Развод. Искусство слать всех на...

Глава 14. Николай

- Славик, да что значит, я не могу заявление оставить, - друг говорит, но я его не слышу. Или не хочу понимать, казалось бы, простых слов.

У меня мать пропала, а тут кое-кто заявление принимать не хочет!

Как мамины блины жрать, так он первым прибегал, а как помочь ее найти – полномочий не имеет.

- Коль, да ты пойми, - доносится из динамика, - она у тебя не пропала, она на вас мудаков обиделась! Ну не пропадают так люди. Сняв с карты все деньги, и тупо вырубив телефон. И судя по камере в банке, делала она все это с кайфом! Подумай, может твой батя ее где-то обидел, а может она трахаля себе завела. Ну, вот ищешь ты любимую мамочку, а найдешь развратную милфу в каком-нибудь отеле верхом на левом мужике.

От омерзения меня перекашивает. Слава тот еще извращенец, такое здоровый человек не придумает!

- Исключено, маме все это не интересно, она у меня фея зефирная, даже машину водить не может. Ей папа на праздники книги дарит, понимаешь? Книги, Слав! Пушкина! Так что ни в каком отеле она не будет, я боюсь, что ее с такими деньгами какие-нибудь мошенники уже к батарее наручниками приковали.

- Фильмов смотри меньше, придурок. Какая батарея? – Ржет мой, кажется, уже бывший друг, отчего я закипаю еще сильнее. Конечно, его мама как порядочная женщина сидит дома и жарит котлеты, а моя непонятно где! А уже ночь и я тупо не знаю, все ли с ней в порядке! Так что это не Слава, а я полдня носился по городу, чтобы найти хоть какую-то зацепку, где может прятаться драгоценная Маргарита Сергеевна. Тишина! Ничего кроме моей тахикардии и нервической сыпи на спине. Черт, там же еще холодно на улице, а она одна, в тонком пальто, без связи! Все эти мысли занимают настолько, что я почти не слышу Славу. – Коль, а Коль? А на хрена твоей маме Пушкин?

- В смысле, - не понимаю я.

- В прямом. Ну, вот я тупой следак, ты умный предприниматель, объясни мне, зачем учителю русского языка и литературы дарить Пушкина. Это какое-то особенное издание было? С подписью самого Онегина?

- Онегин это литературный герой, он не мог ничего подписать, - на автомате поправляю я.

С моей мамочкой мне светили не только хорошие оценки, но и безупречные знания. Так что она вымуштровала меня по всем предметам так, что я даже сейчас с закрытыми глазами ЕГЭ написать могу. И знаю все и про Пушкина, и про Евгения Онегина. Вот только вопроса Славика не понимаю.

- По хер, персонаж, антураж, ну, правда не суть все это. А суть вот в чем: это какая-то особенная книжка был? Ну, может с золотым тиснением и изумрудной закладкой?

- Нет, - растерянно шепчу я. – Самая обычная.

- А у твоей мамы что, Пушкина дома нет? Самого обычного?

- Полно. Она ж учитель литературы.

- Ага, а батя, значит, ей его на праздники дарит.

- А что не так?

- Да, все! Это то же самое, что шахтеру землю, проститутке гондоны, а менту новый акт для заполнения. Оно у нас всех во где сидит! Вы б свою женщину на Мальдивы отвезли, шубу норковую купили, машину, в конце концов! А не Пушкина этого!

- Мама Турцию любит, - растерянно шепчу я. – Я водить не умеет, я ж говорил.

- Ага, ага, и шуб не носит, и на бриллианты у нее аллергия, зато тащится по Пушкину. Короче, Склифосовский, хватит меня лечить! Я б от твоего бати сам ушел, прости Господи. Дай маме отдохнуть, а лучше подари ей машину и отправь на права, хватит из бедной женщины носок вязать. Будет с подружками по CПА ездить.

- У нее нет подружек, - как-то неуверенно произношу я. Потому что сейчас я уже ни в чем не уверен.

Ну да. Кажется, что нет, иначе я бы и там сегодня искал. Но кроме Карины – никого. Да и та бракованная, выставила меня из дома, и сказала, что мало меня в детстве ботинками били. Надо было кочергой.

- Так заведи ей их! А мне мозги не тра*ай! У меня полное отделение обдолбанных подснежников, которые рассказывают, как в земле цветы искали, а ты мне тут про мать впариваешь! Сами ее довели, сами и извиняйтесь!

Я с удивлением смотрю на трубку. Слава отключился после того как знатно на меня наорал. И, судя по голосу и тону, перезванивать другу не стоит.

- Знаешь, - Оля, еще мокрая после душа, мажет крем на неприлично довольное лицо, - а мне этот твой Слава всегда нравился. Хороший мужик, может, ты с ним на рыбалку съездишь? Мудрости вашей мужской послушаешь? А то отец, как сенсей, уже давно не вывозит.

Устало тру переносицу. Ко всем проблемам этого дня добавилась еще одна – мигрень. Это у меня наследственное, в отца. Хочу попросить Олю принести таблетки, но жена так сосредоточенно мажет щеки очередным кремом, что просто не решаюсь ее отвлекать.

В последнее время Оля с такой фанатичной серьезностью относится ко всем этим склянкам, что меня это даже пугает. Наверное, стоит обсудить с ней ее новое увлечение, но позже. Пока есть дела поважнее.

Иду на кухню, достаю из шкафа огромную аптечку, один в один как у родителей дома и нахожу нужную упаковку. Даже в лечении вышло скопировать отца – нам обоим помогают одни и те же таблетки.

Когда я возвращаюсь обратно, Оля елозит игольчатым роллером по белой маске у себя на лбу. Видок тот еще. А на тумбе тем временем выросла новая гора банок, которые нужно непременно намазать на себя.

- Может ты так готовишься ко встречи со своим любименьким Славой?

Да, шутка неуместная, но ведь это же шутка? Подкол. Юмор.

И резко перестает быть смешно, когда Оля жмет плечами и ровно отвечает:

- Может быть.

И снова возвращается к своим процедурам. Что-то трет, что-то шлепает, что-то мажет на веки и даже за ушами. Господи, а там зачем?

- Может, ты уже успокоишься? Это просто перебор.

- А может, ты ляжешь, наконец? – Огрызается в ответ жена. - Коль, не мельтеши перед глазами. Я за весь день с Маркусом впервые присела, а тут ты. И хоть большой, ведешь себя как маленький. Ложись спать.

- Я бы и рад, да не могу, пока не узнаю, где сейчас мама. И Слава твой, между прочим, мне в ее поисках не помог. Пропала, сказал, сами ищите.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На секунду Оля прерывает свое занятие:

- Прям пропала? И никаких поводов для этого не было? Ну, чудеса!

И снова шлепает себя пальцами по подбородку. Идиотизм какой-то! С ней точно что-то происходит…

Залажу под одеяло, выключаю у себя свет, и прежде чем отвернуться, бурчу:

- Повод был, но мама поступила по-детски. Вместо того, чтобы просто поговорить, она вот так прячется. А сама меня учила не убегать от проблем.

- Какая врушка! – Притворно ахает Оля. – Сыну значит одно рассказывала, а сама потом в кусты! Надо ее наказать за такое! Давай, как найдем, попросим папу ее еще раз при всех опозорить.

Вот же… язва! Я недовольно шиплю, пытаясь придумать ответ. Но трудно оправдывать того, кто и впрямь облажался. Крупно так, с размахом.

- Не пойму, у нас в лесу что-то сдохло? Чего ты не защищаешь любимого папочку?

И только из чувства противоречия, я пру наперекор жене и логике:

- Измена только обнажает старые конфликты, - произношу прочитанную в недавней статье фразу. На секунду мельтешение слева прекращается. От удивления Оля перестает издеваться над своим лицом и замирает.

- То есть, твои родители разводятся не из-за того, что папе отсосала чужая тетя, а потому что мама его носки плохо стирает, и борщ невкусный варит?

- При чем здесь ее борщ?

- Не знаю, надо было что-то сказать, а ничего в голову не лезет. Маргарита Сергеевна у нас же само совершенство, во всем хороша. Может хоть борщ у нее плохой, кто знает?

И это правда. Трудно вспомнить что-то, что мама бы не умела или не знала. Решить задачку, сшить мне костюм на утренник, забить гол в ворота – пацаны мне люто завидовали, а я страдал. Потому что мечтал об обычной, живой маме как у всех, а не Мэри Поппинс с всегда идеальной укладкой. Только Оля этого не понимает, сколько я ни объяснял. Каждый раз упрямо отвечает, что лучше такая мать, чем пьяница, которая собственную дочь на бутылку променяла.

С этим конечно сложно спорить.

- Родители не разводятся, - на ослином упрямстве тяну наш диалог.

- Коля, твой папа жестко накосячил, я вообще не понимаю, как ты его оправдываешь.

И я не понимаю. Но это отец, он всегда был слабее мамы. Более чувствительный, живой, что ли. Ему всегда было трудно дотянуться до нее, а потом, когда родился Маркус, он совсем сник. Похудел, посерел лицом, перестал улыбаться. Наверное, ему тяжело дался вот этот переход от молодого мужика к деду, и в этом я тоже немного винил себя. Маркус незапланированный ребенок и родители просто не успели подготовиться к тому, что у них будет внук. Мама держалась отлично, а батя сдал. И вот результат.

Но я же видел, как он страдал сегодня! Как ему было плохо!

- Оля, я никого не оправдываю! Да, папа совершил ошибку, но они с мамой могли бы поговорить, а вместо этого она просто сбежала. И это не прошло даром, отец даже заболел на нервной почве!

Оля с громкий «чпоком» открывает новую банку и бурчит себе под нос:

- Господи, это какой-то сюр! Коля, прием! В этой истории жертва одна, твоя мать! Ты должен быть на ее стороне хотя бы потому, что она тебя воспитала!

- Я очень ей благодарен за свое счастливое детство! Но я уже вырос, сопли мне вытирать не надо, с ложки кормить тоже, к горшку, слава Богу, приучен! Я взрослый и могу со стороны видеть, кто больше нуждается в поддержке! Отцу плохо! Он в ужасе, что потерял жену!

- Услышь меня, - повышает Оля голос, - потому что ты теряешь что-то большее! Человеческий облик и маму!

Блядь, какой неуместный спор, и как же сильно болит голова! В висках колотит так, что я начинаю кричать, лишь бы заглушить этот стук молотков по черепной коробке.

- Никуда мама не денется! Мама это святое, она в базовых настройках у каждого человека! Так что подуется и вернется, а наши ссоры на эту тему меня уже напрягают!

- Извини, пожалуйста, что напрягаю тебя, - ровным безжизненным голосом произносит Оля.

И только сейчас я понимаю, какую херню только что сказал сказал.

- Оль, я не подумал…

- Да брось, как будто в первый раз, - слышу, с каким остервенением Олька закручивает крышки на своих баночках и понимаю, что сейчас на месте тех самых крышек моя кровожадная жена представляет меня.

До упора щелк, и нет головы у Коли.

Меня аж передергивает от правдоподобности картинки. И от того, как смотрит на меня любимая женщина. Не с восхищением, как раньше. Не с любовью. Не с чувством нежности и блеском в глазах.

Нет, глаза по-прежнему блестят, только от еле сдерживаемых слез и горящего в них разочарования.

Как же я ненавижу быть плохим!

И поэтому бросаюсь в омут, лишь бы исправить ситуацию:

- Я не то имел ввиду, я просто… какая разница, какая мама, да? Родила, спасибо, и на этом, пожалуй, все.

- А ты прав, - соглашается жена, и я не слышу в ее тоне сарказма. Видимо, и эта дурацкая черта у меня в отца. – Разницы нет никакой. Между алкоголичкой, которая устроила из вашего дома притон и водила домой разных дядей, которые с интересом смотрели в твою сторону и мамой, которая каждые выходные пекла печенье и покупала новые картриджи в приставку, чтобы позвать домой весь двор, и чтобы над рыжим мальчиком никто не смеялся – нет никакой разницы. Моя мама, Коля, водила дружбу со всеми бомжами, потому что вот такой у нее был круг интересов, а твоя выучила вместе с тобой китайский, чтобы потом, если твой всратый папочка не возьмет тебя на работу, ты бы мог устроиться в любое место! Твоя тебя любит, даже когда ты мудак, а моя не хочет знать, где я и как. Не «не может», Коль, а просто не хочет, хотя я сама звонила, просила о встрече. Все хотела ей доказать что-то, мол, смотри, какая я выросла, подарок даже купила, а она не пришла. Так что, Коль, все свои мысли про базовые настройки, про то, что мама никуда не денется, и про нет разницы засунь себе знаешь куда?

- Оль, прости. Правда прости, - я обнимаю жену, и, пока та сопротивляется, стуча кулачками мне в грудь, глажу ее по спине. – Я не прав.

- Свиньи вы не благодарные, вот кто! – Всхлипывает Ольга и мелко дрожит у меня в руках. – Ты ей по гроб жизни обязан!

- Да я ж не против, - растерянно шепчу я, - мама меня воспитала, человеком вырастила, и я ей очень благодарен. Но ведь сейчас у них проблемы и я не хочу, чтобы родители разводились. Я за них обоих переживаю. Папа болеет, винится, хочет поговорить, попросить прощения. Ты б его видела, Оль, он от вины места себе не находит. А мама непонятно где.

- От вас дебилов подальше, - бурчит моя колючка.

- Ну, так уж и дебилов, - усмехаюсь я. – Папа мужик мировой, и легко перевоспитывается. Я… ну, вырос уже. С ложки меня кормить не надо, засыпаю сам, к горшку приучен. В общем, полноценный член общества, поэтому да, отношусь к родителям как к равным. Если бы такое произошло у друзей, я бы вел себя так же.

Оля отстраняется от меня и с недоверием смотрит:

- То есть ты сейчас не отца защищаешь, потому что он у тебя фигура великая, а всех блядунов в целом? И, случись это у соседей, тоже бы доказывал, что надо поговорить, понять, простить?

- Оль, ну мы не знаем всей ситуации! Может мама сделала что-то такое…

- О Боже, - рычит Олька и падает на подушку, - Волков, я не хочу с тобой говорить.

- Я тоже не хочу ссориться.

- Нет, ты не понял. Я в принципе, говорить с тобой не хочу.

Она выключает свет и поворачивается ко мне спиной. Несколько минут я слушаю ее прерывистое, свистящее дыхание. Понимаю, что Оля пытается успокоиться, не заплакать. И чтобы помочь жене хоть немного, обнимаю ее, притягиваю ее к себе. Так и засыпаем.

Оба с мыслью, какой я все-таки мудак.

А утром меня ждет сюрприз. Орущий Маркус на нашей кровати. Наверное, сам перешел или Олька ближе к утру перенесла.

Беру сына на руки, трогаю губами лоб, вроде не горячий. Тогда чего орет не понятно, приснилось что? Так он не скажет, рано еще.

- Марченок, ты чего? А ну, успокаивайся. Давай, поищем маму и будем завтракать. – Сынок обхватывает меня руками, прижимает мокрый нос к плечу и всхлипывает мне в футболку. – Оля! Оль, ты в ванной?

Заглядываю в детскую и на кухню – никого. В туалете выключен свет, в коридоре пусто, кофемашина чистая, значит Оля ушла без привычного утреннего капучино, что бывает с ней крайне редко. Я начинаю всерьез беспокоиться, тем более что Маркус, продолжает елозить на руках и недовольно подвывать, как вдруг замечаю на столе записку:

«Коля, я от тебя ухожу. Маркус остается с тобой. Он уже парень большой, с ложки его кормить не надо, засыпает сам, к горшку приучен. Короче, справишься.

Документы на развод пришлю по почте.

У Маркуса режутся клыки, так что если он капризный, не пугайся, это такой этап. Через пару недель станет легче».