Домой Мира не вернулась. Пришедшие в её дом в Северной Пенне найдут все её вещи, платья, постель и… обезглавленного вампира. Для большинства её знакомых это будет выглядеть как последствия визита охотников: Патрик лишился головы, а Мира, очевидно, погибла в ритуале. Тем лучше! Более всего ей хотелось сейчас пропасть, провалиться сквозь землю. "Предательница!" — это слово всё время звенело в ушах. Вампирше казалось, другие carere morte узнают, что она была у главы Ордена, едва глянув ей в глаза. И уж определённо точно — ей больше никогда не следует встречаться с Владыкой.
Все эти мысли пришли ей в голову уже после ночи убийства Конора… А тогда Мира бежала прочь, главным образом, опасаясь Гектора. Их пути, скреплённые прежде тонкой нитью лжи, отныне разошлись. Она надеялась, разошлись навсегда.
Последним жилищем вампирши стал чердак огромного богатого летнего дома в Сатуре, южном районе. Жилище людей опустело осенью, и Мира надеялась провести в нём всю зиму. Иногда, когда сторожа спали или отлучались, она заходила и в комнаты, но из осторожности всё же предпочитала им чердак.
Она коротала ночи за чтением книг из немалой библиотеки хозяев дома и латанием теперь единственного своего платья. Можно было раздобыть денег на новые платья, хотя бы продав что-нибудь из обстановки, но Мира не трогала чужие вещи. Просто примерная девочка! Вампирше было довольно того, что у неё есть, а холод, всё дальше расползающийся с каждой новой ночью, лишь бодрил её. Она стала удивительно равнодушной, ей не было дела ни до кого и в первую очередь — до себя. Она погрузилась в молчание и… ожидание.
Она боялась признаться себе в этом, но она ждала. С всё возрастающей тревогой она ждала новой бури. Вампирша пока не знала, придёт ли гроза в её дом или настигнет на улице, закружит ли её в вихре событий или обернётся краткой страшной вестью из уст совсем чужих людей… Только в том, что буря будет, Мира не сомневалась.
Гектор явился неожиданно, глухим осенним вечером. Причесанный, опрятный, невесть почему — с букетом жёлтых роз. Мира вздрогнула от их цвета — неприятного, нелюбимого, цвета лжи.
— За что? — дрогнул и голос. — Или это — на могилу?
— Какая ты мрачная. А я долго тебя искал! Жаль, мне не смогли помочь твои друзья!
— Давно не виделись… милый.
Гектор оскалился. За его привычно ехидными репликами скрывалось равнодушие. Сегодня они были как никогда далеки друг от друга.
— Что же ты молчишь? Как поживает твой племянник?
— Не знаю, — спокойно сказала Мира. — Орден прячет его. Я не осведомлялась, Гектор! — неожиданно вспылила она. — Они не имеют надо мной никакой власти!
— Серебряный ошейник будет тебе к лицу, — ехидно заметил тот.
— Какой ещё ошейник?
— Охотники заковывают вампиров, которые готовы служить им за миску собачьей крови, в серебряные ошейники. Ошейник обращается в удавку, как только у тебя появляется хотя бы желание полакомиться человеческой кровью. Что, не слышала об этом? Разве они не предупредили тебя? Бедная девочка!
— Я не собираюсь им служить!
— Очень им нужно твоё желание, — вампир приблизился и долго изучал её лицо. — Не думал, что ты так легко способна на предательство, — заметил он.
— Конор мне не господин. Он убил Агату, я уверена. Считай мой поступок местью.
— Вот только это не месть, — теперь их разделял едва ли шаг, и Мира машинально прижала к груди колючие цветы. — Месть я бы увидел. Тобою двигало лишь одно желание — вырвать твоего обожаемого Винсента из наших лап! Объясни мне одно: почему?! Что тебе нужно в нём, кроме внешности? Только не закатывай глаза и не говори, что любишь его как сына! Твоя любовь — извращение. Признай это!
— Не признаю, Гектор. Ты не помнишь себя от злости. Если не собираешься убивать меня — уходи. Я не хочу говорить с тобой, особенно, об Избранном.
Вампир не отступал.
— Хорошо, допустим, тебе дорог именно этот Винсент, а не давно почивший Алан Вако, — предположил он. Мира устало всплеснула руками и села на постель. Она скрывала улыбку: такого Гектора она совсем не боялась.
— Удивлена моей осведомлённостью?
— Ничуть. Ты же был знаком с недавно почившей Селеной Ингенс. Прошу тебя, продолжай.
— Подумай: может ли обычная жизнь смертного принести Избранному радость? Ты же знаешь сказку. Помнишь, как заканчивали его предшественники? Только вечность — достойная оправа для его Дара.
— Чушь. Вечность — убийца его Дара. Ты же знаешь сказку. Помнишь, что сталось с Великим вампиром?
— Я не могу понять… Ты дразнишься?
— Чуть-чуть. Нервная реакция. Я так боялась твоего прихода все эти месяцы!
Гектор помрачнел.
— Или ты соглашаешься идти одним путём со мной, или умираешь, — серьёзно сказал он.
— Как ты самоуверен! Ты проиграл, Гектор. Избранный у Ордена. Тебе не перейти их Покров.
Теперь она испугалась… Вампир захохотал.
— Глупая кукла! Ты веришь, что спасла его? Ты подвела Избранного под мечи охотников! Они убьют его. И молись, чтобы они сделали это быстро! Только, полагаю, их кровожадный покровитель потребует здесь особого ритуала.
— Не понимаю…
— Бледна как смерть! — теперь он издевался, а она вжималась в стену, терпя хлесткие удары насмешек. — Это многолетняя интрига, и у меня нет времени на многочасовой рассказ о ней. Знай: приход Избранного в Орден был одной из наших с Конором целей. Глава Ордена почти с момента вступления в эту должность находился под властью Конора, а ты рассказала ему, что Конору нужен Избранный… Великолепно! Смертный стряхнул чары и ополчился на своего невидимого господина так вовремя: Конор выполнил свою миссию и был мне не нужен! Я благодарен, бесконечно благодарен тебе, предательнице! А я уже начинал сходить с ума от чужих мыслей. Теперь же я забрал у Конора то, что он строил много, много лет. Теперь я, Высший, правлю Низшими!
Он замолчал, с интересом поглядел на вампиршу, ожидая её слов. Мира молчала.
— Не веришь мне? Правильно: верь только в приятное! — вампир отступил к окну. — Латэ убил Конора, и то была их личная вендетта, но как глава охотников он всё равно обязан уничтожить Дар! Видишь ли, мягко сказать, недоверие к Дару — отличительная черта нашего дражайшего Ордена! Чары Низших прежде останавливали главу от этого шага: нам с Конором было нужно, чтобы Винсент разочаровался в охотниках, но при этом остался жив. Теперь из-за тебя мне придётся выцарапывать Избранного из цепких рук целого Ордена! Ну что, еще не передумала со стороной, подруга?
Мира разомкнула губы:
— Латэ обещал мне, что защитит Избранного. Я верю ему и… не верю тебе, Гектор.
Вампир приблизился, больно схватил за подбородок пальцами, приподнимая её голову, заставляя показать глаза.
— Бедная, бедная кукла! — с сожалением проговорил он и, тут же отпустив её, отступил. — Ты ввязалась в древнюю, запутанную историю, ни черта в ней не смысля! Ты не знаешь всей истории Дара. Неужели ты ещё веришь в Избранного? Исцеление проклятия и бла-бла-бла… Не будет этого! Будет смерть бессмертных, будет гибель мира, который стоит на нас, не догадываясь об этом! Впрочем, сладко неведение: не знай и дальше… Выбор Избранного: смерть или вечность.
Гектор хотел распахнуть окно пошире, но дёрнул слишком сильно, оторвал задвижку. Потом он выскользнул на окно и, не преображаясь, перебрался на крышу. Мира вскочила, злобно захлопнула чердачное окно и долго стояла так, не отнимая рук от стекла. Руки мелко подрагивали.
— Меня устроят оба варианта, — раздалось напоследок с крыши.
Потом она много раз возвращалась к этому разговору с Гектором. Был один тревожный, по-настоящему тревожный момент. Глаза вампира тогда блеснули красным — удовлетворением от чьей-то смерти… Чьей?
Скоро Мира вспомнила.
"Жаль, мне уже не смогли помочь твои друзья", — вот, что в этот момент говорил Гектор!
Что он имел в виду? Их давнюю ссору? А если смерть Безумцев?! Но как он вообще мог выйти на них? Конечно же ему помогла Тесса, Низшая! Ведь он теперь правит Низшими! Ох, не зря Мира предупреждала о ней Эрика!
Вампирша засобиралась в гости. Вопреки страшному прошедшему времени "уже не смогли помочь", она всё же надеялась найти друзей живыми.
Она отправилась в путь ранним вечером. В этот раз сразу взлетела к балкону, ступила за ажурное плетение перил. Света в комнатах не было. Квартира молчала. Мира толкнула незапертую дверь, отбросила в сторону упавшую на лицо занавесь и шагнула вперёд.
Гостиная тонула в темноте, невозможно было разглядеть, есть ли здесь кто-нибудь, но Мира уже поняла, что случилось непоправимое. Запах! Запах в квартире изменился. Прежде он был безвкусным, как бумага, и сухим, словно иссушенным дневным солнцем. В нём не было оттенков, не было следов, оставляемых любой жизнью. Сейчас же обострённый нюх вампирши улавливал в квартире carere morte чуждые ей запахи жизни. Люди были здесь недавно. Воздух до сих пор хранил влажность от их дыхания и… что ещё? Серебро?
"Серебро!"
Вампирша отступила к балконной двери. В глубине гостиной замерцал огонёк свечи и осветил знакомое лицо Элиаса.
— Элиас! — облегчённо вздохнула Мира. — Ты один? Где остальные?
— Все мертвы.
— Охотники?!
— Похоже, они приходили на прошлой неделе, — вампир зажёг больше свечей, и комната осветилась. Мире в глаза бросилась распахнутая дверь в ближнюю к гостиной спальню и за ней — аккуратно убранная кровать. На спинке кровати она заметила каплю крови. Крови carere morte!
— Эрик и Ника, должно быть, спали там, — Элиас кивнул на кровать. — Похоже, их убили ритуалом, я нашёл немного пепла на полу. Сайрус и наш новенький были вон в той комнате. Там охотники использовали мечи: на стене след остался. Тела унесли в их же гробах. Всё прошло очень тихо, быстро, соседи ничего не слышали.
— А ты как уцелел?
— Я по старой памяти провёл тот день в Ориенсе, — Элиас покачал головой. — Вот не верь после этого в предчувствия! Меня словно толкнуло что-то в то утро: не ходи на Закатную!
— Как охотники вышли на вас? Тесса?
— Та Низшая, с которой был знаком Эрик? Не знаю. Она уже давно не приходила.
— Это она! — прошептала Мира. — Я уверена!
Вампир пожал плечами, отвернулся. Квартира вновь погрузилась в молчание.
Мира прошла в маленькую комнату, которую указал Элиас. Когда-то давно она была спальней Миры и Алана. Присев, вампирша проследила пальцем ровный след меча на стене и содрогнулась.
"Должно быть, ребята спокойно спали в гробах. Одного убили сразу, второй проснулся от шума, вскочил — и тут охотник снёс ему голову. Крови, наверняка, было много! Чем они её замывали потом, интересно? Нет ни следа, только проклятый запах серебра везде… Святой водой?"
Мира возвратилась в гостиную. Элиас всё также неподвижно сидел в кресле.
— Элиас! Я советую тебе уходить отсюда. Охотники могли оставить поблизости стражу.
Он обернулся к ней, и вампирша вдруг вспомнила, что давным-давно, в юности, между ними возникала мимолётная симпатия.
— Я уйду. Скоро.
— Ты вернёшься в Ориенс?
— Нет, — вампир улыбнулся. — Ищи меня в Прэдо, если понадоблюсь.
— Прэдо — что это? Город?
— Селение к западу отсюда. Недалеко от Метора.
Элиас замолчал, и Мира не смогла найти, чем продолжить беседу. Впрочем, она тоже была не прочь помолчать. Даже тихие и печальные, приличествующие поминкам разговоры в опустевшей квартире казались неуместными. Она вернулась в маленькую спальню, и сердце её дрогнуло: в углу стоял незамеченный прежде тёмный большой предмет, закрытый тканью. Её старенькое фортепиано.
Мира сняла ткань и откинула крышку инструмента. Она тихонько пробежала пальцами по клавишам и покосилась на Элиаса. Вампир сидел неподвижно.
Вампирша осмелела. Она отыскала в комнате стул и придвинула его к инструменту. Потом зажгла две свечи и поставила их на крышке фортепиано. Она коснулась клавиш, но не заиграла. Она вспоминала весёлую юность и всех друзей, вспоминала, прощаясь, последний раз в жизни. Теперь — поняла Мира — она осталась окончательно одна.
Алан. Эрик. Ника. Сайрус. Все ушли, все растворились в Бездне. Как это сказал Элиас? Тихо, быстро, незаметно для мира… А что было бы с ними, останься они смертными? Что было бы, не предпочти они в далёкой юности бессмертие carere morte? Им, как и ей, было б уже за сорок. Семья, дом, дети, может быть, уже внуки — тоже вечность, но другая вечность… Были бы они счастливы? И были бы они счастливее в той вечности, чем в вечности carere morte, или всё же нет? Старые, уставшие, наверное, они хотели бы вернуться в юность. Все боятся старости. Ну, почти все…
Мира тряхнула головой. Что гадать? Бездна не даёт ответов. Вампирша ударила по клавишам. Лёгкий пустой звук разнёсся по дому. Элиас вздрогнул в своём кресле, но попросил:
— Сыграй что-нибудь.
Мира, не задумываясь, начала и только через минуту поняла, что играет. Это было её собственное сочинение, незатейливая мелодия в ля-миноре, многократно повторяющийся набор грустных, шелестящих фраз — как шум осеннего дождя.
Когда она путалась в аккордах или забывала мелодию, она просто закрывала глаза и печальная музыка лилась дальше. Про себя вампирша усмехалась детской наивности музыкальных фраз, но продолжала. И простая мелодия качала её на волнах, то относя, то вновь приближая к грозовой туче на горизонте — её тревоге.
"Гектор не оставил свою идею, значит, война продолжается. Будет буря, злее прежней. Будут потери, горше последней. Рано ты обрадовалась, carere morte! Ещё Бездна не вступила в игру".
Грустные вариации продолжались. Качели, то уносящие тебя в сон, то швыряющие в бурлящий котёл реальности. Перед мысленным взором Миры мелькали лица: Гектор, Дэви, неизвестный ей глава охотников. От трели тоненько задребезжало фортепиано, и её тоже пробрала дрожь: проклятый Долус всё же заставил её усомниться, вновь усомниться…
"Избранный, Дар… Ты ввязалась в древнюю, запутанную историю, ни черта в ней ни смысля! Грядёт новая битва гигантов: Орден, Низшие, Владыка вампиров. А ты, маленькая, слабая, не видящая сотой доли того, что видят эти колоссы, хочешь влезть между ними! Оставь. Оставь всё! Оставь…
…Его?"
Мелькали лица: Гектор, Дэви, неизвестный ей глава охотников… и он, более не её, но — принадлежащий всему миру, — Избранный, Винсент…