошла через рукав к пункту таможенного контроля. Мне было незачем торопиться, сегодня меня никто не встречал. Оля на контрольном УЗИ и Коля с Маркусом, конечно, вместе с ней. Я сама их об этом попросила. Семья должна быть вместе, а моя семья это теперь я сама. Карина порывалась приехать, но не смогла из-за возникшей неоткуда комиссии, а больше у меня никого и нет. О Юре я даже не думала. Тут все честно, мое молчание куда красноречивей любых слов.

Он попросил всего лишь ему писать, я не сделала и этого.

Выхожу, понуро опустив голову. В одной руке гигантская сумка, в другой чемодан со сломанными колесиками. Смотрю только под ноги, чтобы не споткнуться и не упасть, а потому не вижу, просто не могу увидеть огромный букет цветов, которым Юра прикрывается как щитом.

И цветы, цветы тоже самые любимые – тюльпаны.

- Юрка!

Кидаю сумку, отпускаю дурацкую ручку, отчего чемодан заваливается на бок, и бросаюсь на шею Шмелева.

- Я же просил не носить тяжести?

- Ага, - смотрю в его глаза, такие спокойные и добрые и просто умираю от счастья. Спасибо, Господи, тебе за Юру! Такого хорошего, такого любимого, такого славного человека!

- Рит, ты чего, плачешь? – Юра неверяще смотрит на меня. – Риточка, не пугай так, я же никогда не видел, чтобы ты плакала!

- Я от счастья, Юрочка! От счастья!

Обнимаю и целую его в губы. Сама. Не думая о том, что стыдно, не по возрасту, что могут заметить, и вообще… и всякое…

А вечером мы лежим на кровати и читаем мои письма. Все тридцать шесть. И на душе так тепло, так хорошо, что даже слов таких не подобрать. И мне не хочется загадывать, что будет завтра, потому что самое интересное происходит сейчас.