Топ-модель 2. Я хочу развод

Глава 9

— Аня! — визжит в трубку Ира. — Аня-я-я!

Я смеюсь. Мы вместе начинали работать у Валерия Константиновича, с тех пор и дружим.

— Офигеть, да? — кричу. — Офигеть?!

— Какая ты умница! Я так тебе завидую! — радостно продолжает она, не скрывая эмоций. — И статья супер, я уже прочитала! Так ты о Максиме красиво рассказываешь.

О Максиме… Настроение чуть портится.

Около часа я катаюсь по поселку. За это время знакомые успели обо всем узнать, и телефон начал буквально разрываться! Коллеги, фотографы, менеджеры, что работали со мной ранее, принялись репостить к себе обложку, упоминать меня. Сообщения с поздравлениями посыпались как снег в октябре — вроде и предсказуемо, но при этом целое событие.

— Прости, Ириш, телефон обрывают, — говорю я. — Попозже созвонимся?

— Лучше встретимся, и ты все расскажешь. Поклянись, Зима! Что ты мне все-все расскажешь!

— Клянусь, — торжественно обещаю, сбрасывая вызов и принимая другой, тоже от коллеги.

В череде звонков и поздравлений поступает один, отвечать на который я не спешу. Ба-Ружа. Она редко пользуется телефоном, обычно мы созваниваемся через ноут с видеосвязью. А тут…

Мешкаю. Мимо пролетает внедорожник Папуши, я краем глаза замечаю номера. Отворачиваюсь.

Ба-Ружа звонит еще раз. Что ж, ничего плохого я не сделала.

— Да, ба? — спрашиваю в трубку весело.

— Чяй? Чяй Аня! — задыхается она.

У меня на миг щемит сердце.

— Бабушка, как вы? Все в порядке?

Ба-Ружа будто забыла русский алфавит, повторяет мое имя несколько раз, а потом обрушивает на мои бедные уши такой поток цыганских слов, что в панике сбрасываю звонок.

Этот язык может быть грубым. Наверное, как и любой другой язык на планете, но голос старой цыганки и вовсе превратил речь в жуткое проклятье. Волоски встают дыбом, я потираю предплечья и подавляю желание перекреститься.

Ба-Ружа звонит снова. Беру трубку и говорю:

— Я не хочу ссориться. Простите, я вас люблю, бабушка, но ссориться не буду! — После чего сбрасываю.

Мобильный разрывается! Звонки поступают в том числе с неизвестных номеров, с европейских… Я понимаю, что это работа. Мне хотят предложить работу.

Когда ба-Ружа звонит в четвертый раз, я вновь сбрасываю, крепко сжимаю телефон. Не все в этой жизни можно решить кровавыми простынями. Далеко не все.

Эйфория по-прежнему кружит голову, но при этом я ощущаю себя будто слегка… подавленной. Пришибленной? Какое-то посленовогоднее похмелье, когда просыпаешься первого января и понимаешь, что, несмотря на громкие тосты и пожелания счастья, ничегошеньки не поменялось. Все то же самое вокруг. Тот же дом, тот же старый диван колет поясницу. Храп пьяного отца из спальни, мать злая гремит посудой, Киря пялится в телик, в котором те же самые звезды. Все как было. И вообще никакого чуда.

Я ждала этот шанс, возможно, всю жизнь.

Обложка есть. Звонки есть. А сама я… прежняя.

Как бы Максим поступил на моем месте? Вряд ли бы раскис и сдался.

Поэтому собираю волосы в хвост, распрямляю плечи.

Что ж. Жизнь продолжается. Я жму на газ и поворачиваю в сторону дома.

У ворот припаркован только внедорожник мужа, Папуша уехала, мне не показалось. Интересно, это она успела рассказать Ба-Руже? Шустрая какая. Или Максим всех обзвонил, пожаловался?

Захожу в дом. Тут все по-прежнему, но при этом как-то иначе. Атмосфера поменялась?

Я снимаю ботинки, пальто. Глажу встречающую Луну, а потом подхватываю на руки Виту. Целую ее пухлые щеки, сладкую шею. Вита тут же начинает нервничать, тычется в грудь — долго меня не было, проголодалась.

Максим сидит в гостиной на полу и строит из кубиков башню. Уже один, без дочери, та у меня в объятиях. Быстро отмечаю, что осколки убраны.

— Ты запускал робота? — первой нарушаю молчание. — Вита ползает, не дай боже порежется.

— Да, конечно. На четыре раза, — произносит он. — Поднимает глаза.

Отворачиваюсь. Я сказала про развод — он разбил сахарницу, но ничего не ответил. Нужно сказать еще раз. Наверное.

От волнения колет кожу, слова стынут на языке. Не понимаю, почему на душе горько? Брак фиктивный, я знала, что все к тому придет.

— Хорошо, спасибо. Я уложу ее на дневной сон.

Мобильник сигнализирует об очередном входящем, я принимаю вызов и, отвечая на череду вопросов, поднимаюсь с дочкой по лестнице.

В кровати Вита крутится, никак не заснет, пока я даже вполголоса говорю по телефону. В итоге ничего не остается, кроме как отложить мобильник.

С трудом гашу раздражение.

Целую дочку в лоб и машинально напеваю нашу любимую детскую песенку. Вита улыбается, а потом начинает подпевать. Невпопад, конечно, совсем по-детски, но это так мило, что сердце замирает, а недовольство… улетучивается. И я наконец позволяю себе расслабиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Спустя час дочка сладко засыпает на груди, а я, позабыв о проблемах, лежу рядом и любуюсь. Не представляю, как можно было родиться такой красивой девочкой? Такой совершенной. Нежно поглаживаю ее пальчики, щечки. Такая тонкая, нежная у нее кожа, что видны паутинки капилляров.

Когда раздаются шаги, кладу голову на подушку и прикрываю глаза. Максим заглядывает в комнату, смотрит на нас некоторое время. Долго смотрит. Приближается.

Я изо всех сил стараюсь дышать ровнее, опасаясь, что он разбудит. И мы продолжим ругаться! Но… он этого не делает. Берет плед с пуфика и укрывает нас обеих.

Становится тепло-тепло, спокойно. Едва он закрывает за собой дверь, я засыпаю.

После пробуждения мы с дочкой готовим полдник, едим. Максим работает в кабинете. Он приходит, когда мы играем на диване.

— Будешь творог с фруктами? — спрашиваю я.

— Спасибо, нет. Через полчаса нужно выезжать к родителям. — Голос звучит глухо, отстраненно.

— Ты поедешь?

— Они готовились, ждут.

— Понятно. Ба-Ружа звонила, кажется, прокляла меня, поэтому, пожалуй, в этот раз останусь дома. Дам вам возможность обсудить меня как следует, — играю бровями. В сторону Максима не смотрю даже. — Сам скажешь о разводе, хорошо?

— Хорошо. Виту соберешь? Вещи, перекус.

Он не настаивает на моем присутствии, разумеется. Все, я больше не часть семьи. Меня изгоняют.

Знала, что так будет. Понимала риски: или будь послушной, или не будешь совсем. Но все равно горько. Я их всех… всех полюбила.

— Соберу, — начинаю суетиться. — Я положу на всякий случай кашу, как развести, ты знаешь… Не давай Ба-Руже кормить Виту супом, окей? Она вечно норовит, а там такой навар… И смотри, чтобы Вита шкафы не открывала, у твоих родителей чего только нет, и иголки, и скрепки. Я уже тысячу раз просила поднять все острое и мелкое наверх, они скотчем заклеили, но для нее отклеить — легкотня. Ладно? И пусть не облизывает ключи и пульты от телевизора. Микробов вокруг полно, не убережешься, но пульт для меня… это конец света. Пусть лучше с собаками обнимается.

— Я прослежу.

— Спасибо. Я там приготовила подарочки для Евгении Рустамовны, Папуши и Эли. Захвати, пожалуйста. Ничего особенного, просто шарфы и носочки от питерского бренда. Они хорошие вещи делают, качественные.

Надеюсь, мои подарки не сожгут на костре. Честно говоря, я очень хочу поехать на семейный ужин и злюсь, что нет такой возможности.

— И… если будете крыть меня матом, то хотя бы не по-русски при дочери.

— Искренне рад, что тебе весело.

— Плакать теперь?

— У меня эта неделя забита делами. Разводом займемся в четверг, освободи первую половину дня.

— Хорошо.

— Поищи адвоката. Могу предложить своего.

— Я поищу.

Собираю сумку, кормлю Виту и… отпускаю ее с Максимом. Сама, наконец, включаю мобильник и обалдеваю от количества сообщений.

Вскоре звонит Марко, ассистент Жана, он неплохо говорит по-русски, но сейчас в голосе столько эмоций и счастья, что я едва поспеваю за мыслью.

А на следующий день, рано утром, звонит Эля.

Она делает это впервые за все время нашего знакомства, я даже не знаю, откуда в моей телефонной книге ее номер. Случайно попал, наверное. Поэтому от удивления сразу снимаю трубку.