Развод. Искусство слать всех на...

Глава 2

Если бы не Юрка, все бы и дальше сидели как на поминках. Он первым сориентировался, выбежал на сцену и принялся рассказывать, как начиналась работа Теплокомплекса. Два голозадых, как выразился Шмелев, инженера выбились в большие начальники и, наконец, купили себе трусы. Гости в зале засмеялись, напряжение спало.

На экране возле сцены мелькают фото фирмы с офисом на кухне нашей коммуналки. Со снимка на меня смотрят два чудесных парня. У Юры уже тогда зачем-то были усы, отрастил он эту прелесть после первого развода. У него с Наташей все горело и дымилось: яркий, студенческий брак, веселая компания, ссоры, примирения и вот ты просыпаешься в комнате общежития, среди грязной посуды, без денег и жены.

Наташка ушла к состоятельному мужчине. Продавцу овощей с рынка.

На этом фоне наши со Стасом отношения выглядели совсем иначе. Взрослыми. Мы сразу сняли комнату в коммуналке, устроились на подработки и планировали пожениться, когда встанем на ноги. Коленька ускорил процесс, и в ЗАГС я шла уже с приличным животом и в платье, которое мне одолжила соседка. Белое, из плотного атласа, оно обтягивало сочную на фоне беременности грудь и приятно фалдило до пола, скрывая мое положение. Я помню, как на меня смотрел Стас в тот день, помню, как горели любовью его глаза, и тогда казалось, что это навсегда.

В зале вдруг стало душно. Я оттягиваю ворот свитера, чтобы шерсть не так сильно колола кожу. Печет. Все тело печет.

Не дождавшись конца речи, встаю и ищу Колю, чтобы он отвез меня домой. Сын не доволен, но отказать матери не может, не вызывать же мне в таком состоянии такси. А водить я так и не научилась, даже не смотря на подаренные Стасом права.

- С гостями прощаться будешь? - Бросает он из-за плеча. И имеет ввиду вовсе не гостей, а отца. Тот так и не появился после сцены с оливье. Ушел вслед за Эммой.

- Нет, сынок. Очень болит голова.

Кажется, байка Волкова воплощается в жизнь. Я чувствую, как сжимаются виски и накатывает первый спазм. В таком состоянии мне нужна тишина, темнота, сон. И ничего из этого я не получу в ближайшее время.

Мы садимся в машину, как вдруг задняя дверь открывается, и салон наполняет сладкий запах экзотических фруктов. Я успеваю испугаться, что это Эмма вернулась за своей порцией драмы, но неожиданно слышу голос Юры.

- Душно там, решил с вами прокатиться.

Едем молча. Даже музыка не играет, и шумный обычно Юрка, просто уткнулся в телефон. Я кошусь влево, пытаюсь рассмотреть сына, понять, о чем он думает, но в салоне слишком темно, и я сдаюсь. Спрашиваю прямо.

- Коля, ты знал?

- О чем, мам? – Голос напряжен и на меня не смотрит. Но мне это и не нужно, я и так все понимаю. Головой. А сердце заставляет говорить:

- Что отец с Эммой.

- Это все слухи, а я сплетнями не занимаюсь и тебе не советую.

- Я видела их вместе.

На секунду Коля каменеет. Вид у него растерянный, будто он не понимает, что делать дальше, но очень быстро приходит в себя.

- Тебе показалось.

Вот и все. В этих двух словах отражается позиция сына.

Я не спорю с ним, не понимаю, что тут доказывать и о чем говорить. Коля всегда был папин сын. Он родился таким, что глядя на серьезное круглое лицо, хотелось вскликнуть: вот это Волков, их порода! Моего там не было ничего.

Я надеялась, что хотя бы чтением книг, разговорами привила сыну милосердие и такт. Но нет, Волковская порода и тут победила. Потому что в следующую секунду Коля говорит:

- Мам, надеюсь, ты не нафантазировала себе всякого?

- Чего, например?

- Ну, что можешь развестись с отцом.

- А я не могу?

Юра, наконец, подает признаки жизни, кашляет, что-то бормочет под нос, но нам не до него. Мы не замечаем Юру, говорим прямо, и потом, когда развод случится, Шмелев первым узнает об этом. Как лучший друг и партнер Стаса.

- Молодежь, может музыку включим? - Раздается с заднего сидения и Коля дергает руку в сторону приемника. Что-то жмет, что-то крутит, отчего динамик загорается лентой фиолетовых огней и начинает петь.

- Маркус обожает эту гирлянду, смотрит на нее как завороженный, - поясняет сын. Впервые за вечер в его голосе слышится нежность.

- С гирляндой очень красиво, ты хорошо придумал, сынок. - Благодаря музыке никто не замечает, что я плачу.

Отворачиваюсь к окну и упираюсь лбом в стекло. Голова болит все сильнее, и я не понимаю, как снять боль. В таком состоянии нужно сразу идти спать, но я не могу. Стоит мне закрыть глаза, пусть даже на секунду, как вижу Стаса и влажные, красные губы этой Эммы. Ну что я могла увидеть за те пару секунд?

Наверное, все…

И то, как Стас держал ее за волосы, направляя голову рукой, и то, как искривился от удовольствия его рот, и то, как он смотрел вниз, покровительственно и властно, как человек, который знает, что все повторится снова, стоит ему только захотеть.

Не попросить. А просто захотеть.

И все повторится, они начали не сегодня, эта связь длится уже давно.

Всхлипываю, и до боли кусаю пальцы. Не хочу плакать при посторонних. А сейчас даже Коля кажется мне чужим.

- Приехали, мам. – Тихо шепчет он. – Тебе помочь?

Помочь сделать что? Выбраться из машины? Сложить в чемодан вещи Стаса? Завязать узел покрепче на петле? Да нет, сама справлюсь.

Но язвить в ответ не хочется, вместо этого киваю и прошу:

- Да, пожалуйста. Передай папе, чтобы ночевать ехал на Мирный, вещи я передам завтра.

Коля хмурится:

- Мам, не начинай. Надеюсь, ты это не всерьез?

- Нет, я совершенно серьезна.

- Мама, все эти сцены в вашем возрасте просто смешны. Ну, было, и было, если брезгуешь, попроси его в душе мочалкой подольше тереться. А лучше прими душ вместе с ним, не просто же так мужики налево смотрят.

У меня вспыхивают щеки. Господи, какая гадость! Какая пошлая, отвратительная гадость!

- Надеюсь, с Олей ты более тактичен, иначе мне жаль твою жену.

Я вываливаюсь из машины на воздух. Он холодным обручем сжимает легкие, не дает вздохнуть, отчего я просто открываю рот. Как выброшенная на берег рыба.

Слышу за спиной голоса:

- Ну и придурок ты, Колька. Кто так с женщинами говорит?

- Не успел набраться опыта в трех браках, как вы, дядь Юр, - зло цедит сын.

- А ты продолжай в том же духе, может все пять будет, ни одна жена с таким не задержится, а сына твоего будет воспитывать другой папка. Не ожидал, Николай, не ожидал.

С силой бахает дверь, а потом мне на спину ложится рука.

- Рит, пригласи в дом, а то я как псина зубами щелкаю.

Только сейчас вижу, что Юра одет в гавайскую рубаху, кутку он, судя по всему, оставил в ресторане.

Беру его под руку, прижимаюсь, чтобы хоть как то согреть Шмелева и тащу в сторону дома. Наш коттедж третий с краю, лучшее по меркам Стаса расположение. Не первый, подальше от дороги, и не второй, поближе к доставке, почте и прочему, если вдруг соседи по аллее оказались не дома. Третий – идеально.

Пока я переодеваюсь (свитер все еще противно жжет кожу), Юра моет руки на кухне. Долго моет, как хирург перед операцией. Я минут пять сижу на кровати и тупо слушаю, как вода стекает в раковину. Это успокаивает и даже становится жалко, что нельзя остаться здесь до утра. Просто сидеть в одном бюстгальтере, со спущенными до колен штанами и слушать воду. Оцепенение сходит так же быстро, как и нашло. Нет, Рит, соберись. Ты ведь совсем не такая, и сопли на кулак мотать не привыкла. Тем более при посторонних.

Когда я возвращаюсь обратно, вижу, что Юра успел включить чайник и достать из серванта две кружки.

- Ритка, сделаешь кофе? Покрепче, как я люблю, а я тебе пока про Китай расскажу.

Про Китай это хорошо. Я учила китайский, чтобы составить сыну компанию. Ему нужен был язык для работы, а мне просто так. Просто так и вышло, говорить я научилась, а в самом Китае не была. И, наверное, уже никогда не буду.

Я слушаю Шмелева вполуха. Улыбаюсь, если надо улыбнуться, и восторженно охаю, если надо восторгаться. Все это происходит автоматически, на рефлексах, попроси он меня повторить, что сказал Юра – не вспомню ни слова. А так, у него слишком живые интонации, благодаря которым я и ориентируюсь.

Вот сейчас он сделал паузу и ждет реакцию. Наверное, положительную, слишком задорно звучал его голос перед этим.

И я улыбаюсь. Сначала просто губами, но мозг подхватывает сигнал, разгоняет его по сосудам и мне вдруг правда становится весело.

Господи, как глупо и как смешно – застать мужа с любовницей, когда ищешь соленые огурцы! А потом все-таки приготовить чертов оливье и перевернуть его на голову Эммы. Кому сказать, не поверят!

Я смеюсь. Размазываю по щекам слезы и хохочу в голос, вместе с Юрой, который сразу подхватывает мое веселье.

У него для этого свои поводы, у меня свои.

На секунду мне даже становится… нормально, я почти забываю то, что видела в подсобке ресторана, почти перестает болеть и пульсировать в висках, но все заканчивается вместе с бликом света в окне. Это Стас выключил фары своего БМВ.

Все внутри сжимается. Я даже не замечаю, как напряжена, пока меня не окликает Юра:

- Рит, расслабься. Это ж не волк, а просто Волков, твой муж. Косячный, ну какой есть, поговорить все равно надо.

Киваю. Надо. Но можно не сегодня? Я просто не вывезу всего за один раз.

Но судьба снова показывает, что я не ее любимчик. Проходит пять минут, как ручка дергается и на пороге появляется Стас. Он обводит нас непонимающим взглядом, уголки его губ дергаются вниз, как у скалящегося зверя.

- А я вас потерял, Юр, спасибо, что доставил мою жену домой.

- Всегда, пожалуйста, старичок.

Юра отставляет в сторону кружку с кофе, судя по черной жиже, он даже глотка не сделал. Встает, жмет мужу руку, хлопает его по плечу, мол, все понимаю, старик, держись и прочее и, посмотрев напоследок на меня, уходит.

Становится гадко. Какая замечательная группа поддержки у моего Стасика. И лучший друг, и сын, и Эмма, наверняка, тоже на его стороне.

Они все за него. И значит против меня.

Я еще смакую эту мысль, как происходит страшное. То, чего никак не ожидало подсознание, и потому приходится моргать, чтобы убедиться, что все это не сон.

Стас опускается на колени, глаза в пол:

- Простишь?