Топ-модель 2. Я хочу развод

Глава 7

— Если ты не прекратишь терроризировать жену, достойную мать твоей дочери, я… — Папуша замолкает на полуслове.

Мы втроем смотрим на журнал, после чего золовка забирает Виту и, склонив голову, послушно поднимается на второй этаж. Дочка хнычет, тянется к Максу, но Папуша непреклонна. Мое сердце разрывается за дочь, не выношу, когда она плачет, для меня это убийственно. Даже если я уверена, что у нее ничего не болит и это каприз.

Перевожу взгляд на обложку.

Вспышки перед глазами. Неужели это правда? Вижу себя и забываю дышать, в ушах гул. Пульс частит, аж пальцы покалывает. Если можно испытать сексуальное возбуждение от успеха, то это — оно самое. Жгучее, ошеломляющее. Незабываемое.

Вцепляюсь в журнал мертвой хваткой. Максим говорит что-то, а я вскакиваю на ноги и начинаю метаться по кухне. Открываю, листаю, жадно ищу свою статью. Вот она! Интервью, которое я дала помощнице Жана, на целую страницу! Оно на французском, ничего непонятно. А еще там фотографии! Эффектные, цепляющие. Еще более откровенные, нежели на обложке.

Помню, как застеснялась раздеваться при всем честном народе, но Жан объяснил, что только так мы зацепим аудиторию и что нужно быть смелой. Он прилетел ради меня и попросил довериться. Все три дня мы плотно работали в студии.

Жан не мог ждать и занимался ретушью прямо в самолете, через пару дней уже выслал несколько фотографий. Получила я их в ресторане, во время ужина с Максимом. Мы отмечали какой-то его успех на работе, Макс рассказывал, я делала вид, что понимаю.

Мы смеялись, когда позвонил курьер.

Максим тогда искренне удивился, а я решила, что он подшучивает надо мной. Сам организовал подарок и притворяется, будто не в курсе, что происходит. Он часто что-то дарил просто так, без повода. У меня… ничего же не было, угодить было несложно.

Когда в зал зашел курьер с букетом, Максим оперся на локти и посмотрел на меня внимательно. Взгляд его поменялся. Глаза цвета мокрой земли приобрели графитовый оттенок, их будто пеплом присыпали. А может, так показалось в необычном освещении?

Я пожала плечами и улыбнулась.

Это был очень хороший ресторан, из тех, где меню девушкам приносят без ценников. Максим любил водить меня по таким заведениям, потому что съесть салат за две тысячи рублей я не могла физически, а ему непременно хотелось приучить меня к дорогой кухне.

Официант тут же откуда-то взялся с вазой. Букет был роскошным, он благоухал на нашем столе, пока я вскрывала конверт. Все еще без задней мысли это делала, приговаривала: «Что бы это могло быть?» На сто процентов была уверена, что Максим вновь решил порадовать.

Жан любит делать сюрпризы, это я поняла в тот вечер.

Максим молча следил за моими движениями. В конверте была записка: «Бриллиант». И подпись Рибу. А еще десяток фотографий.

Макс склонил голову набок, чуть сжал губы и хищно улыбнулся:

— Кто это, Ань?

Я догадалась, что он в шоке. Настолько глубоком, что даже не может сразу выбрать модель поведения.

— Это не поклонник, — тут же успокоила.

У нас были фиктивные отношения, которые мы поддерживали, помогая друг другу. Получить цветы от ухажера при муже — это было бы слишком. Демонстрация пренебрежения, вызов или что-то в этом роде.

Ревности Максим ко мне, конечно, не испытывал, с этим я успела смириться. Но при этом его эго такое бы не стерпело. Ладно бы дома, но публично…

— А кто? — уточнил он.

Голос прозвучал невинно, но я уже успела узнать мужа достаточно, чтобы улавливать перемены в настроении. Какие угодно он мог испытывать эмоции, но точно не невинные. Никогда.

Вскрыла очередной конверт, а там фотографии. Я застыла, чуть не расплакалась. Они были хороши настолько, насколько не вписывались в картину мира Максима.

Конечно, я не осмелилась сказать Жану, что муж не знает о моей фотосессии. Он прислал без задней мысли.

— Это от Рибу, Макс. Помнишь, он приезжал на той неделе? Потом рассмотрю, давай продолжим ужин. — Я попыталась убрать конверт в сумку, но Максим нетерпеливо потянулся.

Его лицо нужно было видеть. Он действительно побледнел как мел, когда увидел мои яркие соски. Кажется, в жизни они темнее. Подкрасили?

Ком застыл в горле. Почему-то стало неловко. Тело загорелось, пульс забился. При муже раздеться… это не то же самое, что перед фотографами. Совсем-совсем другое.

Максим вежливо попросил себе всю пачку. Десять фотографий размером пятнадцать на двадцать, рассмотреть можно было каждую деталь. На второй фотографии в его лицо словно плеснули краской, он пошел пятнами. Я наблюдала процесс воочию и бледнела, чтобы, наверное, соблюсти какой-то баланс.

Цветы в вазе пахли безумно. Именно в этот момент позвонил Жан. На ломаном английско-французском с добавлением русских эпитетов я поблагодарила от души. Сердце колотилось все быстрее.

Максим листал фото молча. Сперва быстро проглядел, нервно, истерично. Затем принялся рассматривать неспешно. Предельно внимательно. Неловкость достигла пика, сидеть напротив него стало невозможно.

— Все в порядке, Макс? — спросила я. — Ты что-то побледнел. Если тебе дурно, давай попросим воды… или, может, выйдем на воздух?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Он достал сигарету и зажал между зубами. Тут же подошел официант. Максим, словно опомнившись, заверил, что курить не будет, но попросил виски. Выпил порцию, дал знак повторить.

Тут уж я совсем занервничала, попросила вернуть фотографии. Он отказался.

— Я пока не всё рассмотрел, — сказал мне. — Есть еще?

— Что?

— Тут пизда не попала в кадр. Может, на других видно лучше?

Похолодела я тогда вся, словно на мороз выгнали. До костей пробрали тон и взгляд.

— Такого нет точно.

Макс стиснул зубы, отчего скулы проступили четче, а лицо будто заострилось.

— Не надо меня рассматривать, — строго произнесла я. — Перестань. Ты это делаешь так, что мне неловко.

— Почему? Ты ведь сама разделась перед камерой. Или тебя заставили? Угрожали, давили? — Он поднял глаза.

Графит стал искрить: под слоем золы разгорался дикий цыганский темперамент.

В этот момент я поняла, что, если обвиню Жана, фотографу конец. Не знала как. Не представляла, каким образом, но это случилось бы.

— Это просто работа, Максим. Я ведь модель, а Жан Рибу знает толк в искусстве. Если хочешь, объясню тебе разницу между порно и…

Он вздохнул, и я замолчала. Как раз принесли еще виски, он выпил. Я сделала глоток воды с лимоном.

Стало душно! Максим не просто мужик из двадцать первого века, он даже не деревенский гопник из Упоровки, где свои законы и правила. Много хуже! Для него тело женщины — это нечто особенное, и нужно заслужить, чтобы его увидеть. Он никого открыто не осуждает, но женщины в его семье запакованы в платья до пола. Я погладила живот, дочка потягивалась в ожидании десерта.

— Слушай, — начала выкручиваться, потому что Максим продолжал наслаждаться фотографиями, а мне словно кислород перекрыли. — Это просто пробники. Ничего страшного.

— У кого права на эти фотографии, Ань? Честно признаюсь, меня будто лопатой по лбу огрели. Для меня это слишком.

— У меня, — соврала, не думая.

Как тут правду сказать, когда перед тобой злой как черт мужик сидит и тебе с ним еще домой ехать?

Жан повторял, что будет обложка. Было понятно, что он так поддерживает, но надежда на колонку теплилась, и, конечно, я подписала все бумаги, не читая. Рибу приехал ради этой фотосессии из Парижа, работал со мной три дня. Отказать ему — перечеркнуть свое будущее.

Максим попросил счет, хотя мы планировали взять десерт.

А когда выходили из ресторана, он выбросил цветы в урну. Не спрашивая разрешения.

Этот жест выглядел настолько по-хамски, что я оторопела. В машине вырвала у него фотографии, спрятала в сумку. За рулем был Семён, мы ехали молча. Всю дорогу я копила обиду — Макс не имел права выбрасывать мои цветы! Это моя карьера, мое будущее. Он отреагировал так, будто я сделала что-то недопустимое!

Дома разругались в пух и прах. Да, у нас фиктивные отношения, но если я терпела его интрижку, то он должен был терпеть мои съемки!

— Какая работа?! Ты, мать твою, голая! — психовал Максим. — Толпа мужиков смотрела на тебя голую. Бля-я-ядь. — Он потер лицо. — Аня! Я, как лошара, оплатил студию, чтобы какие-то ублюдки пялились на мою беременную женщину!

— Да боже! Ты образованный человек, неужели не в состоянии увидеть разницу между порно и искусством? Максим! Да им без разницы, в чем я! Все вели себя безукоризненно, никто ко мне не приставал.

— Еще бы они к тебе приставали в МОЕМ городе!

— Это ис-кус-ство, — прокричала по слогам.

— А можно заниматься искусством так, чтобы толпа мужиков не ретушировала твои соски и зад? Блядь. Аня!

— Ты больной? Господи! Ты больной псих! Ты хуже моего брата даже, который из глухой деревни! Я в шоке просто, не ожидала!

В этот момент Максиму позвонила София, он буркнул, что освободится через пару часов. Тихо буркнул, но я услышала. И это стало последней каплей.

— Езжай сейчас! — завопила я что было духу. — Зачем два часа ждать? И вещи свои прихвати! Обрадуй Софию! Езжай к своей шлюхе, которая не работает моделью, но зато женатому мужику все показывает и не только показывает! Скажешь, что нету у тебя с ней ничего? С блондинкой этой! Не хочу тебя видеть! — Слезы душили, но я держала их намертво. — Никогда больше!

Я кричала на мужа и топала ногами, понимая, что не могу пережить его неодобрение по поводу фотосессии. Он был для меня всем, он был моей стеной, моей опорой, он был тем, кто всегда выбирал мою сторону. Пусть не любил, но берег! Его раздражение и гнев — катком размазали. Единственное, чего хотелось, — это вычеркнуть Максима из жизни и никогда больше не видеть. Немедленно сделать это! Я кричала, что он мне жизнь сломал. Лучше бы я его не встречала! Никогда не встречала! Лучше бы не было этого ребенка и ничего не было! Так сильно в тот момент я его ненавидела.

Слова висели в воздухе пылью, которая не давала вздохнуть как следует. Я плюхнулась в кресло. Макс собрал небольшую сумку и действительно ушел.

Хлопнула дверь.

Мы тогда еще в московской квартире жили, и я понятия не имела, куда он двинулся. Всю ночь ждала, тревожилась, он впервые не пришел ночевать. Я на диване ему как всегда постелила, тот остался нетронутым.

Утром убрала постель, но собрала вещи Максима. Приготовила чемоданы в прихожей.

Потом переосмыслила случившееся. Как-то простила его, что ли.

Разложила одежду по шкафам обратно, рубашки, что помялись, — погладила. Села ждать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Но Максим не приехал.

На следующий день я осторожно узнала у Папуши, что он не ночевал у родителей. В тот момент поняла, что когда выгоняешь мужчину из дома к шлюхам, он к ним и едет.

Урок был настолько страшным, что только ребенок в животе и помог пережить. Отвлечься.

К шлюхам поехал… Это я в мыслях ту девушку так называла. Сама-то знала, что у него вполне себе интрижка, какие-то отношения с одной и той же. Максим меня с ней, конечно, не знакомил, но иногда они при мне созванивались, обсуждали нейтральные темы.

Я сразу поняла, что он с ней спит. Щелкнуло в голове. С другими женщинами так не было. Наверное, жены, пусть даже навязанные, чувствуют кожей подобное. Макс не ночевал у нее, не приводил в дом, не упоминал в разговорах. Я просто знала, что она есть и что у нее есть несколько часов в неделю с ним.

Ревновала. Потому что, несмотря на фиктивность отношений, я хотела его себе полностью. Однажды, не выдержав, осторожно поделилась с мамой, как мучаюсь, та ответила, что невозможно по голосу понять, любовница София или нет. Глупости. И вообще, лучше не лезть в это, счастливее буду. Но как не лезть-то? Как?!

Я не могла услышать слова той девушки, но в интонациях распознала те самые щенячьи нотки, которые появляются у меня самой рядом с Максимом. И возненавидела ее мгновенно.

Потом пришел страх, что он с ней останется. Влюбится. Выборы позади, кресло из-за такого пустяка он не потеряет. Развод и алименты — самый удобный для него путь. Я подумала о том, что останусь одна. Вообще одна. Что понятия не имею, как быть с ребенком. Что морально совершенно не готова к тому, чтобы другие мужчины разглядывали мои соски — жадно, алчно, как это делал муж.

Я испытала ужас при мысли, что придется жить без Максима. Я так сильно привыкла к нему за эти месяцы, — к нашим разговорам по душам, к его шуткам, к его легким улыбкам, когда я радовалась подаркам или узнавала что-то новое, — что, вмиг потеряв… чуть не погибла.

Я осталась одна. Снова одна в столице и в мире. Мы не были любовниками, не были мужем и женой в общепринятом понимании, но мы… наверное, были командой. Иногда вечерами смотрели его любимые фильмы, которые поначалу казались скучными, но Максим рассказывал предысторию, биографию режиссера или актеров, и сразу становилось интересно. Дочка крутилась, он поглаживал мой живот, ловя ее пиночки, я ела мороженое, вдыхала запах мужа, впитывала тепло тела и чувствовала безопасность. Смеялась над черными шутками и комментариями, умирала от счастья, когда он улыбался, чувствуя Виту. Тогда мурашки бежали по коже. Я думала о том, что ни одна женщина не дарила ему таких эмоций. Что мы связаны навеки.

Мы были чужими людьми, но это был наш первый общий ребенок. Максим заботился обо мне, а я за это позволяла ему быть к дочке так близко, как он хочет.

Старалась относиться к нему как к старшему брату. Изо всех сил старалась… Вот только силы духа не хватало. Лишь одна мысль, что у него где-то есть София, — низвергала в ад. Но когда Максим ушел из дома к ней, я ощутила, что такое боль по-настоящему. И заткнула ее, словно заплатой, ненавистью.

Жан мне, конечно, не заплатил за фотосессию, это я сняла студию для работы. Но я неплохо получала за сотрудничество с питерским брендом и в том месяце впервые не отослала деньги маме, а оставила для себя. Покупала продукты, выбрала коляску и кое-что для малышки. Я надеялась, что Максим оценит.

Или возмутится. Приедет посмотреть, как я?

Спустя неделю молчания с его стороны я осознала, что он ушел насовсем. Из-за чего? Из-за фотографий?! Ненавидела его за то, что так легко отказался от нас с дочкой.

После родов Максим действительно закончил интрижку с Софией. Больше я о ней не слышала, но спустя время его рубашки снова стали вонять.

Он перестал говорить при мне по телефону с женщинами, у которых щенячьи интонации. Приходилось проводить расследования, чтобы докопаться и найти признаки измен. Иногда мне кажется, я неделями только этим и занималась помимо ухода за дочерью.