Топ-модель 2. Я хочу развод

Глава 28

Макс

— …Смотрю, Смирнов помалкивает, слушает, — взахлеб вещает Денис. — А тетка такую ахинею несет, что пиздец. Тут я встаю, объясняю, что Кале — район размером с небольшой город, крайне тупо строить один, но огромный дом детского творчества. Такие центры, как супермаркеты, должны быть в каждой части, чтобы пешком дойти.

— Никто не поедет за молоком за десять кэмэ. И никто не повезет отпрыска после работы в художку, до которой пилить час. Уж точно не в Кале.

— Я так и сказал. Нам нужна сеть, филиалов десять. Чтобы дети сами, своими ногами, после школы могли добраться до центра, позаниматься, потом домой. Нужно только помещения выбирать тщательно, чтобы рядом были пешеходные переходы и так далее. Эта тетка потом сказала, что у нее ко мне появились вопросики.

— Ты ей выписал направление?

— Пригласил к себе, да. Будут проверять мою биографию, Максим Станиславович?

— Надеюсь, она у тебя не слишком скучная.

— Красный диплом юрфака, награды за боевую службу, списан по ранению. Волонтер, женат, плачу ипотеку. Досрочно не гашу, — рапортует Кравченко.

Не удерживаюсь от смешка.

— Где я тебя нашел, помнишь?

— В больнице, в очереди за протезом.

— Съезди туда еще, поищи таких же одноногих.

Денис польщенно смеется.

— Ладно, — сворачиваю я разговор. — Эта лесопилка на тебе, но в курсе держи. По основным моментам.

— Я добьюсь своего.

Качаю головой.

— До связи. — И кладу трубку.

Не будет в Кале сети детских центров. Денежки выделили немалые, но до детишек они дойдут едва ли. Пока что. Это не предвидение — банальная интуиция. Но Денису опыт полезный. Пусть борется.

— Максим, у тебя еще и лесопилки есть? — восхищенно спрашивает теща.

Я дымом давлюсь. Тушу окурок в пепельнице и кашляю в кулак.

— Простите. Не у меня, у знакомых. Согрелись? — Стреляю глазами в зеркало.

Родители Ани смирно восседают на заднем сиденье. Судьба моя — быть таксистом для семейства Февраль.

— Да, спасибо большое. — Теща стягивает шарф и расстегивает пуховик. — Упрела.

— Как коробка в этой машине? Все говорят, что робот ломается быстро, — задает вопрос тесть.

Теща бросает на него укоризненный взгляд.

— Да, я тоже такое слышал, — подтверждаю. — Но пока нормас. ТО прохожу вовремя, думаю, поездим еще.

— Это твоя или выдали?

— Выдали.

— Тогда по фигу, пусть ломается, не жалко, — отмахивается тесть. — Если бы мне такую выдали, тоже бы ездил. Нива совсем что-то разваливается.

— Кирилл тебе давно говорил, что продавать ее надо!

— Так за сколько я ее продам? За двадцать рублей?! — взрывается он, превращаясь из добряка в очаг домашнего насилия. — И потом что делать?!

Они в момент разгоняются до крика, хотя вот же мирно сидели, улыбались. С непривычки я ощущаю неловкость.

— Надо глянуть, что там по программам, — вклиниваюсь. — Может, есть что-то выгодное: кредит, рассрочка, льготы. Спрошу у Марата.

— Кирилл тебе давно говорил, — не унимаясь, шипит теща. — Ты никогда его не слушаешь.

— Кирилл будто понимает что-то! Кроме телефонов дорогущих, ноль он без палочки!

Они заводятся вновь.

Бросаю взгляд на мобильник — там мое сообщение Ане: «Забрал, едем домой». Не прочитано уже минут десять. Звоню.

— Ману, все хорошо! — выпаливает моя белка, будто запыхавшись. — Позже наберу, занята, потом расскажу. — И трубку кладет.

Эм. Я смотрю на телефон в недоумении. Пишу Семёну: «?»

— Аня не отвечает? — недовольно цокает языком теща. — Думала, доченька приедет встречать. Внучку привезет.

— У нее сегодня день плотный, Аня нас дома будет ждать. Она там что-то у плиты обещала наколдовать особенное, — смягчаю ситуацию.

— Ну да, мама же каждый день приезжает, можно не менять для этого планы!

— Все нормально. Мы сейчас в пробке долго будем стоять, Вита бы утомилась.

— Все дети утомляются, что теперь? Многое ты Аньке спускаешь, Максим, — вздыхает теща. — Цветы эти опять же, непонятно от кого.

Стреляю взглядом через зеркало ей в глаза. Предупреждающе.

Цветы жене от поклонников я не обсуждал ни с кем, и что-то подсказывает: вряд ли Аня хвасталась. Получается, Кирилл рассказывает, сколько букетов у нас на кухне стоит и какие из них от меня.

Раздражение волной накрывает, нутро требует заткнуть поганцу рот немедленно. Это изнутри идет, из генетического кода ромы. Моя женщина, моя жена.

Гашу порыв. Что-то странно часто эти домостроевские замашки во мне кипят в последнее время. С бывшей все ровно было. Человеком слыл адекватным. С женой — прямо захлестывает желание спрятать ее от мира. Коленки ее острые опять же. Пиздец как красиво.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Она всегда такой была, — продолжает теща. — Легкомысленной. Аня и Кирилл вроде бы от одних родителей, а такие разные. Мы с отцом… — кивает на мужа и голос заговорщически понижает, тянется ближе: — тут обсуждали, может ли она кого себе завести. Я говорю, что такому ее не учила, но не удивлюсь. Не знаю, господин депутат, что ты о нас думаешь, но у нас в семье честь и верность — это очень важно. Аню мы воспитывали в строгости. Все эти цветы, подарки, фотографии пошлые… это не от нас. Мы совсем не такие.

А они знают, куда давить. Где больно.

— Не понял. Вы намекаете, что жена мне изменяет?

— Смотреть за ней надо, — нервно бурчит тесть. В окно пялится, моего взгляда в зеркале избегает. На месте ерзает. — Недоволен я. Совсем недоволен. Столица плохо на Аньку влияет.

— Мы на твоей стороне, Максим, — добавляет теща заговорщически, касается моего плеча. — И Кирилл тоже. Он за Аней обещал присматривать.

— У нас все в порядке. Я своей жене полностью доверяю.

— Не так я ее воспитывал, — повторяет тесть. — В ежовых рукавицах держали девку. По дому с самого малолетства работала. Грядки, куры, скотина — все на ней. Уборка. Откуда эта страсть к ресторанам? Букетам? Тьфу! Аж тошнит.

— Это ты ей покупал пирожные! — взрывается теща. — Тайком ее с собой брал, думаешь, не знаю я! Кирилл дома, а эту по кафЭ! Вот твое кафЭ во что вылилось!

— Давайте разговор этот закончим, — чуть повышаю голос. — Он всем неприятен. Я… тоже люблю кафе. Здесь все любят.

— Да было-то два раза, может! — рявкает тесть, не слушая меня.

Блядь.

— Вот они, твои два раза! Принцесса выросла, скоро муж нам ее вернет! Вся деревня только и обсуждает нашу семью!

Руль вправо, в карман у магазина. Глушу движок и оборачиваюсь.

Эти двои застывают, на меня как на удава пялятся.

— Значит так. Давайте кое-что сразу проясним, а то впереди неделя жизни под одной крышей. — Я отстегиваюсь, чтобы повернуться больше и поймать зрительный контакт. — Мне нравится ваша дочь Аня. Нравится вы себе даже не представляете как сильно, поэтому она ночует со мной и только поэтому я устраиваю Кирилла то в одно место, то в другое и трачу этим вечером три часа, чтобы встретить вас на вокзале.

Родители жены ошарашенно моргают. Тут же начинаю жалеть — зря нахамил. Они в моей машине, в чужом городе, слово боятся сказать. Отец бы плюнул в мою сторону.

Тушуюсь.

— Кирилл старается, господин депутат. Если бы вы знали, какое у него детство было, как ему пришлось нелегко!

Этот эмоциональный инцест вновь разгоняет, и я накидываю:

— Кирилл меня интересует, честно, крайне мало. В отличие от его сестры. Я человек глубоко традиционный, где-то эти традиции можно назвать… устаревшими. Не спорю. Но Аня им соответствует полностью. Когда моя жена счастлива, мне психологически комфортно, понимаете? Когда она расстроена или в переживаниях, я беспокоюсь, плохо сплю, как следствие — ошибаюсь на работе. Поэтому большая просьба на этой неделе сделать все, чтобы Аня была жизнерадостной и счастливой. Тогда и вас, и Кирилла я буду искренне рад видеть у себя в доме и городе. — Осознавая, что вышло грубовато, широко улыбаюсь.

При виде моей улыбочки они что-то бледнеют оба. Переглядываются. Перестарался? Делаю ее чуть уже.

— От Ани зависит ваша работа? Тогда у нас большие проблемы, — пробует шутить теща.

Ищет поддержки у мужа, тот включается:

— Максим, ты неверно понял. Мы на твоей стороне, мы рады, что у нас такой зять. И Кириллу нравится с вами работать, он всегда о вас хорошо отзывается. — Он перескакивает с «ты» на «вы».

Я вновь широко улыбаюсь и подвожу итог:

— Тогда хвалите Аню. Радуйте, радуйте ее. Ну же.

От Семёна приходит:

«Тетка упала на улице, сломала руку. Мы с Аней докинули ее до травмы, скоро домой».

«Окей. Не задерживайтесь».

— Как же ее хвалить, если не за что? Будет за что, похвалим, — чеканит слова теща.

Цокаю языком и возвращаюсь к дороге.

Несложно представить, почему Февраль такая скрытная получилась. С такой семейкой-то. Я год жил в полной уверенности, что все в порядке, что мы играем по правилам и у обоих жизнь устаканилась. Аня просто улыбалась и кивала на все, что ни скажу. Не хотела общаться ближе — ее право. А потом оказалось, что у нас развод на носу. Что ей нужно больше, чем даю. Чайник свистит — так сильно нужно.

Эмоции того вечера, когда она меня с секретаршей застукала, — хоть топором руби. Твердые, обугленные. Тысячу раз, блядь, пожалел, что перед возвращением домой решил спустить пар с веселой девкой… И чтоб быстрее — прямо на работе. Пустое здание было, воскресенье. Тогда казалось, что все херово предельно.

Херово стало потом. Каждый день дебош теперь внутри, чувства наслаиваются друг на друга, с прочими путаются, отравляя. Из Ани боль фонтаном била, острая, рвущая внутренности боль, словно жена моя — одна сплошная рана. Живая, вскрытая.

Отношений не было, а измена была. И боль эта, оказывается, давно стала частью нашей жизни, перешла в хронику. Острое состояние лечится, хроническое — нет. Мы с Аней связаны до конца жизни, и боль эта навсегда с нами. Дебош во мне с каждым днем усиливается. Сам понимаю, что в желаниях путаюсь.

Душа бесится.

— Вы ее похва́лите. И не раз, — говорю пассивно-агрессивно. — Или вместе с Кириллом домой поедете первым же поездом.

Следующий час катим в молчании. Я включаю музыку, дабы как-то разрядить обстановку. Так увлечен мыслями тяжелыми, что не сразу замечаю: флешка малыхи играет, там детские песенки. Тесть с тещей такие напуганные, что уже полчаса безропотно слушают трали-вали.

Блядь. Давлюсь смешком. Бедняги, сказать не рискуют, а я по привычке уже не реагирую на эту музыку. Абстрагируюсь. Врубаю радио, там что-то веселое, и наши вздохи на фоне выглядят особенно комично. После второй пробки застреваем в третьей. Следуем по маршруту.

Мне отчего-то тревожно.

Даже проверяю, не собираются ли они мне удавку на шею накинуть. Глупо — да. Но волосы дыбом встают, на ровном месте. Впереди семейный ужин. И дело даже не в Тимуре, я о нем забыл.

Может, наша с Аниными родаками ссора серьезнее, чем я поначалу подумал?

Домой прибываем поздно. Как только замечаю, что свет не горит, мобильник достаю и Аню набираю. Гудок, второй, третий.

— Ману? — отвечает наконец-то.

— Ты где? — выдыхаю.

— Вы уже приехали? Мы скоро будем.

Тесть с тещей сопят позади, поэтому я глушу движок и выхожу на улицу. Сильное беспокойство сковывает движения. И оно лишь растет. Голос звучит едва не напуганно:

— Где ты, Анют? На улице темень, тебя и моей малыхи нет дома.

— Малыха со мной. Мы бабушку после травмы домой отвезли, сейчас уже поедем. Нас тут за стол усадили, — неловко смеется она. — Сама не поняла, как согласилась. Они все Ба-Ружу, оказывается, знают.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Сердечная мышца вмиг разгоняется до максимума, качает кровь по венам с такой скоростью, что перед глазами темнеет. Это кто еще мою бабку старую знать может?!

— Домой, — говорю резко.

— Да-да, уже. — И тише кому-то: — Мы домой, муж ругается.

Сбрасываю, Семёна набираю.

— Адрес назови.

Он пытается что-то молоть про контроль над ситуацией.

— Убью нахуй, — рычу.

Называет улицу и дом.

Кале. Самое сердце гребаной черноты. Глаза прикрываю на секунду. Чую я этот район, и девочек своих чую. Оттого и неспокойно было.

— Ты дебил? Увози их оттуда.

— Как ее увезешь-то? Силой? Тут целый праздник затеяли!

— Блядь! На плечо взвали! И в машину запихай! Герой, ебаный ты в рот, я тебя живым зарою. — Трубку сжимаю. Почти ору: — Увози обеих!!

— Сделаю, — выдает Семён. Отключается.

В этот момент подъезжает незнакомый мерс, тормозит рядом. За рулем — черт этот Тимур, который мне не нравится. Элька выпрыгивает на улицу, улыбается восторженно. Но это потом. Подхожу к ней, беру ладонь и ключи от дома вкладываю.

— Будь за хозяйку. Там тесть и теща, помоги разместиться. И по ужину сообрази.

— А где настоящая хозяйка?

Пульс так и бахает.

— Сейчас привезу. Я надеюсь на тебя.

— Конечно, — лепечет сестра.

Высаживаю родственников и выжимаю газ. Пальцы подрагивают от напряжения. Все Анины маршруты мне известны, каждый из них был утвержден нами с Семёном и его отцом. Все передвижения под камерами, всегда на виду, среди сотен людей.

Она ни разу не отклонилась. Умненькая девочка, послушная девочка. Знал я когда-то еще одну такую, жила в сердце Кале, недалеко от того самого здания суда. И знаю, что с ней сейчас стало.