Carere morte: Лишённые смерти

Глава 21 Туманы Термины

Селение стояло в низине, и сейчас, в половине пятого утра, дома едва угадывались за плотной занавесью тумана, спустившегося в долину с гор. Только церковь высовывала голову-колокольню над ним. Тишина стояла мёртвая, и дело было не в тумане, слоёном, как тесто для пирога, скрадывающем звуки. Дома — добротные, с каменными основаниями, поставленные ещё в прошлом веке, все были пусты. Это было одно из множества мёртвых селений севера, селений-призраков. Царство Либитины, богини мёртвых. Ещё в начале века Кукловод сделал его своим владением.

Светало, и молочно-белый туман пошёл золотыми искорками. Сухая, холодная осень Термины расцветала яркими красками. Зрелище было великолепным, но Дара не остановилась полюбоваться им. Взгляд охотницы был прикован к единой чёрной тени тварей Кукловода, что стелилась под туманом у самой земли. Она вливалась в окна и двери домов. Она ускользала!

Дара махнула своему отряду, и охотники поспешили за тенью Нефандуса. В этот раз им удалось окружить тварей Кукловода, запереть их в дневном убежище. Впереди была утомительная утренняя очистка селения. День на отдых, а вечером двигаться дальше на север, к логову хозяина тысяч кукол…

Лабиринт — только крепость на границе. Самого Нефандуса там нет, и хозяин кукол вряд ли когда-либо посещал свой главный театр, — так ещё в начале их кампании утверждал Карл. Он, как всегда, был прав. Все пять лет в Термине охотники сотнями уничтожали отражения Кукловода, но внешность их хозяина до сих пор оставалось тайной. Лабиринт остался далеко на юге, сожжённый дотла, с бесформенной грудой камней на месте центрального здания, со вскрытыми венами подземных тоннелей. А армия смертных продвигалась к сердцу Либитины, которое, как предполагал предводитель, было тщательно укрыто где-то у подножия гор, вероятно, в одной из заброшенных шахт.

На битву с Нефандусом выступили все охотники Карды: и Доминик Гесси, и юная Солен Реддо, и Селеста Ларгус. Каждый привёл с собой отряд отлично подготовленных смертных, и война началась. Охотников было тридцать — только тридцать против сотен отражений Нефандуса, но побеждали они уверенно.

Они вошли в селение. Пустая главная улица была чистой, ровной и совсем не заросла травой. "Нефандус- перфекцинист!" — усмехнулась Дара. Ей сейчас же пришлось отгонять назойливо встающую перед глазами картинку десятков кукол, ведущих здесь подобие жизни: вот их толпа в воскресенье выходит из церкви…

Два отряда Селесты вошли в дома в конце улицы, Карл вёл своих людей к церкви, заторопилась и Дара. Дом, на который пал её выбор, стоял чуть в стороне от дороги и выглядел перспективно: на высоком фундаменте, вероятно, с обширным подвалом, в два этажа — наверное, жилище старосты селения. Там могло прятаться много кукол и там мог быть один или даже несколько подземных ходов к логову хозяина кукол.

"Дара сжала поуверенней арбалет и навела его на окно дома. Там, за деревянной ставней, шелестела, шипела тень, плюясь ненавистью к восстающему ото сна солнцу… Охотница спустила курок. Стрела пробила ставню и поразила куклу в голову — Дара слышала глухой удар от падения тела. Её отряд вошёл в дом. Младший из охотников услужливо распахнул дверь перед главной.

Дом был таким же, как единственная улица селения: пустым, чистым. Здесь не было пыли, не было и вещей, говорящих о прежних хозяевах. Этот дом был для Нефандуса этакой пересадочной станцией, где его куклы, не задерживаясь, ныряли в подземный тоннель и спешили в логово хозяина.

Вампир, поражённый стрелой в голову, лежал ничком у пробитого окна, и разгорающееся солнце проедало дыру в его спине. Дара бросилась к нему, но её опередил другой охотник. Он отрубил кукле голову, а Дара направилась в соседнюю комнату с мечом наготове.

— Вы — за мной, — приказала она двоим.

— Carere morte в дымоходе! — крикнул за спиной один из отряда.

— Так возьмите гарпун и достаньте, — бросила охотница, не обернувшись.

Соседняя комната оказалась пустой, но в коридоре Дара уловила движение. Она ринулась туда и двое сопровождающих последовали за ней. Ловкая чёрная тень, изящная, как все куклы, бежала к выходу, но прежде чем охотники успели пустить стрелы, она исчезла, точно провалилась сквозь землю. Подбежав, Дара поняла: carere morte cкрылся в подвальных помещениях — в полу перед входной дверью обнаружилась квадратная дыра, пахнущая сыростью и землёй. Дара остановилась над ней.

— Вы осмотрите дом, а я за ним, — сказала она сопровождавшим и зажгла свой факел от факела младшего из отряда.

— Это может быть ловушка, — отозвался тот.

Дара не ответила. Она села, нащупала ногами деревянную лестницу и быстро скользнула вниз, во тьму. Ловушки охотница не боялась. Куклы слабы, драться с ними — всё равно, что с марионетками на ниточках. С двигающимися мертвецами легко справлялись даже новички. Случаи убийства куклами охотников за всю историю Ордена можно было пересчитать по пальцам, и всё это было либо следствие предательства, либо очень тяжёлое ранение, лишившее охотника защиты.

Внизу оказалось помещение с низким потолком, обычное хранилище припасов, вот только полки были пусты. Дара поочерёдно осветила факелом стены и скоро отыскала путь, которым ушла кукла. Чёрная, круглая дыра в рост взрослого мужчины. Этот тоннель могла вести куда угодно, на край света… но охотница бесстрашно ступила в него.

Она давно ничего не боялась. Со смерти сестры. Та бредила бессмертием, наверное, с совершеннолетия и на очередном Балу Карду добилась своего. На следующий же день её убили. Разъярённая толпа ворвалась в дом Меренсов, и новообращённая вампирша была разорвана в клочья на глазах матери и сестры. Софию еще можно было спасти, исцелив, но Дару никто не стал слушать. Люди были злы, но в подлинно-вампирские дома: Вако, Митто — идти боялись и решили выместить свою ненависть на юном, ещё никого не обидевшем создании…

Свет факела выхватил из темноты тоннеля невысокую фигурку и Дара нервно дёрнула факел в сторону. Ей пригрезилась убитая сестра… Это было страшно, но это было также невозможно. Дара опустила факел и остановилась, чтобы перевести дух: сердце бешено билось где-то в горле.

Холодная рука мертвеца вырвала из её руки факел. Охотница сделала выпад мечом, но промахнулась. Кукла подняла огонь выше, осветив своё лицо… Это была София!

Знакомое белое платье: в нём девушка танцевала на своём последнем балу, узкие кисти рук закрыты кружевными перчатками, на шее украшение из тех же кружев, плотно прилегающее к коже. Сестра улыбалась. Она не изменилась за годы, как и должно вампирше. Рядом с ней Дара почти физически ощущала тяжесть всех прошедших с момента гибели Софии лет. Теперь она была старшей сестрой…

— Софи, — прошептала охотница. Взгляд Дары метался. Она всё силилась понять, что это: розыгрыш кукловода и просто похожая кукла или, действительно, сестра-вампирша. Дара почти забыла лицо Софии, а сохранившиеся фотографии и один портрет уже не вызывали в памяти живой образ сестры. Но сейчас она узнавала Софию: по улыбке, по повадкам, по тому, как она держала факел.

— Ты же мертва, Софи…

— Нас убивает только ритуал, сестрёнка, а мечи бессильны, — факел в руке вампирши дрогнул, а Дара тихонько огляделась по сторонам, ища кукол, подкрадывающихся к охотнице. Но тоннель был пуст: только они двое.

— Я помню, твою голову раскололи, как орех. Пол гостиной был забрызган твоими мозгами, Софи. Ты мертва: и как человек, и как carere morte.

— Либитина спасла меня, — вампирша снова улыбнулась. — Но — да, какое-то время я была… почти мертва. Я была почти ничем. Я грезила не об этом, Дара! Полёт на свободных широких крыльях над спящим городом, танец Солнца и Луны в чертогах бессмертных богов, вольные игры дикарей в столице — где всё это, Дара?! Я была в земле, смешивалась с землёй, проклятая живая земля проникала в мои раны, я переставала чувствовать себя. Я больше не была единым телом. Днём яркое солнце Сальтуса жгло мои кости. Я была в шаге от ничто — и даже не могла в него провалиться, чтобы прекратить страшную вечность. Это пытка, ужасней которой нет ничего! Либитина собирала меня, сшивала меня, как растерзанного тряпичного человечка…

— Зачем?!

Дара пригляделась к сестре, и едва сдержала крик ужаса и омерзения. Она помнила Софи смертной, помнила и растерзанное на части тело, и страшный мешок, который тащили к выходу. Но то, что стояло сейчас перед охотницей, было какой-то другой Софи. Дара ясно видела, что перчатки, закрытые плечики платья, украшение на шее сестра носит недаром: скрывает страшные швы. Они ясно представлялись охотнице — узкие, чёрные, края сшиты толстой суровой ниткой… Сестра была как кукла, которую растерзали и которую потом долго восстанавливал мастер. Вроде бы прежняя красота, но это, скорее, умело скрытое уродство.

— Либитина спасла меня, — повторила вампирша. — И поэтому я пришла просить за неё. Оставьте богиню! Ваш главный враг в Короне. Дэви — ваш с Либитиной общий враг! Какая опасность исходит от талантливого кукольника? Вас здесь три десятка — огромная сила! Обратите её против истинного врага смертных — Владыки! Либитина с радостью поможет вам.

Дара отрицательно мотнула головой и подняла меч на уровень груди вампирши. Софи испуганно трепыхнулась, ломко, дёргано отступила на шаг. И охотнице пришла в голову мысль, от которой её затошнило: есть ли там ноги, тело под платьем? Или Софи теперь — как кукла, созданная для демонстрации бальных нарядов, которой ноги, всегда скрытые длинной юбкой, вовсе не нужны?

— Я скучала по тебе, Дара, — прошептала Софи. — Я много думала о маме… Как она? — Дара не ответила.

— Посмотри! — будто прочитав мысли сестры, воскликнула вампирша и быстро, зубами стянула перчатку с левой руки, протянула эту руку к Даре. — Вот! Это не моя рука! Видишь? Я — только наполовину я, Дара, и даже моё лицо…

— Замолчи!

Теперь присутствие марионеток Нефандуса угадывалось по холоду, разливавшемуся в тоннеле, но куклы не рисковали выступить из темноты в круг света факела. Ожидание битвы высасывало силы не хуже carere morte, и Дара нанесла удар первой. Она вонзила меч в сердце сестры и та, парализованная, грохнулась навзничь. Её тело издало глухой, мягкий стук дерева, обмотанного тканью. Дара склонилась над Софией и, быстро бормоча ритуальную формулу, вылила на неё всю воду из пузырька. Кожу Софи моментально покрыли язвы, но прахом вампирша не рассыпалась.

— Кукла! — облегчённо выдохнула Дара и, примерившись, отрубила вампирше голову. Голова Софи завалилась набок и у уха стал виден длинный шрам, он терялся под волосами на виске, внизу уходил под подбородок. Лицо сестры было натянуто на чужую голову, как маска. Позабыв об остальных куклах, прячущихся во тьме, охотница бросилась бежать — обратно, в дом, на поверхность! В погребе Дара остановилась и её стошнило. За пять лет войны с отражениями Нефандуса охотница думала, что привыкла ко всему, но, оказалось, нет. Она кое-как выползла из погреба через несколько минут, встрёпанная и без меча.

Охотники закончили бой с carere morte, на крыльце Дару встретила Селеста Ларгус. Выражение лица немолодой дамы было крайне недовольным.

— Всего один дом?! — набросилась она на охотницу. — Мои люди прошли за это время пол-улицы. Что там, в подвале? Ты нашла тоннель?

— Да… — Дара пригладила волосы и попыталась встать прямо — перед Селестой ей всегда хотелось вытянуться, как перед строгой классной наставницей.

— Где твой меч?

— Я встретила там сестру, — призналась Дара.

— Сестру?

— Софи. Я… второй раз… убила Софи.

— Ясно, — сразу смягчившись, сказала Селеста. — Ну, подойди ко мне. Это была только кукла, похожая на неё.

— Нет, — Дара помотала головой и отступила от охотницы, намеренной заключить девушку в объятья. Эта Селеста могла заморозить не хуже carere morte! — Это была кукла… из Софи. Её тело, но проклятие Либитины.

— Это хорошо. Нефандус прибегает к последнему средству: пытается давить на наши эмоции. Значит, мы здорово прижали Кукловода!

Они спустились с крыльца. Селеста уверенно пошла впереди, к калитке, за которой их ждали отряды. Дара поплелась за ней, но на середине дороги охотница неожиданно остановилась. Дара замерла также, не понимая причину странного поведения Селесты, а женщина обернулась. Она пристально глядела куда-то за спину Дары, а её губы удивлённо приоткрылись. Потом лицо Селесты нервно дёрнулось. Какого призрака она увидела? Дара быстро отыскала кинжал и, спрятав его в ладони, обернулась также.

Перед крыльцом играли двое ребятишек: мальчик и девочка. Им было лет по восемь и они были похожи, как брат и сестра. Вот они, взявшись за руки, закружились. Дара приготовилась метнуть кинжал, но её опередил кто-то из отряда. Стрела просвистела над головами детей, и они в мгновение ока обратились крылатыми чудовищами, вспорхнули, подобно вспугнутым птицам, и, перевалив за крышу дома, скрылись.

Селеста глубоко вздохнула.

— Долго же вы медлили! — насмешливо сказала она отряду. — Чему я вас учу: если один замер, глядя на очередную куклу Нефандуса, остальным стрелять без промедления!

Они вышли на улицу. Из церкви в это же время выходили отряды Карла, и Дара долго ждала, когда люди выйдут все, чтобы убедиться, что с их предводителем всё в порядке. Сердце больно бухало в груди: каждый новый охотник, спускающийся по ступеням церкви, был не он. Дара знала, что беспокоиться не о чем, и всё же беспокоилась… Карл вышел последним.

— На тебе лица нет. Что случилось? — спросил он, когда они встретились на середине улицы.

Дара повторила про Софи, не глядя ему в лицо, и замолчала. Тогда охотник ухватил её подбородок, заставляя показать глаза — жест не нежный, но властный.

— Ну-ка, взгляни на меня. Сейчас жалеешь, что нанесла удар?

Дара вспомнила страшное лицо Софи и честно сказала: — Нет.

— Нефандус пустил в бой самое сильное оружие. Значит, мы подобрались близко к его логову, — повторил он слова Селесты.

Дара огляделась. Селеста с отрядами была поодаль. Они с Карлом вдвоём стояли посреди улицы. Девушка, помедлив, отступила, восстановив приличествующую этикету дистанцию.

"Пока он не услышал её бешено стучащее сердце!"

— Селесте тоже досталось, — вздохнула она. — У дома мы встретили двух кукол-детей, и госпожа Ларгус изменилась в лице.

— Дети? Мальчик и девочка? Темноволосые? Как они связаны с Селестой?

— Наверное, это её дети. То есть… Ты не знаешь? После смерти невестки, она воспитывает детей брата-вампира.

— А я думал, Нефандус назначил мне эту сценку, — загадочно сказал Карл. — Мы тоже встретили этих детишек, у церкви, — пояснил он.

Потом три отряда были отправлены на разведку подземных ходов из селения. Дара не пошла с ними. На правах пострадавшей от встречи с ужасным прошлым, она отдыхала в самом чистом доме, сохранившем почти всю обстановку. Карл допрашивал пойманную в селении куклу Нефандуса, а Дара по просьбе охотника устроилась на стуле у окна, с блокнотом и карандашом — записывать ход допроса. Но записывать оказалось нечего. Нефандус по-всегдашнему юлил, отвечая охотнику…

Знакомые девушки-охотницы в Доне подшучивали над Дарой, когда она собиралась в это путешествие. "Возвращайся с обручальным кольцом на пальце, — напутствовали они. — А ещё лучше — к тому же и с ребятишками". Дара фальшиво смеялась, но про себя затаённо улыбалась — искренне. О чём, как не о будущем союзе двух талантливых охотников думал Латэ, старый сводник, отправляя её и Карла в Термину, вдвоём? Однако прошло пять лет, а они по-прежнему были только друзьями. Конечно, между ними существовало притяжение, о котором, впрочем, оба молчали, но оно объяснялось не любовью и не страстью, а одиночеством. Страшным, неестественным одиночеством живых в царстве бледной Либитины…

Дара хорошо помнила, как она поняла, что влюблена. Это была почти любовь с первого взгляда. "Почти", — потому что на первом рейде в составе группы Карла она была поглощена самой охотой: столько новых, ярких впечатлений свалилось на неё! Она слушалась указаний охотника и только, даже не запомнила, как он выглядит, и потом в арсенале приняла Алекса за него. Было смешно… Но на второй охоте Карл поприветствовал её, и Дару словно ударило. Весь рейд она проходила как во сне, глупо и радостно улыбаясь каждой его реплике. Потом, придя к Эбри, у которых квартировала, девушка сразу повалилась на кровать и уснула. Она осознала, что любовь всей жизни пришла к ней, только вечером, когда подружка, дочка Эбри, принялась изливать ей сердечные тайны. "А я… влюблена? — робко спросила себя Дара, и ответ пришёл к ней: — Да".

Скоро она поняла, что её любви суждено остаться безответной. Смешно, но она поняла это задолго до того, как Карл и Мира сами почувствовали связь — тонкую, но прочную, установленную меж ними. Влюблённая женщина обладает сверхъестественным чутьём! Дара поняла это по тому, как Карл говорил о Мире: даже если речь шла о совсем обыденных вещах, в его тоне сквозила нежность. Дара поняла это также по тому, как Мира смотрела на Карла на редких тренировках, когда они оказывались там вместе. Вампирша глядела на охотника с такой робкой надеждой и… удивлением, что Дара на это время переставала ненавидеть её. Иногда на тренировках вампирша и охотник разговаривали, перешучивались — в Дару в эти моменты словно била молния. А однажды она видела, как охотник учил вампиршу быстро собирать арбалет — тогда в девушке поднялась такая чёрная ревность, что в ней на несколько мгновений скрылся весь мир.

Дара не могла сделать ни шага к любимому, но такому далёкому. Эта странная пара — охотник и вампирша — не знали, как они красивы вместе. Каждое их общее движение, запечатлённое в красках или камне, стало бы олицетворением любви. И Дара молчала, созерцая эту невидимую никому более любовь, и боялась разрушить её. Она боялась, что, встав между ними, заместив собой Миру, она разрушит это удивительное волшебство. Новая пара будет уже не воплощённой любовью, а олицетворением тоски и разочарования: когда она смотрит только на него, а он глядит куда-то вдаль, над её головой, и они разъединены, хотя вместе…

От печального самосозерцания охотницу отвлек резкий смех carere morte. Хохотала кукла Нефандуса, смело глядя в лицо Карлу. Дара нахмурилась: этот смех был очень похож на смех Миры… Да, точно! Теперь и движения, и повадки, и усмешка-оскал марионетки были, как у Вако.

— Печальное детство, трагедию безумной матери ты закрыл для себя, я понял это утром. Чем же тебя пронять? — отсмеявшись, промолвила кукла. — Ты честолюбив, как твой великий предок, Хортор! И ты, также как он, увлекаешься… слишком увлекаешься, ступив на путь властителя. Ты ещё помнишь свою вампирку? Как она? За её тень ты всё ещё сражаешься, или уже за звание главы охотников?

Карл молчал. Дару взволновал неожиданный поворот беседы, она даже отложила блокнот. Она ждала, что охотник отрубит голову марионетке, следуя совету из собственноручно же написанной инструкции. Но Карл почему-то медлил.

— Следуй за своей вампиркой, пади, защищая её, и, может быть, она сделает вторую куклу, в память о тебе. Кстати, к тебе в гости скоро нагрянет первая, Винсент. Я могу предложить отличный выход: уговори его сдаться и убить себя! Это легко сделать. Пусть вампирка будет только твоей! Сама она не откажется от куклы. Девочка! Не наигралась в игрушки! О, я вижу, эти мысли уже приходили тебе в голову…

Карл ничего не сказал, но лицо его дрогнуло, и Нефандус это заметил.

— Ты нравишься мне всё больше, Карл Хортор! Если не Мира, так я заберу твоё тело, когда твой дух его оставит. Тебя многие будут бояться и после твоей смерти. А вот кого боишься ты?…Кого?…Чего?. - крикнул Кукловод, помолчал, будто прислушиваясь, и вновь захохотал: — О, я не верю! Ты боишься… быть отвергнутым ею?..

Охотник очнулся.

— Разговор закончен, Нефандус, — холодно сказал он. Краткое движение, сверкание серебра — и голова куклы покатилась под стол в центре комнаты. Карл оглянулся на Дару, и девушка опустила глаза, запоздало поняв, что услышала много лишнего.

— У Нефандуса своеобразные шутки, — тихо сказала она.

— Я заметил, — жестко бросил Карл, но тут же смягчился: — Иди, поспи. Впереди тяжёлая ночь.

— Встреча с Софи… Думаешь, я усну после такого?!

Карл вновь глянул на неё и — о чудо! — подошёл ближе, ласково коснулся щеки, опять заставляя поднять глаза.

— Дара Меренс беспробудно спала весь день после встречи со стаей волков Либитины, также сладко эта стальная леди уснула после победы над чудовищем Нефандуса, сшитым из нескольких мёртвых тел. Она спокойно уснёт и сейчас, я уверен.

Дара согласно улыбнулась, и довольный собой охотник кликнул двоих убрать тело куклы, а сам занялся трофейными картами Нефандуса, обнаруженными в деревенской церкви. Продолжить беседу девушке было нечем, и она тихонько направилась в соседнюю комнату.

Комнатку, где она устроилась отдохнуть, и соседнюю, где Карл изучал карты Нефандуса, разделяла только занавеска, и Дара позволила себе не задёргивать её до конца. Она устроилась на небольшой тахте, головой к полоске света, падающей из приоткрытой занавеси. Отсюда ей была видна часть соседней комнаты: край стола, на котором охотник развернул карты, стул, заваленный другими картами, пока сложенными. Дара делала вид, что дремлет, но исподтишка следила за Карлом. Потом даже села на кушетке, так, что её платье попало в полосу света. Быть застигнутой за подглядыванием девушка не боялась. Охотника чрезвычайно заинтересовали карты Нефандуса, он составил на стол все светильники, бывшие в доме, и жадно впился глазами в чертежи. В сторону комнаты Дары он ни разу не посмотрел. Он переходил от одного края стола к другому, ведя пальцем по расстеленному листу старинной бумаги, губы мужчины беззвучно шевелились. Дара не пыталась расслышать, что он говорит сам себе, она любовалась формой этих губ, всегда хранящих тень улыбки…

Незаметно она уснула. И проснулась уже в сумерках. В комнате похолодало, и кто-то заботливо укрыл Дару, пока она спала. Охотница оглядела плотную ткань, покрывающую тело от плеч до бёдер и улыбнулась сама себе. Тёмно-серый сюртук Карла. Значит, он заходил к ней…

От этой мысли стало тепло, но лишь на мгновение. Охотница тут же осознала, что холод, расползающийся по комнате — не обычный вечерний холод. Такой мог исходить только от неживого, где-то рядом была кукла. В сумерках Нефандус часто посылал в лагеря охотников своих тварей. Сначала они нападали, но охотников ограждала невидимая защита, и все попытки были напрасными. Тогда Нефандус начал вредить, стараясь замедлить продвижение отрядов на север. Он устраивал поджоги, портил оружие, его птицы старались выклевать глаза лошадям.

"Что же стража? Спит?" — недовольно подумала Дара. Она повернулась набок, рукой коснулась пояса и убедилась, что кинжал на месте. Потом оглядела комнату, окно… Пусто. Значит, кукла в соседней комнате. Пришла мысль, что там, за занавесью, может быть, стоит София, но охотница отогнала её.

По полу комнаты Дары тянулась слабая трепещущая полоска света от единственной свечи, горящей в соседней комнате. Из- за занавеси доносились негромкие голоса, беседовали двое, в одном девушка узнала Карла. Может, допрос очередной куклы? Охотница осторожно приподнялась на руках, стараясь, чтобы тахта не скрипнула. Встала. Стараясь не качать, не шуршать широким платьем, прокралась к занавеске.

Нехорошо подслушивать! Но Дара полагала, кукла Нефандуса заведёт с охотником новый интересный разговор о Мире. А когда дело касалось вампирши-соперницы, девушка забывала строгие правила, внушенные в детстве.

Она тихонько заглянула за занавесь, и её брови изумлённо взлетели к волосам. Собеседником Карла оказался Винсент!

Дара с любопытством и некоторым ужасом разглядывала его. Винсент стоял у входной двери, прилежно соблюдая принятую между смертными и бессмертными дистанцию. Он был в непримечательном дорожном плаще из-под которого виднелся элегантный светлый костюм. Широкополую, видавшую виды шляпу вампир водрузил на гору карт на стуле. Тонкое юное лицо Винсента в свете свечи казалось прекрасным, но… кукольным. Вампир рассеянно глядел сквозь собеседника. Карл сидел за столом, облокотившись на карту, и на пришедшего не смотрел вовсе. Ради этого гостя он не стал надевать пиджак, и в расстегнутом жилете и рубашке выглядел простовато.

Когда-то ровесники, теперь они отличались разительно. Охотник очередными бессонными сутками прибавил ещё десяток к своим тридцати, глубокие тени залегли под глазами и в складках у губ, вампир же застыл в вечной фарфоровой юности. Оба молчали. Обмен приветствиями, похоже, был позади. Слух Дары резала неловкая тишина.

— Вижу, вы продвинулись далеко на север, молодцы, — звонко заметил решившийся Винсент.

— Ты не боишься выходить днём? — буркнул Карл вне связи с репликой вампира, и Дара вдруг вспомнила, с какой неприязнью охотник всегда говорил о Линтере. Наверное, Карл не мог простить ему внешнее сходство с Аланом, первой любовью Миры. Охотница поёжилась: Винсент, похоже, не представляет, насколько ему тут не рады…

Вампир снял длинный плащ с капюшоном, аккуратно повесил на стул.

— А что тут страшного? — миролюбиво сказал он. — Тётушка выходила днём, Макта также постоянно путешествует при солнце.

— Как тебя пропустили? Зачем ты пришёл ко мне? — Карл мял что-то в пальцах… Воск со свечки?

— Недавно возвратился в родные края и собираю новости. Никто меня не пропускал, я сам легко прошёл вашу охрану. Что, Мира не учит ваших новичков, как противостоять вампирским чарам?

Карл будто бы немного оттаял при упоминании Миры, усмехнулся:

— Учит. Но здесь немного другие охотники: кардинская молодёжь. Они не бывали у Источника, прошли посвящение в Карде, в церкви Микаэля, без долгой подготовки. В борьбе с Кукловодом знание вампирских чар не требуется — лишь бы была хорошая защита от неживого.

— А что в столице? Насколько я знаю, Латэ собрал группу для поисков Избранного.

— Да. Мира в ней, если это тебя интересует. Пять лет назад она прошла посвящение.

— Где сейчас группа?

— Вроде бы пока в Меторе, — лицо Карла снова стало жёстким. Дара даже на мгновение потеряла вечную улыбку в уголках его рта. — Ты хочешь отправиться к ней?

Бледное лицо вампира нервно дёрнулось:

— Нет. Я спросил, чтобы знать, куда мне точно не следует наведываться. Наши встречи с Мирой… несут нам обоим только боль.

Карл раздражённо отбросил смятый шарик воска, поднялся, с грохотом отодвинув стул.

— Хорошо, что ты явился сюда, — скупо похвалил он, вновь пропуская реплику собеседника. — Нам нужна хорошая карта окрестностей. Когда начнёт светать, поднимись в небо. Меня интересует северо-запад…

— Предпочту остаться на земле. Куклы Либитины разорвут крылатого соглядатая Ордена, — фыркнул вампир, наконец, почувствовавший неприязнь охотника.

Пламя единственной свечи затрепетало и вспыхнуло ярче. Дара поспешно отступила в тень, пока её не заметили. Теперь она не могла видеть собеседников.

— Нефандус предупреждал меня, что ты придёшь, — задумчиво сказал Карл. — Это он тебя послал? Знает, куда бить!

— Никто меня не посылал. Я уже пять лет сопровождаю Макту. Он интересен, этот Старейший! — Винсент не вовремя увлёкся. — Он не человек и даже не carere morte. Он — последовательная и холодная, неотступная и неотвратимая… месть.

— Зачем он тебе?

— Я ищу… — договаривать Винсент почему-то не стал. Может быть, он сам не знал ответа на этот вопрос?

— Лучше бы ты искал Дар! — не сдержался охотник. — Мира одна, не жалеет себя, всё время в поисках Избранного… Это и в твоих интересах тоже!

Дара слышала, как Винсент горестно вздохнул:

— Пусть Мира делает, что хочет. Мне Дар не поможет, а вот сведения о Макте наверняка помогут твоему Ордену.

Очень недобро он выделил слово "твоему"… Дара решилась, и осторожно выглянула снова.

Карл стоял у окна, по-прежнему отвернувшись от собеседника. Вампир устроился на его месте за столом и тонкими изящными ловкими пальцами играл с пламенем свечи. Лица обоих были непроницаемы. Но скоро Винсент улыбнулся. Держать долго маску безразличия на лице он не умел.

— Хортор, вижу, ты мне не рад?

— Разве мы были дружны в юности?

— Нет, но…

— Я не имею привычки подолгу беседовать с куклами, — очень холодно сказал Карл, но Дара уловила в его голосе нотки ярости. И дышал он тяжело, скоро, глаза странно блестели, лицо побледнело, так что на щеках, подбородке контрастно выделилась сизая щетина. Прежде охотница не видела его таким. Ей стало и страшно… и смешно. — Винсент, Алан — не знаю, которое из обращений верно, но если не желаешь нам помогать — уходи. Иди своей дорогой. К утру выйдешь к селению, там можно скоротать день.

Винсент не слышал ничего, кроме презрительного "Алан". Лицо вампира потемнело.

— Латэ — и тот не позволял себе такого. Кем ты себя возомнил, Хортор?

— Кем ты себя мнишь? — Карл резко развернулся к нему. Руками он вцепился в подоконник, видимо, борясь с искушением броситься и ударить вампира. — Посмотри на себя, Линтер! Ты мёртв, давно. Ты кукла! Тебя водит чужая воля! Чему ты радуешься — жалкому существованию марионетки?! — он почти кричал это, напрочь забыв об охотнице в комнате за занавесью. Лицо побагровело, резкие складки прочертили щёки. — Ты как медальон с портретом умершего и его локоном на шее безутешной возлюбленной! Как мне хочется иногда порвать цепочку и вышвырнуть тебя прочь, освободив Миру! Но нет! Она ведь пишет мне только о тебе, всё время только о тебе… Она живёт одной мечтой о тебе… Твоя фотография в траурной рамке вечно будет пылиться на её столе! Уволь меня от вашей комедии, Линтер. Уходи!

Винсент безмолвно принял выкрики охотника. Он только скрестил руки на груди, скрывая их дрожание. Дара, не в силах глядеть на эту сцену, отвернулась, прижалась спиной к стене, сжимая в руке кинжал. Вмешаться? Или не вмешиваться ни в коем случае? Этот вампир охотника, конечно, не убьёт, но вот если охотник убьёт вампира… — Мира ему этого не простит!

"…И тем лучше для меня, — пришла холодная мысль, скользкая, как змея. — Не вмешиваюсь".

— Если ты так уверен, что я — обычная кукла, на кого тогда обращена твоя ненависть? — тихо и со странным, зловещим добродушием заметил Винсент. — Получается, на хозяйку? На Миру?

— Получается! — выдохнул охотник и осёкся. Дара слышала его тяжелое, будто затруднённое дыхание. — Ты — частица её прошлого, давнего прошлого, но меня эта частица жжёт так, как ни одно воспоминание собственной, далеко не безгрешной жизни!

Дара приподняла голову, чтобы слёзы, собравшиеся в глазах, не скатились по щекам, оставив предательские дорожки. Вновь и вновь слышать от любимого признания в любви к другой — это ли не мука? Дайте ещё один тёмный подземный коридор, ещё одну встречу с Софи, но заберите этот вечер!

— Мира изменилась за годы в Ордене, ты видел? — после долгой паузы вдруг сказал Карл. — Ты — её — видел?! Она уже не carere morte. Один ты привязываешь её к Бездне, ты — крохотная, но неуничтожимая частица пустоты в её крови. Она и не думает об исцелении для себя, хотя это возможно, хотя об этом кричат её глаза! В своём отражении она видит одного тебя. Бессмысленного. Пустого. Несуществующего!

— Так ты тоже её любишь, — прошептал Винсент. Настала ещё одна долгая пауза, и Дара в волнении до хруста пальцев сжала рукоятку кинжала. — …Отдать… её… тебе?

Эти слова хрустальными каплями повисли в стеклянном озере тишины… Дара выглянула снова. Охотник всё также стоял у окна, но уже не цеплялся за подоконник. Его руки бессильно повисли вдоль тела.

— Отдать её тебе? — задумчиво, сам себе повторил Винсент и снова потянулся к свечке, коснулся маленького огонька. Слабая, но ясная улыбка осветила его лицо. — Ведь это верно! И она говорит о тебе давно, выделяет среди прочих… Ты прав. Я — иллюзия, и только. Я уже хотел уйти, исчезнуть. Рете подсказала, как. Да побоялся тогда оставлять Миру одну. Но сейчас прошло столько лет… Думаю, она сумеет, справится. Исцелится.

— Линтер. Когда ты сказал: "тоже любишь", я понял. Ты — не кукла.

— Никто не знает, кто я.

— Не вздумай "исчезать". Мира сама тебя отпустит, когда придёт время. Латэ говорил, она должна сама осознать вашу связь.

Вампир тряхнул головой и звонко засмеялся:

— Удерживаешь, потому что боишься, она потом будет винить тебя, что подтолкнул? — он помолчал недолго. — Пусть тётушка живёт и дальше в счастливом неведении. Я же вполне доволен "жалким существованием марионетки", ведь альтернатива — небытие. Но вам, живым, его не представить. Мир, Хортор. Я ухожу.

Карл устало потёр висок. Охотник выглядел ошеломлённым и… виноватым.

— Винсент… — начал он, но вампир забрал свой плащ и шляпу и скрылся в темноте комнаты. Он словно растаял, как тень — входная дверь не хлопнула, и кажется, даже не шелохнулась.

Охотник остался в комнате. Он вновь устроился за картой, но теперь рассматривал чертежи Нефандуса с куда меньшим интересом. Потом достал свою фляжку с кофе и щедро налил в неё коньяка из припрятанной в дорожной сумке бутыли. Глотнул получившуюся холодную и, наверное, невкусную смесь, и вовсе оставил карты, уставился куда-то в темноту комнаты, облокотившись о стол. Пряди чёрных волос из растрепавшейся причёски падали на лоб, придавая чуждый всегда строгому охотнику романтический вид, в пустых тёмных глазах мужчины плясало маленькое пламя свечи.

"О чём он думает сейчас? О ком?.. О, на надо, я знаю!"

Как тошно! Дара покружила по комнате, уже не стараясь двигаться бесшумно, потом выбежала на улицу: из её комнаты был отдельный ход в коридор. Она прогнала молодую девушку из охраны лагеря спать, и вместо неё до рассвета бродила по пустой улице селения, забыв о холоде осенней ночи. На небе выступили звёзды, и изредка девушка поднимала к ним лицо, и умоляла упасть хоть одну звёздочку. Упасть, исполнить её заветное желание! Но звёзды словно приклеились к небесной тверди… Не угодно твоё желание небу, Дара!

Под утро она вернулась. В соседней комнате за занавесью было темно: охотник спал.

"Делим дом на двоих, как супруги, а на самом деле…" — Она опять уснула в слезах… и проснулась от негромкого стука, повернула голову. За окном было яркий, жёлтый, прозрачный полдень.

— Дара! Пора вставать, красавица, — позвал Карл. Дара поднялась и отдёрнула занавесь между комнатами.

Охотник давно встал, успел побриться и переменить костюм — выглядел франтом, почти как Винсент. Он был в прекрасном настроении и мелодично насвистывал что-то, собирая дорожную сумку. Дара машинально потянулась поправить причёску.

— Куда это ты собрался? — протянула она.

— Я еду к Доминику. За старшую у вас Селеста. А ты, если достаточно отдохнула, займись разбором почты.

Дара вздохнула. "К Доминику…" Гесси с отрядами стоял западнее. На эту поездку у охотника уйдёт весь день.

— Ночью я слышала… — охотница замялась. — …будто бы разговор на повышенных тонах?

— Тебе, наверное, приснилось. Лучше посмотри на это, — Карл заговорщически подмигнул ей и указал на карты на столе. Дара подошла ближе, пригляделась:

— Это же Карда! Со всеми вампирскими убежищами! Ого! Вся свита Владыки в наших руках!

Они склонились над картами, совсем рядом, радостные, и Дара почувствовала, что их словно бы ничто не разделяет. Боясь потерять момент — их так мало было за все годы, что она знакома с Карлом! — она подвинулась к нему ещё ближе, так, чтобы он почувствовал ещё сонное, мягкое тепло её тела. Кажется, этот манёвр удался. Охотник поглядел на неё — чуть удивлённо, но с той туманной задумчивостью, с какой мужчины порой провожают взглядом хорошеньких девушек.

— А это что? — воскликнула Дара, взяв новую карту. — Не узнаю. Это что, план здания?

— Замок Дэви. Впрочем, все слабые места "Тени Стража" нам известны давно, от Миры, — легкомысленно пояснил Карл, и Дара окаменела. Опять эта Мира! Она отодвинулась — резко, будто её уличили в чём-то непозволительном, поджала губы от обиды.

— Похоже, Нефандус нарочно оставил эти карты в церкви, — заметила она. — Здесь достаточно сведений, чтобы уничтожить всю вампирскую цитадель! Если, конечно, они верны.

— Я спрашивал утром его куклу: что всё это значит. Он сказал… — охотник вздохнул.

— Что сказал?

— "Это моя месть Дэви".

Скоро Карл ушёл. Дара вздохнула и занялась почтовой сумкой. Нужно было рассортировать письма. Большинство посланий оказалось письмами из дома, также она откладывала в отдельную стопочку послания от Латэ. Работа продвигалась споро, но вот Дара извлекла из сумки одно из последних писем — от Миры Вако — и… остановилась.

Письмо Миры предназначалось Карлу. Они переписывалась, впрочем, нечасто: одно письмо в месяц, не больше. Дара часто держала в руках эти письма и… не хотела передавать их адресату. Она ненавидела почерк вампирши — мелкий, тонкий, с неряшливыми завитушками, похожими на серпы. Она ненавидела и почерк Карла, вернее, имя "Мира", написаное им… Иногда, если конверт Карла ещё не был заклеен, или охотник не успевал убрать полученное от Миры письмо, Дара осмеливалась читать эти послания. То, что она находила там, не злило больше, но и не успокаивало её. О, да, Мира прилежно выполняла своё обещание "уйти-уступить". Тон её писем был деловым, без намёка на флирт или хотя бы дружбу. А если Карл (подлый изменник!) в своём послании переходил эту границу, вампирша наказывала его долгим молчанием: два-три месяца… полгода. Но письма были, и этого ревнивице было довольно.

Дара разозлилась, потом загрустила. Разбор почты она закончила, но письмо от Миры нарочно отправила обратно в сумку.

Когда совсем стемнело, возвратился Карл. Дара заметила его издалека и вышла встречать. Охотник спешился, и Дара заметила у него за плечом заряженный арбалет.

— Как ты? На тебя нападали в пути?

— Я ждал нападения, но его не было. Нефандус отступает. Гесси и его отрядам он уступил селение без боя. И Солен идёт уже несколько дней, не встречая сопротивления.

Они пошли рядом. Карл вёл под уздцы лошадь.

— Мы близко к логову!

— Да. Выступаем сегодня же ночью: нужно добраться до гор до рассвета. Тогда днём можно будет начать обследование шахт.

— Когда?

— Через два часа. А ты через десять минут будь в штабе.

На собрании Дара скучала. Всё было ясно. Охота на Кукловода близка к завершению. Охотница, разумеется, сделает всё, от себя зависящее… Вести группу замыкающих? — Отлично! Следить за Мартином, он в последнее время хандрит? — Конечно прослежу, не беспокойтесь. Дара отвечала только на вопросы, касающиеся её группы, но в обсуждение самой решающей битвы не лезла. После встречи с Софией ей стало всё равно. Она только ещё крепче держала свой ледяной щит, отбивающий все удары судьбы и не пускающий наружу эмоции… Собрание было недолгим. Скоро главы отрядов разошлись. Она тоже собралась уйти: пусть Карл поспит хоть час до выхода отрядов, но охотник сам попросил её остаться.

— Ты что-то хандришь, — заметил он, прихлёбывая крепчайший кофе.

— Я не Лира Диос, я не подведу.

Она помолчали: обоим не хотелось ничего говорить. Даре было уютно в тишине, если тишина была созвучна струнам её души, как сейчас.

— Гесси обмолвился, что Даниель близок к цели, — поделился Карл. Дара поморщилась:

— Ну и что?

— Странно, что письма от Миры нет. Даниель написал Доминику, а Мира мне — нет.

— Да, странно… — Дара почувствовала, что краснеет. Они снова замолчали, но новая тишина резала уши девушки страшным диссонансом.

— Может быть, Кукловод отчасти прав, — заметила она, чтобы хоть как-то нарушить молчание. — Мы сражаемся не с тем врагом.

— Ты предлагаешь остановиться сейчас и осадить "Тень Стража"?

— Нет. Конечно, нет, — охотница вздохнула. — Сейчас мы уже зашли слишком далеко. И надо разделаться с Кукловодом…

— "Нефандус — тихий сумасшедший и не опасен, если не приближаться к его лабиринту", — ты это хотела сказать? — охотник усмехнулся и поднялся, подошёл к столу с картами. — Знаешь, сегодня я чуть было не согласился с ним. Армия кукол против армии Дэви — это было бы великолепно. Стравить двух врагов, а самому следить со стороны… А потом добить обоих.

— Тогда почему ты отказал Нефандусу? — Дара подошла к нему. Охотник рассматривал верхнюю карту — карту гор, подножье которых им предстояло штурмовать в ближайшие дни.

— Не доверяй carere morte — первая заповедь охотника, — Карл улыбнулся. — А если серьёзно, Дара: не бросайся, очертя голову, в новую битву, не закончив предыдущей. Достоверные сведения о "Тени Стража", о всех старейших Карды у нас. Мы закончим с Нефандусом, выучим в Доне охотников, которые не дрогнут от взгляда Владыки, и тогда…

— Ты поведёшь нас в бой, — закончила Дара и засмеялась. — Не говори, что хотел сказать не это!

— Думаю, так и будет. А ты понесёшь наше знамя в Карду… Но довольно мечтаний, — он шутливо накрыл её руку на столе своей. — …Какие ледяные пальцы!

Дара вздрогнула от его прикосновения.

— Ночь. Тень опять спустилась, — хрипло, кратко заметила она. — Я рада, что эти пять лет провела здесь, в Термине… с тобой.

Он внимательно поглядел ей в глаза, недовольный её тоном:

— Не прощаешься ли ты? За все годы у нас не было потерь. Уверен, и логово Нефандуса будет взято без единой жертвы.

— А я не уверена, — холодно сказала Дара. — Впрочем, всё равно. Сюда опять приполз туман. У меня в этом тумане мешаются мысли…

— У меня тоже, — Дара поймала рассеянно-благодушный взгляд Карла и удержала его. И ей стало страшно, будто она стояла над обрывом в шаге от края. Но она боялась не падения, а того, что какой-нибудь нескладной, неуклюжей фразой разрушит долгожданный миг.

— За годы сражений с куклами забываешь, каковы живые люди, — задумчиво заметил охотник. Его взгляд не отрывался от её шеи, видимой в открытом вороте платья до самой ямочки между ключицами. Тонкая кожа над ней пульсировала в такт с движениями разволновавшегося сердца девушки.

— Да, точно, — прошептала Дара и трудно сглотнула. — Словно сам становишься ходячим мертвецом, ведомым чужой волей. Но есть способ разбудить любое сердце, правда? — она постаралась улыбнуться, как обольстительница. — Ты ведь тоже чувствуешь этот голод… — медленно, под его неотрывным взглядом, охотница подняла руку и коснулась межключичной ямки, почувствовала дрожь своего сердца пальцами. — Он сродни вампирскому, наверное…

В следующее мгновение они целовались, забыв обо всём на свете. Дара отбросила свой щит. Она вцепилась в этого мужчину, любимого и чужого, с неосознаваемым намерением никогда больше не отпускать. Удивительно, но она совсем не ужасалась своим действиям, немыслимым для воспитанной в строгости дочери Меренсов: её руки уверенно и ловко расстегнули ему воротничок, потом сюртук. Потом, также лихорадочно быстро, она расстегнула пуговки на своём платье. Под платьем не было ничего, кроме тонкой сорочки, но Дару это не смущало. Они были сейчас дикими зверьми, ведомыми инстинктом, и стыд — это человеческое чувство — исчез.

За окнами вспыхнули огни: покидая селение-призрак, охотники поджигали его. Красные отсветы легли на пол комнаты, на стол — карты словно залило кровью, на лицо Карла… А Даре явилось непрошенное воспоминание: последний допрос тварей Нефандуса. Она вспомнила, как Карл вёл его: в своей насмешливой и чуть шутливой манере, ничуть не боясь хозяина кукол. Он никогда не сомневался в своей защите, в отличие о многих и многих в Ордене. Похоже, он вообще не знал, что этот щит, порой, ломается…

"Так ты тоже её любишь", — грустный голос Винсента…

Дара замерла. Она ещё позволяла ласкать себя, но уже не отвечала на ласки, и скоро Карл остановился, отступил.

— Дара? Ты что… Разве не этого ты хотела утром?

— Я ошиблась, — еле вымолвила она. — Не нужно этого делать. Когда не любишь… не нужно.

Она принялась застёгивать платье, гладкие пуговки скользили в дрожащих пальцах и никак не хотели проходить в петли. Карл оторопело смотрел на неё, потом сообразил отвернуться. Дара закончила с платьем и занялась причёской. Тогда охотник подошёл к ней сзади и неловко обнял. Это было несказанное "прости", и Дара приняла его.

— Я забыла сказать тебе. Письмо от Миры пришло, — голос всё же ещё дрожал. — Я сейчас его принесу.

Дома горели, горела и церковь. Отряды отошли далеко, но едкий запах гари всё ещё провожал их. Низину опять затянуло туманом, мешающимся с дымом от пожарища. Дара шла с Селестой и вела свою лошадь. Ей хотелось запрыгнуть в седло и нестись вскачь — да не во тьму предгорий, а назад, на пламя большого пожара… Но она молчала, мерно шагала рядом с немолодой охотницей, слушая размеренный стук копыт лошадки.

— Скажите Селеста, — неожиданно для самой себя нарушила молчание Дара. — Как вы думаете, позавчера я, действительно, второй раз убила сестру?

Селеста, ещё одна завязатая молчальница, недовольно глянула на неё, но ответила вежливо и осторожно:

— Первый раз — это была не твоя вина, Дара.

— Я пробовала ритуал, и он оказался бессилен. Тогда я отрубила Софи голову. Это была кукла Нефандуса… Кукол не делают из carere morte, ведь душа вампира привязана к бессмертному телу и будет сопротивляться воле хозяина. Как же тогда Нефандус сделал это с Софи?

— Если Кукловоду удалось завладеть телом Софии, значит, её душа оставила его. Твоя сестра была новообращённым вампиром в момент смерти, проклятие не успело прорасти в её душу. Она смогла освободиться.

— Вы думаете, она ушла туда же, куда уходим мы?

— Думаю, да…Что ты, Дара?

— Всё хорошо, — девушка смахнула непрошенную слезинку и засмеялась. Ей было так радостно… и пусто.