Топ-модель 2. Я хочу развод

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 12

Отворачиваюсь, глаза опускаю. Это невозможно. Просто невозможно вынести. Топ-модель Аня Февраль в действительности состоит из битого стекла, обтянутого кожей.

— Я не вовремя? — бормочу. — Домой поеду, там Вита…

— Ты зачем приехала? Что случилось?

— Не имеет значения. — Шаг назад делаю.

— Нет уж стой. — Максим берет за руку.

Освобождаю ладонь тут же, не грубо, но решительно, меньше всего на свете я хочу касаться его. Тогда он обхватывает запястье. Фиксирует сталью, не пускает.

— Погоди. Пойдем-ка поговорим, — тянет в сторону.

В сторону соседнего кабинета, где восседает его юридический отдел, кажется. Или там конференц-зал? Не помню. Внутри стекло битое, оно не дает двигаться, дышать не дает. Болит все. Тело болит, душа кровоточит.

Я думаю о той роковой женщине, которую упоминала Ба-Ружа. Что ради нее Максим и связался с Кале, ради нее все и было задумано. Я не видела ее, но знала, что она где-то есть в этом мире. Как-то сразу понимаю, что сейчас — здесь, за дверью.

Дыхание перехватывает от черной, мертвецкой ревности. Я хочу ее, суку эту, ударить. В драку готова кинуться! Не леди я, а обычная деревенская девка сейчас, которая хочет оказаться на ее месте! А раз нет — значит, мстить. Мне вообще ничего в жизни не нужно. Карьера, друзья, деньги… — по фигу.

Лишь бы он меня любил. Вот так же, как ее, любил!

Зависть бьет градом. Следом я думаю об Олесе, невесте бывшей, которую Максим выбрал и по которой скучал.

Он открывает соседнюю дверь, включает в кабинете свет, жестом приглашает.

А я делаю рывок обратно на полной скорости! Кто бы там ни был в эту минуту, я ее хладное тело в землю зарою!

Муж ловит на полпути за талию. Выкручиваюсь, бью его, ногами в воздухе болтаю. Он поднимает выше, как куклу. Дерусь, кусаюсь!

— Тише-тише-тише, — успокаивает.

От чего еще сильнее вдребезги! Он пытается тащить — я змеей извиваюсь.

— Кто там у тебя? — психую, опять бью его. — Кто там прячется?

Слез нет, хватит уже, выплакала. Я впадаю в истерику и не хочу себя останавливать. Не могу, не буду!

— Аня, камеры. Аня…

Да пошел ты со своим статусом!

Едва Максим ослабляет хватку, вырываюсь. Он тоже злится, я — так и вовсе вулкан действующий.

— Кто?! Цыганка твоя?! Та самая?! Это ее черные волосы на твоей одежде?

— Конечно же, нет! — рявкает.

Не верю. Ни одному его слову не верю! Указываю на дверь его кабинета и ору:

— Покажи! Я хочу видеть! Ту хочу видеть, после которой ты любить разучился. Покажи мне ее!

Глаза вскидываю, и мы в ярости пялимся друг на друга. Внутри такие взрывы, что кости — в крошку. Сердце тарабанит, чувствами захлебываюсь. А потом что-то холодное под ребрами вспыхивает и по венам разливается. Я вдруг понимаю, что это конец. Та самая точка невозврата.

И он это понимает тоже.

На миг тихо становится. Звуки во всем мире умерли. А может, мы оглохли? Тишина опустошающая, тишина — как конец всему. Сердце больше не бьется, кровь не течет. Мы с Максимом — теперь по отдельности?

Может, дура я полная. И мама, и брат это в лицо не раз еще скажут. Живу как в раю, всё при мне, муж на руках носит.

Будь на его месте другой — и сама бы так думала. Девочке из колхоза повезло несказанно, из разваленной хибары в замок угодила!

Но не могу. Не с ним. Только не с ним играть в семью.

Я просто больше не в состоянии.

Лед по венам. Я, конечно, умру и не один раз, по мужу тоскуя, но уже не вернусь никогда. Что бы ни было — не вернусь!

И судя по реакции, он это знает. Воображаю, как в следующий миг разворачиваюсь и ухожу. Как Максим шлет вслед напутствия. Как брак разбивается всмятку — не сохранили. Я представляю финал нашей истории. И молчу.

Стою как вкопанная.

Максим… тоже стоит.

Мы оба, бешеные животные, тянем. Мы… будто осознанно оттягиваем тошнотворно предсказуемую концовку.

Горячка чуть спадает, и становится страшно. Звуки резко включаются, какой-то шум сирены с улицы, гудение кулера. Голос Максима:

— Аня, пожалуйста.

Угрожает? Просит? Не понимаю.

Он подходит, берет за руки. Смешно становится — и правда же чуть в драку не кинулась! Вот же глупая. Будто это помочь может.

Макс в глаза смотрит четко, гипнотизирует. Он это умеет.

— Девочка моя, пойдем-ка обсудим ситуацию. Вот это да.

Я качаю головой. К черту его магию. К черту всё!

Шаг назад от него.

— Если ты не покажешь, все закончится. Богом клянусь, под твоей крышей ночевать не останусь. Что бы дальше ни было. Что бы ты со мной ни сделал. За решетку хочешь? Сажай! Ногами бей! У меня внутри сплошная рана. Ну кто там? Олеся? Цыганка та? Кто?! Просто скажи и отпусти. Просто сделай это.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мы у черты. Перешагнем ее — и фиктивный брак рухнет. Никогда так близко к краху не были. Все, что построили, в воздухе зависло, над головой моей. Крошечный шаг — и обрушится.

Трясет. От ужаса зубы стучат. Как же я могу потерять Максима навсегда? Разве переживу, если увижу с другой? Но и так тоже нельзя. Живые люди — они не уголь, они дышат и кровоточат.

Я так растеряна!

— Ни первая, ни вторая. — Он снова подходит. Лицо мое обхватывает, в глаза заставляет посмотреть себе. Паникует будто.

Тоже черту чувствует? Понимает, что все, заступили? Почему тогда нервничает? Зачем ему это? Отпусти. Какая тебе разница! Отпусти, раз не нужна. Умеешь ты и словами рубить, и точки ставить. Ты все-все умеешь, это для меня впервые.

Брови вместе свожу, ожидая всего на свете сейчас. Внутри крошка, хуже уже не будет.

Он говорит мне:

— Малыш, малышка моя.

Ладони его теплые, уютные. И это — просто ужасно. Слушать и хотеть верить. Дура из Упоровки в столицу приехала на автобусе и в сына посла втрескалась. Дура набитая.

Максим нависает, в глаза смотрит:

— Тебе это не надо все. Ты чистая, хорошая. Тебе это не надо.

— Надо, — шепчу. Пялюсь на него. — Ты не понимаешь, как сильно мне это надо. Ты совсем ничего не понимаешь! Я просто хочу уже понять. Мне надо это понять! Макс! — Обхватываю его руки. — Максим, Ману, или ты мне показываешь, или я уезжаю с Витой. В гостиницу, в Упоровку, к твоим родителям… плевать! К кому скажешь, туда и уеду. Но с тобой не останусь. Ни секунды не останусь. Не делай из меня дурочку.

— Блядь, — говорит он беззвучно. — Как хреново вышло.

Мы так и смотрим друг другу в глаза. У него там пламя белое, уничтожающее. А еще я вижу горечь, кожей ее чувствую через касание, она от него ко мне перетекает по невидимым линиям.

Волоски стоят дыбом. Я сжимаю его руки сильнее — он головой качает. Мы оба состоим из горечи.

Максим как будто отпускать не хочет.

Почему? Любви-то нет, он так и сказал перед самой свадьбой, когда мы поговорили по душам. Когда я призналась, что случайно подслушала разговор с Ба-Ружей. Хотела молчать сперва, но как его увидела, все и вылепила, прямо в лицо. Стояла в белом платье, с прической, перед ним в загсе.

Макс тогда дверь кабинета на ключ закрыл, и мы говорили. Долго. Чуть не опоздали ко времени. Я призналась, что в своей жизни дважды занималась любовью, но при этом оба раза… без любви. Парадокс. Не любили меня. Я сказала ему, что живая. Что из плоти и крови состою! Что не надо со мной просто так! Что я настоящий человек! Не могу я просто спать с мужчиной, я мечтаю тонуть в чувствах. Что мне именно это надо! Настоящую любовь — яркую, вечную. И не меньше! Что я не могу. Просто не могу по-другому! Иначе выжжена. Такой и чувствовала себя — деревце сожженное, только Вита и грела внутри.

Он расстроился. Сел в кресло, лицо потер. И посмотрел на меня своими черными, но совершенно пустыми глазами. Наверное, впервые настоящими.

Сказал, что любви в нем, к сожалению, не осталось. Что я вся свечусь от наивности и искренности, а он — уголь, бездушный и черный. Я возразила, что это не так, я бы не полюбила уголь! На что Максим ответил, что да, не полюбила бы. Что я и не его полюбила — лишь образ в голове. Сам он — ноль. Давно уже. Что старался быть нормальным рядом со мной, но я девочка, увы, умная. Раскусила.